Ночь прошла беспокойно. Игорю и раньше приходилось испытывать на себе нападения. Запомнилось особенно первое, неожиданное, поэтому жестокое. Среди ночи тогда ему почудилось, будто на кровать присел тяжелый черный человек и навалился на него всей тушей. На всю жизнь запомнился парализующий страх и близость безжалостного неумолимого зла. Из глубины сердца прозвучали слова: враг больше всего боится слов Иисус и «прости» (или «помилуй», что одно и то же). Он из всех сил напрягся, чтобы выдавить из горла имя Сына Божия, но оказалось это не так просто. На губы словно легла черная жесткая рука и давила, давила, не позволяя выдохнуть слово Иисус. Ему тогда показалось, что эта изнурительная борьба продолжалась много часов, он был уверен, что пришла смерть, и вот сейчас он задохнется от нехватки воздуха. Но вдруг имя Божие громко произнеслось, прозвучало − и всю черную нечисть мгновенно унесло сильным порывом ветра.

В ночь затвора беспокойство происходило мягче, видимо молитва старца помогала преодолеть искушения. Такого классического нападения не произошло, а просто двигались черные тени, слышались угрожающие голоса, насмешки, издевательства, приглушенный грохот и сквернословие за окном.

На фоне тупой усталости наплыли прозрачные сумерки забытья, то ли сон, то ли явь. Мозг фиксировал изменения в окружающем пространстве. Мягко стучало сердце, солнце плыло по небосводу далеко за горизонт, глаза сами собой открывались и закрывались под тяжестью набрякших век, пылинки сверкали в лучах меняющегося света, тени ползали по стенам, неясные звуки касались лица и груди… Вместе с тем, мысли погружались глубоко внутрь, плутая по темным лабиринтам души, нащупывая путь к свету.

Наконец, за стеной полного мрака сверкнул рассвет, залил мерцающим сиянием безбрежную долину. Мелькнули силуэты людей, трели птиц, зажглась радуга и медленно растаяла. Справа проявился, успокоил и пропал лик ангела, слева − темный силуэт падшего ангела, но не успев испугать, исчез. Но вот долину залил дневной свет, выстроив перед ним улицы обычного земного города. Ноги несли его вдоль тротуара, огибая пешеходов; глаза скользили по стенам домов, облакам над головой, витринам магазинов. Зачем я здесь?, куда иду? − эти вопросы не беспокоили.

Сначала в зеркале витрины, потом в глазах встречного прохожего, а вот уже и совсем рядом, появился преследователь. Внешне он представлял собою высокого молодого мужчину в синем костюме с красивым лицом, с которого не сходила нагловатая улыбка уверенного в себе любимчика фортуны. Он пытался оторваться, свернул в переулок, развернулся и пошел обратно, только преследователь как приклеенный оставался за спиной, ни на шаг не отставая. Всё это было неприятно, вызывало брезгливый страх вперемежку с недоумением. Наконец в душе взорвалось раздражение, он остановился, повернулся к незнакомцу и, готовый уже нанести удар справа по наглой физиономии, все же предварительно спросил:

− Ну и что тебе от меня надо?

− Ничего особенного, − ничуть не смутившись ответил незнакомец полушепотом. − Например, в данный момент необходимо вызвать у тебя раздражение и заставить нанести удар кулаком. Это как в компьютерной игре − за каждый просчет противника ты получаешь очки. Так ты ударишь меня?

− Теперь-то уж точно нет, − последовал рассудительный ответ. − А кто ты?

− Твоё второе «я», то самое, которое ты так безуспешно пытаешься скрыть. − Красивое лицо исказила саркастическая гримаса. − Дублер я твой. Темный дублер.

− Послушай, отстань ты от меня! Надоел.

− Не могу. Это, если хочешь знать, моя миссия − преследовать и в случае твоих проколов засчитывать себе очки. Да ты не волнуйся, приятель, я тебе еще столько удовольствий доставлю − обхохочешься! Если честно, тебя самого я напрямую достать не могу, зато у меня есть возможность использовать в своих целях продажных друзей, пьяниц и наркоманов, тщеславных, завистливых и жадных ублюдков. А также таких милых созданий, как прекрасных дам. Что скажешь, разве наш славный легион не преуспел в воспитании целых полчищ современных Ев? Оглянись, сколько заносчивых красавиц, блудливых девчушек, претенциозных стервочек, жадных завистниц наплодилось! Сколько изощренных преступлений совершено мужчинами с их подачи! Это же ничего и делать особенно не надо, только посылай к мужчинам эдаких чаровниц, и они сами любого стального супермена превратят в тряпку. Разве мало ты пострадал от тех милых созданий, которых я к тебе приводил? А сколько раз ты был на грани отчаяния, почти на шаг от самоубийства, когда очередная дамочка покидала тебя? Одно удовольствие наблюдать за тобой в такие минуты!

− Ты сказал, мой сладкоголосый недоброжелатель, что меня самого ты достать не способен. Это почему же? Не проще ли меня прямо сейчас уничтожить? Вот он я − бери и бей насмерть!

− Да ты, подонок недорезанный, − зашипел по-змеиному элегантный господин, − непрестанно ограждаешь себя этой вашей самой ядовитой молитвой из восьми слов… − Дублер с трудом восстановил на лице наглую саркастическую улыбку

− Иисусовой молитвой, говоришь! − вскипело торжество. − Так ты даже имени Господнего произнести боишься! Ну так от меня услышь.

− Не смей! − просипел он через силу. Уголки рта безвольно опустились, отразив на лице обыкновенный животный страх. Мелькнула напоследок вспышка наглости, её сменила безвольная мольба.

Но было поздно, прозвучала Иисусова молитва, господина в шикарном костюме скрючило, как от мощного апперкота в солнечное сплетение, отбросило к кирпичной стене. Раздался глухой с хрустом звук удара спиной о камень и, закатив глаза, нокаутированный противник медленно сполз на асфальт тротуара. Даже шипеть он не мог, только дергался и кривился.

− Господи, прости, защити меня и моих людей, которых Ты дал мне молиться о них! Слава Тебе, Господи!

Тот час пропал преследователь, растаял город, долина, залитая благодатным светом, был краткий полет сквозь темный лабиринт и было возвращение в место покоя, в келью отшельника.

Зато как чисто жила в гортани и в груди, как мощно охраняла Иисусова молитва! Вспомнился диалог из Святых отцов: «Отче, кто тебя обучил самодействующей Иисусовой молитве?» − «Бесы». Когда человек один на один с нечистью, нет ничего сильней, чем сосредоточенная Иисусова молитва. Так, за четками, поклонами, возжжением свечей почти незаметно пронеслась первая ночь затвора.

Утро застало его за вычитыванием монашеского молитвенного правила. В полдень опять со скрипом доставлялась ему трапеза, только сон на этот раз не свалил его на пол. Зато акафист Покрову Богородицы и следом − Иисусу Сладчайшему − взбодрили и заставили вспомнить о близких, чтобы помолиться о них. Протекла перед мысленным взором череда людей − старых и молодых, близких и дальних, добрых и злых, но особенно задержалась молитва на именовании протоиерея Георгия, Елены и Анны. Он вдруг увидел как бы сквозь мутное стекло одного за другим: священника в храме на служении, бабушку Елену в раю, Аню − в незнакомом месте, где ее обступали черные люди с нечистыми намерениями.

Молитва за Аню разгорелась как факел, свет от сильного огня прорвал мутную пелену, и он оказался поблизости от Ани и ее окружения. Нет, он не имел возможности взять девушку за руку и увести прочь от похотливых брюнетов − туда перенеслась только его душа, но молиться он не переставал и это сообщало уверенность в том, что ему удастся защитить Аню.

Вдруг происходит нечто невразумительное. Аня поворачивается к Игорю и без малейшего удивления начинает свой рассказ со слов: «Игорек, родной! А ты чего это переполошился! Все у меня нормальненько. Вот я тебе все как есть сейчас доложу!»

Командировка в Тару, или у каждого своё «врозь»

Доктор Лектер обладал прекрасными манерами.

Это не означало, что он не убил бы меня,

если бы ему представилась такая возможность −

− одна сторона личности не исключает и других ее сторон.

Они могут сосуществовать бок о бок. Добро и зло.

Томас Харрис. Ганнибал

Итак, случился и со мной, занудой-недотрогой, веселенький момент, когда я ездила на согласование своего проекта в город Тара. Представляешь, Игорек, в Сибири есть такой город. Я как Скарлетт О`Хара поехала туда, правда не на лошади, а на лапте скоростном по реке Иртыш.

Интересное получилось приключение. Я разрабатывала проект на кабинеты, создавала интерьер для директора и так далее. Проектировала мебель тоже, вообще-то работа не особо творческая, скорее проектная.

И вот лето, красота, я тут прикупила платье новое. Я вся такая воздушная, летящее прозрачное платье в рюшках в нежных розовых розочках, на ножках серебряные шпильки, на талии серебряный ремешок, в общем, волшебно получилось.

И я, такая вся радостная, взяла тубус с чертежами, маленькую сумочку, и на своих шпилечках − на речной вокзал. Плыла я так часиков шесть, в общем, прикатила под вечер, смеркаться начинало. Конечно, предварительно был созвон, что еду, чтобы встретили.  И вот выхожу я на пристани (это условно можно так назвать) на понтон совершенно одна − и никого. Лапоть махнул мне хвостом и скрылся за горизонтом, а передо мной гора высокая и никакого обзора. Стою, смотрю на эту гору, а вокруг тишина, замерло все вокруг и я. И только мысль в голове и я ее думаю: картина Репина «Приплыли».

Ну что ж, полезла на гору, дорога сам понимаешь далеко не асфальт, и мои шпилечки проваливаются по самое не могу, но куда деваться − иду. Поднялась на гору, и вот он простор, кругом поля, стога сена и вдалеке виднеется здание из двух этажей. Поплюхала туда. Захожу, и вижу: кругом суета, тетечки бегают по коридору из кабинета в кабинет. Я им – здрасьте, девушки, а из Омску, не ждали? И знаешь, ощущение, что кто-то нажал на стоп-кадр. Все остановилось и замерло.