Зовущие небеса

Роман

Александр Петров

Глава 1. Слава тебе, безысходная боль!

Просто я это вижу

Некоторые хотят видеть уродство этого мира.

А я хочу видеть красоту.

Майкл Крайтон. Западный мир

– Так не бывает! – чуть не кричала девочка, склоняясь над мольбертом соседки.

– Почему, Таня? Я же рисую, значит это есть, – отвечала та почти шепотом, но таким значительным, что хотелось молчать и слушать каждое слово.

– Аня, ты смотришь на барак с крысами и клопами! – угрожающе шипела девочка Таня. – Там живут пьяные мужики и глупые скандальные бабы. А у тебя на рисунке – дворец с фонтаном, дамы и кавалеры.

– Да, в этом дворце живет мой Сероглазый король, он ищет меня, такой грустный, но пока найти не может.

– Это барак! – вскрикнула Таня. – И короля в этой облупленной развалюхе нет!

– Но я же вижу дворец, – также невозмутимо шептала Аня, – и короля, и его любовь ко мне, и грусть…

– Ты совсем уже ку-ку?! – подпрыгнула Таня, чуть не своротив свой мольберт с карандашным наброском барака и кривыми деревьями на грязной улице. – Да что у тебя в голове! Совсем уже…

– Что вижу, то и рисую. – Аня подняла на соседку серо-голубые глаза, в которых отражалось синее небо в белых облаках, только смотрела она не на Таню и не на череду старых домов, а как бы сквозь неприглядную реальность туда, где она обитала на самом деле. – А в голове – моя сказка, собственная. Помнишь песню: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Вот и я это делаю. Уже начала.

– Нельзя так, – как-то растерянно прошептала Таня. – Это неправильно...

– Можно. Просто я так живу. Мне нравится.

– …Гм-гм… А меня научишь? – внезапно для самой себя попросила Таня, усаживаясь на опрокинутый ящик из-под пива к своему мольберту, при этом не отрывая глаз от Ани и ее рисунка. Только ответа не последовало. Аня «улетела», как говорила в таких случаях Таня, чувствуя при этом зависть и неспособность к иррациональным движениям души.

Откуда у Анечки этот король, да еще почему-то сероглазый? А все оттуда – из книг, столь почитаемых девочкой. Однажды она забралась на чердак, где устроила себе убежище, засмотрелась на огненный закат солнца, сняла с полки первую попавшуюся под руку книгу, наобум открыла и прочла:

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

…

Дочку мою я сейчас разбужу,

В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:

«Нет на земле твоего короля...»

И всё это настолько глубоко запало в душу девочки: душный закат червонного золота над широкой рекой, чердачное одиночество, столь необычное «Слава тебе, безысходная боль!», королевские серые глаза у дочки и слезы, хлынувшие из её, Аниных, глаз; и предчувствие чего-то очень красивого и трагического в её собственной жизни, такой еще короткой, но уже полной неразгаданных тайн. И никто, и никогда не смог ни понять, ни разделить эту острую сладкую жалость девочки Ани к незнакомой сероглазой девочке, к умершему королю и его тайной возлюбленной, глядящей в глаза дочки, сонные, полуприкрытые, любимые глаза.

Детство Ани закончилось в день ее первого юбилея. Раньше она слышала это слово по радио, телевизору, только применительно к седым солидным дядечкам, которых поздравляли члены правительства, ученики, почитатели. А тут вдруг слово «юбилей» прозвучало за день до ее десятого дня рождения. Родители долго шушукались на кухне, спорили, даже кричали, в то время как дочка лежала в своей комнатке, накрывшись с головой одеялом, пытаясь понять, отчего ей так грустно и одиноко. День рождения получился замечательным, во всех отношениях. Ане позволили пригласить множество гостей, накрыли на веранде богатый стол, весь вечер магнитофон играл песни, девочки и мальчики, дяди и тети, соседи и уж совсем посторонние люди, заглянувшие на огонёк, – поздравляли именинницу, вручали подарки, шумели, танцевали и распевали песни. Мама подарила дочке настоящий этюдник, папа – фотоаппарат…

Но больше всего Ане понравилась поздравительная открытка с вложением в виде таинственного послания, написанного энергичным почерком на желтой бумаге с водяными знаками. Таинственно в этом листочке было всё: и текст, и почерк, и отсутствие подписи. Аня прочла послание трижды, и каждый раз на нее накатывала теплая прозрачная волна светлой тайны. Однажды ей даже пришлось запереться в туалете, чтобы никто не мешал прочесть письмо, только в дверь уже через минуту заколотили, и она вынуждена была оставить укрытие. Наконец, гости потихоньку стали расходиться, родители выпроводили сначала детей, указывая на позднее время, а потом и взрослых, которые успели «набраться» и «позволить себе лишнего»… Аня улучила момент, когда на нее никто не обращал внимания, и по наружной лестнице сзади дома вскарабкалась на чердак, включила фонарик и еще раз прочла удивительные строчки:

Возлюбленная моя Анечка!

Ты как родник в жаркий полдень,

только приблизиться к тебе нет возможности.

Я иду к тебе навстречу,

а твой милый образ

растворяется в колыхании горячего воздуха,

и ты улетаешь прочь

от раскаленной земли в трещинах

и оставляешь жаждущего ни с чем.

На меня нападает истома,

в голове плывет и туманится,

я тихо и покорно забываюсь

в бессознательном мороке,

в смиренном ожидании

твоего материального явления.

Одно знаю, стоит тебе обратить на меня

взгляд твоих прекрасных синих очей,

как в моих – увы! – серых глазах ты прочтешь всё,

что я не смею сказать тебе лично.

И тогда жизнь вернется в мое иссохшее тело,

в мою обморочную душу.

Ты напоишь меня живой прохладной водой,

и я воскресну для жизни,

полной любви к тебе, мой ангел.

Аня дочитала до конца и положила руку на ключицу. Сердце колотилось у самого горла так сильно, будто пыталось разорвать ребра и выскочить наружу. Страх и счастье, яркий свет и щемящая тонкая боль – наполнили ее с головы до пят. Кто же написал это удивительное письмо? Должно быть, он взрослый парень, раз пишет таким уверенным размашистым почерком. А еще, еще этот человек похож на того Сероглазого короля из стихотворения Ахматовой. Он, конечно же, благородный, но и скромный, раз предпочел скрыть свое имя. Девочка мысленно перебрала мальчиков, приглашенных на юбилей, но никого так и не смогла поставить рядом с тем идеалом красоты и благородства, который появился в её душе и зажил собственной высокой жизнью.

– Аня, дочка, вот ты где! – раздалось у нее за спиной.

Девочка вздрогнула и спрятала листок желтой бумаги под платьем на груди. Папа никогда не ругал её и не давал повода его бояться, но сейчас она почему-то сильно испугалась и даже почувствовала легкую противную дрожь в руках. Отец легонько коснулся ее плеча, чмокнул в висок и присел рядом на старый бабушкин диван.

– Послушай меня, пожалуйста, – неуверенно заговорил он чужим голосом. – Я много раз собирался тебе это сказать, но не хотел портить твой праздник.

Аня вся сжалась, в затылке похолодело, будто чья-то холодная рука сдавила череп. В голове мелькнула мысль: «ну вот и горе пришло, а ты думала, счастье первой любви будет безоблачным». Как в таких случаях говорила бабушка: держись, подруга!

– Папа, ты уходишь? – выскользнуло из окаменевшего рта.

– А ты откуда?.. Да, конечно, ты же умная девочка, ты всегда меня понимала. – Отец больно сжал горячей рукой плечико дочери. – Да, милая, ухожу. Мы с мамой решили, что нам нужно пожить врозь. Но ты не думай, я тебя не брошу, мы с тобой будем видеться даже чаще… чем сейчас.

– Хорошо, папа, я все поняла. Иди, пожалуйста. До свидания.

– Я тебя очень люблю, дочка!

– И я тебя…

Наступила тишина, да такая, что девочка слышала биение собственного сердца, протяжный гудок грузового судна на реке и скрип половиц внизу, в доме. На Аню напал неведомый до сих пор ступор, она словно затвердела и замерла. Время остановилось, в голове стояла гулкая пустота. Поднималась на чердак мама, что-то ей говорила, гладила по головке теплой рукой, потом вздохнула и удалилась. Так Анечка и просидела всю ночь до рассвета, и лишь совсем окоченев, не чуя ног и рук, спустилась в дом и одетой легла на кровать. Она слышала, как отец с чемоданом выходил из дома, и ей не было жалко ни его, ни маму, не было жалко себя.

Утром забежала подруга Таня − она уже всё знала – новости разлетались по поселку мгновенно. Подруга, размахивая руками, громко, сочувствовала, объясняя суровую правду жизни:

– И ничего страшного! В конце концов, у всех в семье неприятности, ничего такого, всё нормально, ну и пусть разводятся, мы-то остаемся подругами, значит, все будет хорошо.

Аня чувствовала благодарность Тане, но продолжала молчать, не имея возможности сказать хоть слово. Таня хлопнула подружку по плечу, сказала обычное «все будет хорошо!» и убежала на «сходку», то есть на встречу с друзьями-хулиганами. Потом мама кормила её остатками праздничного торта и сладкой шипучкой, только вкуса девочка не чувствовала, а мама вздыхала, целовала дочь в макушку и с явным облегчением уходила к себе.

Наконец, в дом ясным солнышком взошла бабушка, зацеловала внучку, обняла и сказала:

– Знаешь, я даже ругать их не буду. Бесполезно. А тебе, внученька, вот что скажу: жизнь полна скорбей и боли, не жди от нее справедливости, просто научись в любой истории находить хорошее и полезное для себя. Что же поделаешь, зло повсюду, но нам оно чуждо, поэтому мы обязаны отворачиваться от него и делать свое маленькое добро, каждый в меру своих сил.

– И я тоже? – наконец очнулась девочка. – Я ведь маленькая еще.

– Да, Анюточка, тебе еще расти и расти. Только вот что, у тебя уже сейчас есть дар Божий. Ты умеешь рисовать, и мне очень нравятся твои рисунки. Когда на них смотришь, на душе становится так спокойно и светло, будто смотришь на картинки из рая. А там, в раю, так красиво и приятно, что слов нет. Получается, что ты, наша маленькая художница, показываешь людям их будущее в раю. Ты даришь людям надежду на то, что они могут после окончания земной жизни попасть в рай. Вот и занимайся этим добрым делом.