Когда она снова выпрямляется, я придвигаюсь ближе и провожу кончиком пальца по её обнажённому затылку. Она замирает, глядя на меня в зеркало. её волосы были распущены, когда мы познакомились, и я хочу, чтобы они были распущены сейчас, поэтому я дергаю за аккуратно свернутую копну, ослабляя ее, пока не нахожу шпильки, удерживающие её на месте, и выдергиваю их.

Она ничего не говорит, просто смотрит на меня, пока я бросаю шпильки на тумбу, собираю её волосы и приглаживаю их по левому плечу. Они густые, тяжелые в моих руках, и мне хочется использовать их как вожжи, намотать на кулак, пока она перегибается через стойку и стирает с её лица этот чертов скептический взгляд.

Десять недель.

Десять долгих недель с тех пор, как я видел её в последний раз.

— Тебе часто бывает плохо?

Она выглядит удивленной вопросом, делает паузу, прежде чем покачать головой.

— Нет, не часто. Как бы единично. Мне везет.

По крайней мере, так. Мысль о том, что она хронически заваливается на унитазы и мусорные баки, — это то, без чего я могу обойтись.

Я киваю в ответ и медленно расстегиваю молнию на её платье. Так медленно. Я представляю себе по меньшей мере шесть различных способов, которыми она может отреагировать за то время, которое потребуется, чтобы спустить молнию вниз по её спине. Она может повернуться и ударить меня коленом по яйцам. Она может попытаться убить меня взглядом в отражении зеркала. Она может назвать меня мудаком и броситься обратно к входной двери. Она может поцеловать меня.

С ней трудно сказать.

Но она молчит.

Она смотрит на меня в зеркало, пока расстегивается молния. Она моргает, когда я просовываю пальцы под бретельки и стягиваю их с её плеч, материал оседает вокруг её ног. Её дыхание учащается, когда я смотрю на неё в зеркало, обнажённую под платьем, за исключением трусиков. Я не тороплюсь смотреть на нее, проводя руками по её плечам и поглаживая кожу на верхней части рук. Её грудь поднимается и опускается от моих прикосновений, соски напряжены и розовеют. Талия впалая, живот плоский. Попка ещё более изогнутая и совершенная, чем я её помню. Я наклоняюсь и целую то место, где её плечо встречается с шеей, прокладывая путь к мочке уха губами, пока мои руки располагаются на её бёдрах. Она пахнет ванилью и медом. Я не имею ни малейшего представления, почему. Это её лак для волос? её гель для душа? Парфюм? Я хочу вдохнуть каждый её дюйм, чтобы понять это. Засунуть своё лицо между её бедер и сосать её клитор, пока она не станет мокрой и не будет кричать мое имя.

Я хочу трахать её как шлюху.

Поклоняться ей, как богине.

С чего начать?

Я провожу рукой по её обнажённому животу, кончиками пальцев касаюсь пояса её трусиков. Черная кружевная ткань открывала намек на её кожу под ними. Я никогда не любил трахаться частично одетым, но могу сделать исключение, потому что идея сдвинуть их в сторону и погрузиться в нее, пока она ещё в них, имеет свою привлекательность.

Когда мои пальцы погружаются под ткань, она гладкая. Кожа горячая от моих пальцев. Её рот приоткрывается, когда я исследую её, но не знаю, хочет ли она сказать мне остановиться или продолжать, потому что она молчит. Её глаза сужаются, и она дышит крошечными, едва слышными выдохами воздуха, которых было бы достаточно, чтобы заставить меня напрячься, если бы ощущение того, как она сжимается вокруг кончиков моих пальцев, не делало свою работу.

Мокрая. Она может ненавидеть меня, но она все ещё хочет меня.

Достаточно хорошо.

Я ввожу в нее ещё один палец. Такая чертовски скользкая и горячая. Я стону, но думаю, что это больше похоже на рычание. Я прижимаю большой палец к её клитору и накачиваю её пальцами, одновременно прижимая свою эрекцию к её заднице. Интересно, догадывается ли она, насколько безумным она меня делает? Насколько это ненормально.

Все это.

Я скольжу другой рукой по её животу, прижимая её к себе, желая, чтобы она почувствовала, насколько я тверд для нее, насколько я готов зарыться в нее не только пальцами.

Даже если она чертовски безумна.

Она уже почти кончила, когда я скользнул рукой по её животу вверх по грудной клетке. Она дрожит в моих руках, когда я беру вес её груди в свою ладонь и сжимаю. Сумасшедшие идеальные сиськи. Я не могу дождаться, когда смогу взять их в рот. Засунуть свой член между…

— Боже! Не надо! — Она прерывает мои мысли о своих сиськах ударом локтя по ребрам. Я опускаю руки и отступаю назад, тяжело дыша.

— Я не говорила прекратить, — шипит она, кажется, недоумевая, что я действительно прекратил прикасаться к ней. Она поворачивается ко мне лицом, пальцы уже на моем ремне, пряжка освобождена секундой позже. — Я сказала, прекрати трогать мои сиськи, они болят.

Не совсем то, что она сказала, но ладно. Она уже спустила мою молнию и обхватила рукой мой член, так что я не собираюсь сейчас спорить с ней о семантике.

Она гладит меня кулаком, короткими грубыми толчками, которые говорят о её нетерпении заполучить меня внутрь себя гораздо больше, чем слова. Я скольжу своей рукой по её руке, чтобы замедлить темп и удлинить удары её руки, потому что я не хочу кончить, даже не начав.

Затем я наклоняюсь и накрываю её губы своими. Я начинаю с мягкого касания губами её губ, а затем нажимаю сильнее, проникая в её рот своим языком. Исследую, покусываю её нижнюю губу, втягиваю её между зубами, пока я покусываю, сосу и пробую на вкус каждую частичку её тела.

Когда она хнычет и прижимается ещё ближе, я понимаю, что с нее хватит этой чертовой прелюдии. Я поворачиваю её спиной к зеркалу и перегибаю через стойку, избавляю её от трусиков и раздвигаю её ноги с резким "Шире", когда она не двигается достаточно быстро. Когда она располагается именно так, как я хочу, я проталкиваю себя в нее. Господи.

Мокрая. Мягкая. Скользкая. Горячая. Тугая. Идеальная.

Она сжимается вокруг меня и толкается назад, пытаясь принять меня глубже.

Я скольжу внутрь. Медленно, дюйм за дюймом, пока я не достигаю глубины, и она издает небольшой хмыкающий звук в горле и прижимается ко мне попкой.

Дейзи упирается предплечьями в столешницу в ванной, удерживая грудь над поверхностью, и мне хорошо видны её сиськи, подпрыгивающие при каждом моем толчке. Это охуенное зрелище, скажу я вам.

Я смотрю на нее в зеркало, наслаждаясь тем, что трахаю её таким образом. Я могу смотреть вниз и видеть, как я исчезаю между двойными шарами её задницы. Видеть, как увлажняется мой член с каждым протяжным ударом. Смотреть в зеркало и наблюдать, как колышутся её сиськи при каждом проникновении. Сжимать её бедра и наблюдать, как её пухлые губы раздвигаются при самых сексуальных хрюканьях, лепечущих криках наслаждения, шепотах "да, да, да", срывающихся с её губ. Смотреть в её глаза, отраженные в зеркале, её взгляд устремлен на мой галстук-бабочку, глаза сузились в презрении.

Я стягиваю его, сопротивляясь желанию засунуть его в её умный рот.

Господи Иисусе. Я трахаю её в своей ванной, будучи полностью одетым. Это воссоединение — это… что-то.

Но я близок к освобождению, и мне нужно, чтобы она была со мной, потому что, вопреки тому, что она думает, у меня есть манеры.

Кроме того, я думаю, что она может превратить мою зубную щетку в заточку, чтобы убить меня, если я не заставлю кончить. Поэтому я запускаю руку в эту идеальную гриву темных волос и дергаю, достаточно, чтобы причинить малейшую боль. Достаточно, чтобы возбудить несколько нервных окончаний, а затем скольжу другой рукой по её бедру к клитору. Двумя пальцами, по кругу. Она гладкая, и мои пальцы скользят в быстром ритме, а мои яйца напрягаются и пульсируют, пока я сдерживаюсь, до тех пор, пока её рот не открывается в беззвучном вздохе, её плечи опускаются, а её киска сжимается вокруг меня, и это ощущается как чертов рай. Я следую за ней, умудряясь продержаться ещё несколько секунд.

Я упираюсь руками в стойку рядом с её головой, переводя дыхание. Все ещё внутри нее.

Я стискиваю зубами её шею, затем встаю, неохотно выходя из нее. Она выглядит как развратная фантазия, перегнувшись через мою тумбу, раздвинув ноги. Я тщательно откладываю это видение в памяти, когда она издает звук, который лучше всего описать как мурлыканье, которое быстро растворяется в шипении, когда она встает.

— Ты серьезно только что трахнул меня без презерватива? — Она смотрит на меня через плечо, глядя на меня так, будто можно забеременеть дважды, прежде чем топает к туалету, берет салфетку и стирает меня со своих бедер.

Господи, как же это горячо. Почему это так горячо? Что, черт возьми, со мной не так?

— Что, черт возьми, с тобой не так?

— Расслабься, — бормочу я, пожимаю плечами, заправляя себя обратно в штаны, просто потому, что уверен, что этот жест будет её раздражать.

— Расслабиться? — произносит она. Да, она раздражена. — Ты какой-то особенный идиот, Кайл? Что, если я лгала? Что если я не была беременна, а ты просто оплодотворил меня прямо в эту секунду? А? Сколько у тебя мамочек?.

— Ты врешь?

— Нет!

— Ладно. Значит, это был бессмысленный разговор?

— Он не был бессмысленным, — огрызается она. — Дело в твоем непокрытом члене. Ты один из тех парней, которые срывают презерватив во время? Ты вообще пользовался презервативом в Бостоне? Ты сделал это специально? — её голос становится все громче с каждым вопросом, пока она не начинает кричать. — ПОЧЕМУ Я БЕРЕМЕННА, КАЙЛ?

Господи. Я провожу рукой по лицу и прислоняюсь к стене. Враждебность ушла из нее, и она выглядит растерянной. Она выглядит побежденной.

— Разве мужчины так делают?

— Что делают?

— Что-нибудь из того, что ты только что сказала?

Она закусывает губу и скрещивает руки на груди. Это движение, кажется, напоминает ей, что она голая, и она опускает их, подхватывая с пола свои трусики.

— С тобой, — уточняю я. — Мужчины так поступают с тобой?