ГЛАВА 6

— Из-за тебя нас изобьют до смерти, — Сабра накинулась на меня, как только я вошла в шатёр.

Голоса сестер затихли, и все повернулись в нашу сторону.

— Я... что? — я отшатнулась от Сабры.

Её гнев был почти осязаем.

— Из-за твоих мелких выходок, — прошипела она тихо, чтобы никто не мог услышать нас снаружи. — Из-за твоих эгоистичных приключений. Ты ходишь в деревню... ведешь запретную жизнь... а мы всё это время сидим в заточении в этом проклятом дворце, — сказала она, дико размахивая руками.

— Я не понимаю.

Я перевела взгляд с Сабры на уставившихся на нас сестёр, ожидая, что хоть кто-то объяснит мне, в чём дело. Сабра точно так же могла бы ходить в поселение, но она никогда этого не делала. Этого не делал никто из моих сестер.

Тави осторожно подошла к Сабре.

— Оставь её. Она не знает. Откуда ей знать?

— Ты слышишь, как она тебя защищает? Она даже не понимает, что всё это может стоит тебе жизни. Стоить ей жизни, — Сабра повернулась к Тави. — Сядь. Это между мной и Эмель.

Тави не пошевелилась.

— Патрулирующие стражники проверяли нас сегодня днём, — сказала Сабра. — Они пересчитали нас. Представь себе их удивление, когда они не досчитались одной ахиры. И где же ты была? Ах, да, ты просто гуляла и делала то, чем ты там обычно занимаешься.
Она махнула рукой, словно прогоняя насекомое.

— П-пересчитали нас? — заикаясь, произнесла я. — А как насчёт девушек в раме и гареме?

Мои сёстры часто выходили из дома. Было абсолютно бессмысленно ожидать, что мы все будем сидеть в одном месте в полдень.

— Ты единственная, кого недоставало.

Сжав руками одежду на груди, я попыталась выровнять дыхание. Я подумала о своей матери. Неужели она сдала меня? Я покачала головой. Это было нелепо. Значит, кто-то и правда знал, что одна из нас сбегает, и этот кто-то не был мне другом. Может, меня предала стража — Алим, Джаэль? Тогда меня должны были наказать, возможно, даже изгнать. Или что похуже.

— Мы наврали. Сказали, что тебе нездоровится, и ты занята, — Сабра кивнула в сторону горшков. — Нам пришлось спасать свои собственные головы, чтобы не попасть в беду из-за того, что мы скрыли твой уход. А ты об этом даже не подумала, ведь так?

Она была права. Я не подумала.

— Они ушли, не задавая вопросов, — тихо сказала Тави.

Я выдохнула. Я была благодарна им за то, что они солгали, а также за то количество соли, которое помогло мне подкупить стражу. Я была уверена, что если бы их спросили, каждый из них решительно отрицал бы бегство одной из ахир.

Почувствовав мое беспокойство, Тави добавила:

— Всё в порядке, Эмель. Никакой беды нет.

— Простите меня, — тихо сказала я, опустив взгляд на землю.

Я вела себя как полная эгоистка.

На этот раз Сабра произнесла чуть громче:

— Ты живешь в своём собственном мире. Ты думаешь только о себе. Отец уделяет тебе больше внимания, дарит тебе шикарную одежду и более терпелив с тобой. Но что ты даёшь ему взамен? — Сабра засмеялась. — Ничего. Так же как и я. Ты не особенная, Эмель.

Я уставилась на Сабру. Её слова, её черствость по отношению ко мне и моему горю после смерти Ашика поразили меня. Её злость, казалось, копилась годами и ждала возможности вырваться наружу.

Соляной Король был циничным во всём, что он делал, включая выбор любимчиков. Он периодически оценивал ахир и решал, какая была самой красивой и была достойна его времени. Те, кого он выбирал, получали больше внимания, когда их готовили к встрече с гостем. Им дарили расшитые золотом одежды и искусно сделанные цепочки и украшения. Сёстры всегда завидовали избранной ахире, но это чувство исчезало, как только девушка выходила замуж.

Меня довольно рано выбрали на роль любимицы Короля. Мои служанки говорили, что всё дело в моей красоте: у меня были высокие скулы, изящная шея, длинные волосы, черные как ночь, а мой крепкий стан украшала огромная грудь и широкие бедра. Единственным доказательством того, что я была дочерью Короля, были мои глаза цвета чернейшего древесного угля. Я была всем тем, что хотели видеть мужчины, и что они хотели трогать и чем они хотели обладать.

Отец был мной очарован; он трогал меня, закручивал мои волосы себе на палец, когда я стояла рядом с ним при дворе. Я была его любимой побрякушкой, как и его сосуд с джинном. Ему понадобились годы, чтобы разочароваться из-за небольшого количества предложений со стороны женихов в мой адрес. Но даже тогда его одержимость мной была очевидна, несмотря на тяжесть разочарования, которая висела теперь между нами.

С годами ревность моих сестёр по отношению ко мне затухла — у меня не было ничего, чему можно было позавидовать. Очевидно, для Сабры всё было иначе. Мы становились старше, а наши отношения портились всё больше по мере того, как время, отведенное Сабре, сократилось до нескольких месяцев. Я предполагала, что её отношение было вызвано страхом изгнания, тем более что её прогоняла собственная семья. Я вспомнила, как несколько лет назад наблюдала похожее напряжение между старшими ахирами, когда очередную ахиру должны были выгнать из дворца.

Я смотрела на Сабру, сжав челюсть. Я извинилась. Мне больше нечего было сказать.

— Я не собираюсь рисковать жизнью и лгать ради тебя, — сказала она. — Больше не покидай дворец. Если не ради своих сестёр, то ради себя. Если ты это сделаешь, я расскажу Отцу.

После этого она отвернулась от меня.

Девушки, находившиеся в помещении, раскрыли рты, а я в ужасе уставилась в её удаляющуюся спину. Вся та злость, что я чувствовала по отношению к Нассару, Соляному Королю и джинну померкла, по сравнению с тем, что я испытывала к своей сестре — той, кому я должна была доверять. Это было жестоко.

Я направилась к своей кровати, моя тень дико плясала в пламени факела. Я задумалась над угрозой Сабры, и, несмотря на то, что я не знала, можно ли было ей верить, я начала планировать такие варианты побега, когда она не смогла бы заметить моего отсутствия. Я сбросила свою одежду и хиджаб на тюфяк и отвязала мешок, полный соли, со своего кожаного ремня, который опоясывал мое платье. Я выкопала небольшую ямку в песке, куда с силой засунула мешок, после чего накрыла его тюфяком.

Ко мне подошла Рахима с колодой карт в руке и миской с каури¹⁰ и стеклянными бусами в другой. Я выбрала одну из бусин, которая была молочно-голубой снаружи. Трещина на ее поверхности позволяла увидеть, что она была чистого голубого цвета внутри. Мы называли их рабскими бусинами. Словно рабство находилось где-то вне нашего мира и не имело к нам никакого отношения.

— Я не хочу играть, — сказала я, положив бусину на место.

— Хорошо, — сказала Рахима. Она села рядом со мной и, понизив голос, сказала. — Ты должна знать, что стражники всего лишь патрулировали. Похоже, отец приказал им быть наготове с тех пор, как... — она сделала паузу, проглотив слова, которые она не хотела произносить.

В отличие от Сабры, она не хотела напоминать мне о произошедшем... и о том, что я потеряла в тот день.

— Похоже, им было всё равно, что тебя не было. Не думаю, что кто-то знает, где ты была.

Стиснув её плечо, я притянула Рахиму к себе и с благодарностью обняла. Конечно же, она ошибалась. Люди знали. Каждый стражник, которого я подкупила, каждый слуга, который подглядывал сквозь щели шатра, моя мать. А кто ещё?

— Это не отменяет угрозы Сабры.

— Она не посмеет. Она просто злится.

Она взяла мою одежду слуги и, стряхнув с неё песок, сложила и спрятала на дно нашей корзины. У ахиры не было причин держать у себя такую одежду.

— Я не хочу проверять права ты или нет.

Меня накрыло изнеможение. Я легла на тюфяк и натянула на голову тонкое одеяло, желая скрыться в темноте. Но под него проникла жара, и пот начал стекать по мне большими каплями. Я скинула с себя одеяло.

Я была в ловушке. Надежда на побег исчезла, и мне некуда было больше бежать.

Мама рассеяно слушала меня, пока я рассказывала ей про обращение отца.

— Ты заметила что-нибудь странное? — поинтересовалась она, прервав моё краткое изложение речи Короля.

Я покачала головой, вспомнив о джинне.

— Что ты имеешь в виду?

— Кого-нибудь необычного?

Я заметила, что она грызет ногти, так же как и я, когда нервничала. И тут меня осенило. Ну, конечно. Она хотела знать про алтамаруков.

— Нет. Я никого не видела.

Я указала на стопку листов пергамента, испещренных мелким петляющим почерком.

— Что ты читаешь? Письмо?

Один из листов, казалось, был подписан кем-то.

— Это? — она подняла листы и сложила их. — Это просто истории.
Во дворце редко читали письма — женам было не с кем переписываться — но чтение для удовольствия было таким же затруднительным занятием.

Я протянула руку к одному листу.

— Могу я посмотреть?

Я плохо умела читать, и никогда в жизни не прочитала ни одной истории, но это, казалось, могло неплохо отвлечь меня.

Мама встала, прижав листы пергамента к груди.

— О, нет, — сказала она, в её голосе чувствовалась дрожь. — Твоего отца это рассердит. Эти истории только для детей, как он говорит. Мне надо избавиться от них. Они такие глупые, — она быстро затараторила и слабо улыбнулась, после чего поднесла листы к пламени ближайшего факела и запалила уголки.

После этого она уронила их на песок и начала наблюдать за тем, как они горят. Аромат благовоний поглотил запах подгоревшего мяса.

Помня об угрозе Сабры, я больше не покидала пределы дворца. Не проходило ни одного дня, чтобы я с болью не вспоминала о том, что потеряла вместе с Ашиком. Я должна была оставить эту жизнь позади. Я не должна была возвращаться в эти шатры. Иногда я плакала. Боги, как же часто я плакала. В другие же дни я сидела, уставившись на стену шатра, и следила за тем, двигается ли ткань из-за ветра снаружи, который я не могла чувствовать. Я призывала Эйкаба и Вахира, когда проигрывала бусины в карточных играх, сплетничала о соседях всякий раз, когда через слуг до нас доходили интересные новости, ткала гобелены и одеяла для продажи.