– И кто в этом виноват?

Дафна отпрянула назад. Совсем чуть-чуть.

– Я в жизни не выдам дочерей замуж, оставив их в таком же невежестве, в каком пребывала сама.

– Ты была очаровательно невежественной, – прошептал Саймон, беря жену за руку.

Она позволила ему поднять ее на ноги.

– Тебе так не казалось, когда я предположила, что ты импотент.

Он поморщился:

– Многие вещи обретают очарование спустя какое-то время.

– Саймон…

Он ткнулся носом в ее ухо.

– Дафна…

Саймон проложил ртом дорожку из поцелуев по ее шее, и Дафна почувствовала, что тает. Двадцать один год брака, а ничего не изменилось…

– Задерни, по крайней мере, шторы, – прошептала она.

Не то чтобы кто-то мог что-нибудь увидеть снаружи при таком ярком солнце, но так Дафна чувствовала себя уютнее. Ведь их дом стоял посреди Мейфэра, и все их знакомые, вполне вероятно, сейчас прогуливались прямо под их окнами.

Саймон со всех ног бросился к окну, но задернул лишь тоненькую занавеску. С мальчишеской улыбкой герцог пояснил:

– Мне нравится на тебя смотреть.

А потом с поразительной быстротой и ловкостью Саймон устроил все так, что мог беспрепятственно рассматривать тело жены. Та тихо стонала на кровати, пока он целовал внутреннюю сторону ее колена.

– О Саймон, – вздохнула Дафна.

Она точно знала, что он сделает дальше. Ее супруг начал прокладывать дорожку из поцелуев от ее колена к бедру.

И у него это так замечательно получалось.

– О чем ты думаешь? – прошептал он.

– Прямо сейчас? – уточнила Дафна, моргая и пытаясь стряхнуть с глаз пелену. Саймон касался языком складочки между ее бедром и животом и считал, что жена способна думать?

– А знаешь, о чем думаю я? – спросил он.

– Если не обо мне, то я буду ужасно разочарована.

Саймон усмехнулся и легонько поцеловал любимую в пупок, затем переместился повыше, чтобы нежно поцеловать ее в губы.

– Я размышлял, как чудесно знать другого человека так досконально.

Дафна обняла супруга, не в силах справиться с порывом. Она уткнулась лицом в теплый изгиб его шеи и, вдохнув его знакомый аромат, сказала:

– Я тебя люблю.

– А я тебя обожаю.

О, так значит, он собрался устроить состязание? Дафна чуточку отодвинулась и выпалила:

– Я тобой увлечена.

Он выгнул бровь.

– Ты мной увлечена?

– Это лучшее, что я смогла придумать за такое короткое время. К тому же это правда, – пояснила Дафна, пожимая плечами.

Его глаза потемнели.

– Замечательно. А я тебя боготворю.

Дафна приоткрыла губы. Ее сердечко заколотилось, потом екнуло, и все вертевшиеся на языке синонимы выветрились у нее из головы.

– Полагаю, твоя взяла, – капитулировала она, сказав это так хрипло, что сама с трудом узнала собственный голос.

Саймон снова поцеловал жену, продолжительно, горячо и мучительно нежно.

– О, в этом я не сомневаюсь.

Она откинула голову назад, пока муж опускался с поцелуями вниз к ее животу.

– Тебе все равно нужно меня боготворить, – напомнила Дафна.

Саймон опустился еще ниже.

– В таком случае, ваша светлость, я навеки ваш покорный слуга.

И они замолчали на довольно длительное время.

***

Несколько дней спустя Дафна снова сидела, уставившись в календарь. Прошло уже сорок шесть дней с тех пор, как закончились ее последние месячные недомогания, а она так ничего и не сказала Саймону. Дафна понимала, что должна это сделать, но чувствовала, что еще не время. Существовала еще одна возможная причина отсутствия месячных – стоило только вспомнить ее последний визит к матери. Вайолет Бриджертон постоянно обмахивалась веером, утверждая, что ей душно, хотя Дафна чувствовала себя прекрасно.

А в тот раз, когда Дафна попросила кого-нибудь разжечь камин, Вайолет так неистово запротестовала, что ее старшая дочь не удивилась бы, если бы мать бросилась на защиту каминной решетки с кочергой.

– Только посмей спичкой чиркнуть, – рявкнула Вайолет.

На что Дафна мудро ответила:

– Полагаю, мне стоит отправиться за шалью.

Взглянув на горничную матери, дрожащую от холода возле камина, она добавила:

– И вам, вероятно, тоже.

Но сейчас Дафне не было жарко. Она ощущала…

Она понятия не имела, что именно ощущает. Честно говоря, чувствовала себя герцогиня как обычно. Что вызывало определенные подозрения, поскольку во время беременности она никогда не чувствовала себя как обычно.

– Мама!

Дафна быстро перевернула календарь и, подняв взгляд от стола, увидела свою среднюю дочь, Белинду, застывшую на пороге.

– Заходи, пожалуйста, – пригласила ее герцогиня, радуясь возможности немного отвлечься.

Белинда села в ближайшее удобное кресло и с обычной прямотой устремила на мать взгляд своих ярко-голубых глаз.

– Ты должна что-то сделать с Кэролайн.

– Я должна? – переспросила Дафна, сделав легкое ударение на «я».

Белинда пропустила сарказм матери мимо ушей.

– Если она не перестанет без умолку болтать о Фредерике Сноу-Мэнн-Формсби, то сведет меня с ума.

– А ты не можешь просто не обращать на нее внимания?

– Его зовут Фредерик… Сноу… Мэнн… Формсби!

Дафна непонимающе моргнула.

– Сноумэн[2], мама! Сноумэн!

– Сочетание, и в самом деле, неудачное, – согласилась Дафна. – Но не забывайте, леди Белинда Бассет[3], что и ваше имя вызывает кое-какие ассоциации с некой породой собак со множеством складок по всему туловищу.

Белинда заметно приуныла, и стало очевидно, что кто-то уже сравнивал ее с бассетом.

– О, мне очень жаль, – расстроилась Дафна, удивляясь, что дочь никогда не говорила об этом.

– Это случилось давным-давно, – отмахнулась Белинда. – И уверяю тебя, больше меня так никто не называл, – фыркнув, добавила она.

Дафна крепко сжала губы, силясь сдержать улыбку. В сущности, матери не пристало поощрять решение споров кулаками, но, памятуя о собственном взрослении среди семи других детей, четверо из которых были братьями, Дафна невольно прошептала: «Умница!»

Белинда величественно кивнула и вернулась к интересующей ее теме:

– Так ты поговоришь с Кэролайн?

– А что ты хочешь, чтобы я сказала?

– Не знаю. То, что обычно говоришь. Это, кажется, всегда срабатывает.

Дафна почти не сомневалась, что в ответе дочери сокрыт комплимент, но, прежде чем герцогиня успела мысленно разобрать всю реплику по косточкам, ее желудок вдруг взбунтовался, как-то странно сжался, а затем…

– Прости! – взвизгнула она и бросилась в ванную, едва успев добежать до ночного горшка.

О боже милостивый! Никакая это не надвигающаяся старость. Она беременна.

– Мама?

Дафна махнула рукой назад, в сторону Белинды, силясь отослать дочь из комнаты.

– Мама? С тобой все хорошо?

Дафну снова вырвало.

– Я приведу отца, – заявила Белинда.

– Нет! – простонала Дафна.

– Это все из-за рыбы? Потому что мне показалось, что она была какой-то странной на вкус.

Дафна кивнула в надежде, что это положит конец расспросам.

– О, погоди-ка, ты же не ела рыбы. Я точно помню.

Ох уж эта Белинда! Сущее наказание с этим ее проклятым вниманием к мелочам.

У Дафны, которую снова выворачивало наизнанку, мелькнула мысль, что думать таким образом о дочери как-то не по-матерински, но в эту минуту она не чувствовала себя способной на снисходительность.

– Ты ела голубятину. Мы с Дэвидом ели рыбу, а ты с Кэролайн – голубятину. И, кажется, отец с Амелией попробовали и то, и другое. И мы все ели суп, хотя…

– Прекрати! – взмолилась Дафна. Ей вовсе не хотелось обсуждать еду. Даже при малейшем намеке…

– Думаю, лучше все же позвать отца, – снова предложила Белинда.

– Нет, я в порядке, – выдохнула герцогиня, снова замахав рукой, чтобы утихомирить дочь.

Ей не хотелось представать перед Саймоном в таком виде. Тот сразу же смекнет, что происходит.

Или, правильнее было бы сказать, что вскоре произойдет. Через семь с половиной месяцев плюс-минус пару недель.

Белинда уступила:

– Хорошо, хорошо, но позволь мне хотя бы вызвать твою горничную. Тебе следует лежать в постели.

Дафну снова вырвало.

– После того, как покончишь… Тебе следует лечь в постель сразу же, как покончишь с… э-э-э… этим, – поправилась Белинда.

– Зови горничную, – наконец согласилась Дафна.

Мария сразу же догадается, в чем дело, но ни слова не проронит ни слугам, ни семье. К тому же, что гораздо важнее, горничная точно знала, какое принести лекарство, чтобы помочь своей хозяйке. Это варево ужасно на вкус и еще хуже пахнет, зато уменьшит тошноту.

Белинда выскочила из ванной, а Дафна, убедившись, что в желудке больше ничего не осталось, поплелась к постели. Она шла очень медленно и осторожно, так как любое движение заставляло ее почувствовать себя так, словно под ногами раскачивается палуба корабля.

– Я слишком стара для этого, – простонала Дафна, поскольку так оно и было.

Ну в самом деле. Если все пойдет как всегда – а с чего бы этой беременности отличаться от предыдущих четырех? – тошнота будет мучить ее следующие пару месяцев. Из-за отсутствия аппетита Дафна сохранит стройность, пусть и ненадолго – до середины лета, когда буквально за одну ночь станет в два раза толще. Она не сумеет нацепить кольца на опухшие пальцы, не сможет носить свою обувь, а одышка будет мучить ее каждый раз, как она преодолеет хотя бы один лестничный пролет.

Она превратится в настоящую слониху. Двуногую слониху с рыжевато-каштановыми волосами.

– Ваша светлость!

Дафна не в силах поднять голову, махнула рукой, приветствуя Марию, которая уже успела встать у кровати, глядя на хозяйку с ужасом…

…который вскоре сменился подозрением.

– Ваша светлость, – повторила Мария.

На сей раз в ее голосе отчетливо слышался намек, который Дафна поняла без слов. На губах горничной расцвела улыбка.

– Я знаю, – вздохнула Дафна, – знаю.

– А герцог знает?

– Пока нет.

– Ну, долго скрывать свое состояние вы не сможете.

– Он сегодня после обеда уезжает на несколько дней в Клайвдон. Я сообщу ему по возвращении, – ответила Дафна.

– Вы должны сказать ему сейчас, – возразила Мария.