Если мы когда-нибудь разведемся, я не получу магазин KINGS, это я вам точно могу сказать. Я получаю три миллиона долларов за год брака. Три миллиона чертовых долларов. За. Год. И я получаю их, пока мы ещё женаты. Кайл сказал, что это для того, чтобы у меня был доступ к собственным средствам. Есть и более крупные суммы — слишком большие, чтобы их упоминать — каждое десятилетие.

Я сказала ему, что не хочу этого. Я сказала ему, что это заставляет меня чувствовать себя отвратительно, как будто все это было сделкой. Кайл сказал, что если бы я подписала брачный контракт, не соглашаясь ни на что, он никогда не был бы принят в суде, так что это защитит нас обоих. Он также сказал, что когда-нибудь я могу передумать, а если нет, то могу бросить деньги в сумку и уйти.

Я думаю, он пошутил, но это действительно так.

Он также сказал, что это подстраховка для меня, чтобы мне никогда не пришлось оставаться с ним, если я не хочу, и что я должна просить больше. Он выглядел немного неловко, когда говорил это, и я подумала, не является ли все это для него таким же странным, как и для меня. Представьте себе, что у вас столько денег, что вы должны заранее определить, сколько вы отдадите кому-то другому в случае разрыва, потому что если вы этого не сделаете, то откроете себя для целого парада судебных исков?

Это странно.

Я написала внизу, что он не получает половину моего дохода от блога или половину моей Honda Civic. Это заставило его улыбнуться, но он согласился.

Дело в том, что я могу позволить себе полететь в Лондон, так что если Вайолет этого хочет, я её поддержу.

Кроме того, я кручусь. Она только упомянула о собеседовании, а я уже мысленно переселила её и спланировала первую дюжину своих поездок.

— Работа в Sutton International, — говорит она, называя материнскую компанию турфирмы, из которой я только что уволилась. — В их лондонском офисе. Это отдел дизайна и развития, то есть, если я получу эту работу, я буду работать с командой, которая занимается реконструкцией и перепланировкой отелей, которыми они управляют на европейском рынке.

— Звучит идеально для тебя! — Более чем идеально. Для Вайолет это была бы работа мечты. Она любит исторические объекты. Она любит дизайн, и она всегда была англофилом.

— У меня также назначено ещё одно собеседование на следующей неделе, на местном уровне, — говорит Вайолет. — Оно в хорошей компании. Она мне подойдет, и это больше денег, чем я зарабатывала раньше.

— Но это не Лондон, — добавляю я.

— Это не Лондон. — Она вздыхает в знак согласия. — Но я не знаю. Лондон, как известно, дорогой. Могу ли я действительно переехать туда одна? В другую страну? Это же безумие. Эта местная работа — более безопасный выбор. Более рациональный выбор.

— Вайолет, послушай меня. Ты слушаешь?

— Да.

— К черту безопасность. Ты едешь на собеседование в Лондон. Если тебе предложат работу, ты согласишься. Остальное ты придумаешь сама, ты всегда так делаешь. А я всегда буду рядом, если ничего не получится. Ты найдешь, где жить. Маленькую квартирку, на которую ты потратишь все свои деньги, но это будет прекрасно, потому что ты будешь в Лондоне, жить своей лучшей жизнью.

— Да, это было бы просто потрясающе, не так ли? — Вайолет погрузилась в мечты, и я знаю, что она представляет себе долгие прогулки мимо старых зданий по сомнительным мощеным тротуарам, но это делает её счастливой, и это делает счастливой меня.

— Дженнингс живёт в Лондоне, — говорит Вайолет после паузы. — Мне позвонили и пригласили на собеседование, когда я ещё думала, что между нами что-то есть, а теперь, когда этого нет, это как бы выбило ветер из моих парусов. Понимаешь?

— К черту Дженнингса.

— Да, — отвечает Вайолет без намека на иронию. — В этом-то и проблема.

— Я люблю тебя, ты мои макароны.

— А ты мой сыр. Я тоже тебя люблю.