Пока я пытался прийти в себя, прошли несколько тягучих минут.

— Теперь ты сумеешь так же мужественно и непреклонно повторить свое витиеватое предложение руки и сердца? — Вика с любопытством заглянула мне в глаза.

— Конечно! — решительно кивнул я. — Скажу больше, после таких признаний, даже более мужественно и непреклонно, чем давеча.

— А вы, ребята, не слишком торопитесь? — саркастически заметил Борис. — Еще неизвестно, что Федя грядущий нам готовит. Напоминаю, он в монастыре успел побывать.

— Ага, ага, — захлопала в ладошки Вика, — значит, варианты еще очень могут быть!

— Я бы на твоем месте не обольщался, — успокоил я Вику. — Судя по цепочке событий, которая выстроилась не по нашей воле, будущее наше на ближайшие лет двадцать предопределено.

— Ах, простите, господа, — произнесла девушка певучим контральто, — я и позабыла, что вы у нас гении. А я тут случайно, серая овечка, мимо проходила, травку пощипать. А дедушка приказали-с к нему под крыло идти. Ползти…

— Знаешь что, овечка! — заскрипел я серьезным тоном. — Есть много, друг Виктория, на свете, что и не снилось нашим мудрецам. И академикам. Так что…

— Ладно, Юра, пока я тебе по шее не надавала… — Это прозвучало как реплика «мамы» из детской игры в «дочки-матери».

Меня слегка перекосило, в правом полушарии мозга лязгнул сигнал опасности: «Опять на эмансипе нарвался!», потом из левого полушария проворчало: «Да-а-а, работы здесь непочатый край, но ты справишься». Между тем, девушка продолжила:

— …Давайте-ка лучше выпьем за мир во всём мире, — предложила Вика, открывая бар, встроенный в переднюю стенку салона. (Вот она уже и осваивает роль примирительницы воинствующего мужчины).

— Шампанского господам гусарам! — воскликнул Борис, радуясь разрядке напряженности. — Ладно уж, и даме глоток!

— Пока только кофе из термоса, зато с бутербродами, — осадила девушка гусаров, ловко разливая кофе по чашкам из китайского термоса с драконом на борту и раздавая душистый напиток в комплекте с огромными многослойными сэндвичами. (А это уже стажировка в роли кормящей голодного мужика). Вика набралась смелости, тряхнула головой и тем же контральто пропела: — Кстати, напомни, Юра, как тебе удалось в гении пробиться? Ну, с Борей всё понятно, у него мама — красавица из высшего света, а папа — невозможно засекреченный ученый.

— А у Юры бабушка! — вставил слово Борис, хлопнув меня по колену. — Это бабушка, у того, кого надо бабушка!

— Ну да, бабушка, — подтвердил я. — Когда она поняла, что сын ее, мой отец, совсем не туда свернул, куда надо… А я уж было пошел по его стопам… Ну там, дрался, пил водку, учился плохо. В общем, старушка взяла мое воспитание в свои руки. Как-то я засомневался в успехе ее предприятия и прямо сказал, что ничего у нее со мной не выйдет. Мол, тупой, ленивый, память плохая, сосредоточиться не могу…

— Это ты-то!.. Тупой?! — воскликнул Борис.

— Да, представь себе, — подтвердил я. — А бабушка так обрадовалась моему признанию! Обрадовалась, конечно, не моему дебилизму, а покаянному признанию своей немощи. Я даже удивился. Так и преподобному Сергию Радонежскому, сказала бабушка, тоже учеба в детстве не давалась. А потом помолился усердно, и ему Господь дал все что нужно: ум, память, волю. Повезла бабушка меня в Сергиев Посад, ума набраться. Мы с ней часа три у раки с мощами преподобного Сергия простояли. Никогда в жизни не видел, чтобы человек так усердно молился. Даже меня проняло — тоже стал горячо просить Господа, Пресвятую Богородицу, своего святого — князя Юрия Владимирского и, конечно, Сергия Радонежского, чтобы мне из разгильдяев в умники переформатироваться. Ну вот…

— И что, вышел из храма умный-преумный? — спросила Вика с усмешкой.

— Конечно не сра-а-азу, — протянул я, погрузившись в воспоминания. — Из храма как раз вышел будто онемевший. Словно по голове раскаленным мечом плашмя ударили. Как во сне был. Только одна бабушка понимала, что со мной происходит. Она меня до электрички под руку вела, как больного. Но со временем, стал замечать, что помню каждое слово учителя. Запоминаю тексты, формулы и цифры — целыми страницами. Мне даже не нужно стало делать домашку, ну разве, примеры за пять минут на переменке нащелкаю. А потом интересно стало, что там дальше будет? Так я на целый год вперед все учебники пролистал и все понял. Даже учителям подсказывать стал. Тут и бабушка подключилась. Заставила исправить все тройки в табеле на пятерки, что-то пересдавал, что-то учителя сами исправили. А потом стала меня в церковь за ручку водить, и духовным наукам обучать. Тогда и понял я, что всё в нашей жизни оттуда выходит, из духовной мудрости — в реальную жизнь. И что-то вдруг такую жажду почувствовал! Стал читать Библию, молиться, книги домой из библиотеки пачками приносил и буквально проглатывал. Ну и за бабушкой записывал каждое слово, даже блокнот завел, чтобы ничего не упустить. А потом пошла цепочка событий, которые иначе как мистическими не назовешь. Вот и с вами Господь меня свёл.

11

Последний рассказ о «преумножении ума» мне пришлось повторить уже совершенно в другом месте, другому слушателю.

Из-за горизонта, на встречной полосе, появился черный джип и стал сигналить фарами. Я сказал водителю:

— Это наш Федор, остановите, пожалуйста.

Лимузин притормозил, спец-водитель вышел из авто, держа правую руку на подмышечной кобуре. Из джипа выскочил Федор, сказал что-то нашему телохранителю, наверное пароль, тот кивнул и открыл дверь со стороны Бориса. Мы попрощались с Викторией, пытаясь не обращать внимания на кислое выражение лица девушки, пересели в джип и понеслись на сумасшедшей скорости по шоссе в противоположную сторону.

Предположение Бориса насчет монастыря оправдалось на все сто. Федор сообщил, что и генерал, и академик, последовательно пришли к согласному решению, что пора нас познакомить со старцем, который окормляет обе структуры, а потому подключился к нашему спасению на своем духовном уровне. Если честно, мы с Борей струхнули посильней, чем во время проявления подлости и дедовщины — к этим явлениям нас все-таки приготовила народная молва. А тут Старец — человек в нашем представлении духовный супермен, гений молитвы, перед которым наши начальники стоят на коленях, получая подзатыльники, как провинившиеся мальчишки.

Голова наполнилась вопросами, они там рождались, наслаивались, толкались, сея в душе неприятную дрожь и страх. Там было нечто от сумбурных «верю ли я в Бога?», «зачем Бог позволил быть такому количеству зла?», «зачем нужно посредничество церкви, когда Бог и так слышит каждую молитву?» — до «а что мне за это будет?» Когда генеральский джип свернул с шоссе на щебеночную дорогу, и мы углубились в лесную чащу, страх мой достиг апогея. Тут меня и закопают, прошелестела в голове подленькая мыслишка. Федя, почувствовав смятение в наших с Борькой рядах, воскликнул:

— Не трусьте, парни! Я, помнится, таким же был, когда впервые сюда пришел. Кстати, пешком. Я тысячу раз хотел вернуться. Только в больнице мне один больной священник в больничном халате сказал, что я чудом избежал смерти. А за чудо нужно благодарить. И меня сюда направил. И вот иду, хромаю на обе ноги, наступают сумерки, темнеет — жуть пробирает. И вдруг мысль: меня смерть в темечко поцеловала, сзади смерть, а впереди, если дойду — жизнь! Я эти слова, как молитву повторял — так и дошел. И вы дойдете! Доедете… И помните: чем сильней страх Божий, тем большую пользу получите.

Потом в конце щебеночной дороги, на просторной полянке, чуть не из-под земли вырос дом. Потом, как в дурмане мы с Борей тащились от автомобиля до дверей — будто свинцовые гири на ноги повесили. Потом — провал в сознании, головокружение, может быть даже обморок. Чьи-то руки поднесли нам ковшик со святой водой, мы по очереди отпили, пришли в себя.

И вот мы с Борисом и Федором сидим за столом с потертой клеенкой в лилиях. Только что отзвучали последние слова молитвы: «…Господи Иисусе Христе Сыне Божий, благослови ястие и питие рабом Твоим, яко Свят еси, всегда, ныне и присно, и во веки веков» — звуки эти всё застолье отдавались эхом во мне. Мы попиваем чаёк с малиновым вареньем, жуем пирожки с капустой, а в торце стола под иконами сидит седой старичок и мягким голосом расспрашивает гостей. Мне пришлось еще раз повторить сначала рассказ о последних событиях и на десерт — чудо прибавления ума.

Потом в келье старца мы исповедовались. Когда епитрахиль накрыла мою голову, а тепло от руки священника проникло сквозь ткань и согрело затылок, по моим щекам текли слезы, но я их не стыдился. На душе возникла чистая тихая радость. Несмотря на полумрак кельи — там горела одна-единственная свеча — мне показалось, будто всюду разлился свет. Сияло всё: моя улыбающаяся физиономия, одежда, пол подо мной, стены, потолок. Свет вылился наружу и осиял всё-всё, вплоть до горизонта, до высоких небес, достигнув каждого человека, которого я знал, и даже врагов, которые в тот миг перестали быть врагами. Никогда еще ничего подобного со мной не бывало!

Вышел из кельи Борис — он тоже сиял, как золотая медаль, полученная в школе, которую мы рассматривали в сквере на лавке. Тогда с неба светило солнце, лучи яркого света отражались от золотой медали, ослепляя глаза. Мы жмурились, смеялись, предчувствуя впереди нечто такое прекрасное, о чем даже в самых дерзких мечтах не мечталось — и вот оно пришло, это прекрасное нечто! Вышел Федор — он тоже сиял, смущенно смахивая влагу со щек. Потом, задув свечу, вышел из кельи старец. Он вернул нас в столовую, мы сели на жесткие лавки и погрузились в плавный поток слов старца.

— Кто знает, может, я эту ночь до рассвета не доживу — как видите, стар я, каждое утро встречаю новый день, как чудо. Что сейчас скажу, говорил и вашим начальникам, и они меня услышали. Как я понял, вас Господь осыпал дарами: кому даровал силу ума, кому — воинскую храбрость. И это хорошо, потому что всё, что от Бога — благо. Но есть и опасность, детки. Враг человеческий на одаренных людей не просто мелких лукашек насылает, а князей тьмы — и вам с ними придется вести брань до конца жизни. И не дай Бог, чтобы у вас возник помысел, что это вы сами по себе такие гениальные. Да не будет сего! Как примете такой помысел, так вам и конец — все дары Господь отнимет, а вы станете нагими от дел благих и беззащитными. Могут прийти пьянство, наркомания, разврат. Вот что сказал Бог устами пророка Иеремии: «Напойте его пьяным, ибо он вознесся против Господа; и пусть Моав валяется в блевотине своей, и сам будет посмеянием» (Иерем. 48:26). Видите, что бывает за превозношение? Наказание позором! От мысли «я такой гениальный» до падения в лужу с нечистотами — один шаг. А вы так помышляйте о себе: «Я страшный грешник, а Господь по милости Своей дарует мне блага. Помоги, Господи, не закопать таланты в землю, а преумножить, чтобы прославить Тебя!»