– Думаю, то, что он вас понимает – очень хороший признак. Меня бы больше беспокоило, если бы он этого не делал.

– В остальном он совершенно нормальный, – живо заметила Пенелопа. – Он бегает, прыгает, ест. Даже, кажется, читает.

Колин с удивлением оглянулся на жену:

– Он читает?

– Мне так кажется. Я видела его с букварем Уильяма на прошлой неделе.

– Вероятно, он просто рассматривал картинки, – тихо предположил Колин.

– Я сначала так и подумала, а затем увидела его глаза! Они двигались туда-сюда по строчкам.

Брат с невесткой повернулись к Дафне, как будто у той были ответы на все вопросы.

– Похоже, он читал, – согласилась Дафна, чувствуя свою несостоятельность. Ей хотелось ответить на все их вопросы, сказать им нечто большее, чем «похоже» или «возможно». – Он еще маленький, но не вижу причин, почему бы ему не уметь читать.

– Он очень умный, – заявила Пенелопа.

Колин снисходительно посмотрел на жену:

– Дорогая…

– Нет, правда! Уильям научился читать в четыре года. И Агата тоже.

– Вообще-то, – задумчиво признался Колин, – Агата научилась читать в три. Ничего особо сложного, но я знаю, что она читала короткие слова. Я это хорошо помню.

– Джорджи читает, я в этом уверена, – решительно настаивала Пенелопа.

– Ну что ж, это означает, что для вашей тревоги почти нет причин, – решительно выпалила Дафна жизнерадостным тоном. – Любой ребенок, научившийся читать до своего третьего дня рождения, без труда заговорит, как только будет готов.

Дафна понятия не имела, так ли это, но полагала, что подобное возможно. И это казалось разумным. А если Джорджи будет заикаться, как Саймон, его семья все равно будет любить и обожать его, давая всю необходимую поддержку, чтобы он вырос замечательным человеком, каким малыш, она была уверена, станет.

У Джорджи будет все, чего сам Саймон был лишен в детстве.

– Все наладится, вот увидите, – заверила родственников герцогиня, наклонившись и взяв Пенелопу за руку.

Дафна заметила, как напряжено горло и крепко сжаты губы невестки. Герцогиня отвернулась, желая дать той минуту, чтобы собраться с силами. Колин дожевывал уже третью булочку и тянулся за чашкой чая, так что Дафна решила задать следующий вопрос ему.

– А с остальными детьми все хорошо?

Он глотнул чаю.

– Вполне. А с твоими?

– Дэвид набедокурил в школе, но теперь, похоже, угомонился.

Колин взял еще одну булочку.

– А девочки не действуют тебе на нервы?

Дафна удивленно моргнула.

– Нет, конечно. А почему ты спрашиваешь?

– Ты ужасно выглядишь, – выпалил он.

– Колин! – вмешалась Пенелопа.

Тот пожал плечами:

– Но она и правда плоховато выглядит. Я отметил это еще по приезде.

– И все же тебе не стоит… – выговаривала ему жена.

– Если я не могу о чем-то ей сказать, то кто же сможет? Вернее, кто скажет? – откровенно парировал Колин.

Пенелопа понизила голос до настойчивого шепота:

– О таких вещах не говорят.

Колин на мгновение уставился на жену, затем посмотрел на Дафну. Потом опять перевел взгляд на супругу.

– Я понятия не имею, о чем ты толкуешь, – признался он.

Пенелопа открыла рот, ее щеки заалели. Она красноречиво посмотрела на золовку, будто говоря: «Ну что?».

Дафна только вздохнула. Неужели ее интересное положение настолько заметно?

Супруга Колина нетерпеливо перевела взгляд на мужа.

– Она… – И Пенелопа вновь повернулась к Дафне. – Ведь так и есть, верно?

Та утвердительно кивнула.

Пенелопа послала супругу самодовольный взгляд.

– Она беременна.

Колин застыл почти на полсекунды, прежде чем продолжить обычным невозмутимым тоном:

– Нет, не беременна.

– Нет, беременна, – возразила Пенелопа.

Дафна решила не вмешиваться. Да к тому же ее затошнило.

– Ее младшенькому семнадцать, – напомнил жене Колин и, взглянув на Дафну, уточнил: – Я ведь не ошибся?

– Шестнадцать, – прошептала Дафна.

– Шестнадцать, – повторил он, повернувшись к Пенелопе: – Все же.

– Все же?

– Все же.

Дафна зевнула, не в силах совладать с собой. С некоторых пор она чувствовала жуткую усталость.

– Колин, – начала Пенелопа терпеливым, слегка снисходительным тоном. Дафна просто обожала, когда так обращались к ее брату. – Пойми, возраст Дэвида никоим образом не влияет на…

– Я понимаю, – перебил Колин, слегка раздраженно глядя на жену. – Но не думаешь же ты, что если бы она собиралась… – Брат махнул рукой куда-то в сторону Дафны, заставив ее задуматься, в состоянии ли он вообще назвать сестру «беременной».

Он откашлялся.

– Ну, тогда не было бы шестнадцатилетнего перерыва.

Дафна на мгновение закрыла глаза, затем опустила голову на край дивана. Ей следовало бы испытывать неловкость. Ведь это был ее брат. И хотя он использовал весьма неопределенные выражения, Колин все же рассуждал о самых интимных сторонах ее брака.

Утомленная Дафна издала еле слышный звук – нечто среднее между вздохом и хмыканьем. Ей слишком хотелось спать, чтобы испытывать неловкость по какому угодно поводу. А может, она просто слишком стара. Женщины, достигшие сорока лет, могут себе позволить позабыть о девичьей стыдливости.

К тому же очень хорошо, что Колин и Пенелопа начали пикировку. Спор отвлекал их от Джорджи.

Дафна находила это зрелище весьма занимательным. Приятно наблюдать, как один из братьев зашел в тупик в разговоре с женой.

В сорок один еще не поздно вкусить чуточку удовольствия от вида брата, попавшего в неловкое положение. Хотя было бы еще интересней, не устань она так. Дафна еще раз зевнула. Все же…

***

– Она уснула?

Колин недоверчиво уставился на сестру.

– Полагаю, что так, – ответила Пенелопа.

Он наклонился к Дафне, вытянув шею, чтобы получше ее разглядеть.

– Я мог бы сейчас столько всего сделать. Лягушки, саранча, реки крови.

– Колин!

– Это так заманчиво.

– А также доказывает мою точку зрения, – с ухмылкой заметила Пенелопа.

– Доказывает?

– Она беременна, как я и сказала. – Увидев, что супруг не торопится с ней соглашаться, Пенелопа добавила: – Вспомни, когда еще она засыпала посреди беседы?

– Ни разу с тех пор, как… – Он запнулся.

Теперь Пенелопа ухмылялась в открытую.

– Вот именно.

– Терпеть не могу, когда ты права, – пробурчал Колин.

– Я знаю. Жаль, что я редко ошибаюсь.

Колин снова взглянул на захрапевшую Дафну.

– Думаю, нам нужно остаться с ней, – неохотно предложил он.

– Я позову ее горничную, – сказала Пенелопа.

– Думаешь, Саймон знает?

Пенелопа оглянулась через плечо, как только позвонила в колокольчик.

– Не имею представления.

Колин только покачал головой.

– Бедняга, его ждет сюрприз всей его жизни.

***

До крайности вымотанный Саймон наконец вернулся в город на целую неделю позже, чем рассчитывал. Он всегда вникал в положение дел в своих поместьях больше многих других пэров Англии, даже теперь, в возрасте без малого пятидесяти лет. Так что когда затопило несколько полей, включая то, которое давало единственный доход семье одного из арендаторов, герцог засучил рукава и принялся за работу бок о бок со своими людьми.

Фигурально выражаясь, разумеется. Рукава, само собой, никто не засучивал, поскольку в Сассексе[5] стоял лютый холод. И хуже всего приходилось тем, кто промок. А они все, уж конечно, вымокли до нитки из-за этого наводнения и прочих напастей.

Так что он устал и все еще дрожал от холода, не зная, согреются ли когда-нибудь его пальцы до обычной температуры. Помимо того, герцог скучал по семье. Он бы попросил их приехать к нему в поместье, но дочери готовились к сезону, а Дафна выглядела слегка осунувшейся в день его отъезда.

Саймон надеялся, что она не подхватила простуду. Когда герцогиня болела, в доме страдали все.

Дафна считала себя стоиком. Саймон однажды попытался намекнуть, что истинный стоик не станет расхаживать по дому, беспрестанно повторяя «Нет, нет, я в порядке», а после падать в кресло без сил.

Вообще-то он пытался намекнуть ей дважды, но в первый раз Дафна ничего не ответила. В то время герцог решил, что супруга его просто не расслышала. Однако, оглядываясь назад, он понял: куда более вероятно, что она нарочно решила пропустить его слова мимо ушей. И когда он упомянул о настоящей натуре стоика во второй раз, ее ответ был…

Ну, скажем так, теперь, стоило его супруге простудиться, с губ герцога срывалось исключительно нечто вроде «Бедняжечка ты моя» или «Принести тебе чаю?».

После двадцати лет брака мужчина способен кое-что усвоить.

Войдя в прихожую, Саймон увидел ожидающего около двери с обычным выражением лица – то есть полным его отсутствием – дворецкого.

– Благодарю, Джеффрис, – прошептал Саймон, передавая ему шляпу.

– Здесь ваш шурин, – сообщил тот.

Саймон застыл.

– Который?

Их у него было четверо.

– Мистер Колин Бриджертон с семейством, ваша светлость.

Саймон вскинул голову.

– В самом деле?

Он не слышал ни шума, ни суматохи, ни других признаков хаоса.

– Их нет дома, ваша светлость.

– А герцогиня?

– Она отдыхает.

Саймон не сдержался и застонал.

– Она же здорова, верно?

Джеффрис, решительно на себя непохожий, покраснел.

– Не могу сказать, ваша светлость.

Саймон с любопытством посмотрел на дворецкого.

– Так она больна или нет?

Джеффрис сглотнул, кашлянул, а затем ответил:

– Полагаю, она утомилась, ваша светлость.

– Утомилась, – повторил Саймон скорее для себя, потому что было очевидно, что Джеффрис скончается от необъяснимого смущения, если хозяин продолжит его расспрашивать. Качая головой, герцог направился наверх, добавив: – Разумеется, она утомилась. У Колина четверо детей, которым нет и десяти, а ей, вероятно, кажется, что всем им нужна ее материнская забота.

Может, он полежит рядышком. Саймон тоже сильно устал, а ему всегда лучше спалось с женой под боком.

Подойдя к закрытой двери в их покои, Саймон чуть было по привычке не постучал, хоть и собирался зайти в собственную спальню, но в последний момент нажал на дверную ручку и осторожно толкнул створку. Дафна, наверное, спит. Если она и правда так утомилась, он постарается ее не тревожить.