Может быть поэтому, когда ко мне подошел плечистый седой тренер и предложил «походить на его тренировки, может, понравится» — я воспринял это событие, как перст судьбы. Особенно учитывая, что он тренировал Юру и всего за полтора года сделал его чемпионом города. Мастер, как его называли, при моем появлении в спортзале клуба Динамо, приказал переодеться и надеть огромные тренировочные перчатки, которые кололись изнутри конским волосом и казались пропитанными насквозь едким мальчишеским потом. Мы оба забрались на ринг, я запрыгал на войлочном покрытии, а Мастер заставил бить себя, что есть сил. Наверняка, я уподобился ветряной мельнице, размахивая руками, меня пронзил стыд за свое неумение хотя бы чуточку пробить его защиту и нанести удар в голову. Но вот он слегка коснулся мягкой кожей перчатки моего лба, по которому струились ручьи пота, перед глазами поплыли его улыбающееся лицо, канаты, светлый квадрат окна, насмешливые рожицы юных спортсменов — и я упал в его железные объятья:

— Ничего, ничего, ты молодец, на сегодня достаточно, — сказал он мне на ухо. — Прими душ, переоденься и зайди на минутку.

Холодный душ подействовал на меня ободряюще. Я стал легким и гибким. Усталости как не бывало. Головокружение прошло. Я насухо вытерся, надел брюки с рубашкой и с курткой в руках вошел в зал. Мастер остановил меня на пороге, пальцем показав на мои не вполне чистые кеды — я замер. Ну, думаю, вот и закончилась моя спортивная карьера. Но тренер положил тяжелую руку мне на плечо и доброжелательно произнес:

— Ну, во-первых, я тебя беру! Завтра приходи не как сегодня с набитым пузом, а поешь за два часа до тренировки. Во-вторых, на ринге я узнал твои возможности и уяснил, как тебя тренировать. У тебя длинные руки, ты такой… интеллигентный юноша, поэтому будем из тебя лепить фехтовальщика — это такой стиль ведения боя, когда ты держишь противника на длинной дистанции и набираешь очки неожиданными точными ударами в открытую защиту. Но как я успел заметить, твои трицепсы длинны и неплохо накачаны, грудные мышцы тоже. Поэтому! — Он поднял указательный палец. — Я тебя научу сильному удару правой, доведем его до трехсот килограмм — и ты каждый бой будешь завершать нокаутом в первом раунде. — Большой палец нырнул за спину. — Думаешь, почему эти пацаны смеялись над тобой?

— Наверное потому, что я дрался как девчонка, — предположил я уныло.

— Ничего подобного, — произнес он шепотом. — Они завидовали тебе. Ни у одного из них нет таких физических данных и умственных способностей, как у тебя. Уверен, если бы на моем месте там, на ринге, оказался любой из них, он бы уже схватил нокаут, от тебя. Вот так. Завтра продолжим. До свидания.

Полгода тренировок у Мастера — право слово, великого мастера — пролетели как три дня. Он был строгим и даже в чем-то жестоким тренером, но на первых соревнованиях я понял, что он успел всего за несколько месяцев «вялую девчонку» натаскать до уровня непобедимого воина. На тренировках, как Луи де Фюнес во время спектакля, я терял по три килограмма собственного веса. С тела слетел юношеский жирок, лицо стало «высеченным из гранита», мышцы даже в расслабленном состоянии были твердыми и, казалось, звенели как та самая сабля, которой дрались фехтовальщики. После упрямых тупых избиений огромного мешка с человеческий рост, я подходил к динамометру, частыми короткими вздохами нагнетал внутри себя силу, наконец, происходил внутренний взрыв, я бил без размаха по мягкому кожаному диску, стрелка подпрыгивала и замирала на цифре «300», потом довел показатель до «360». Разумеется, чтобы не закрепостить мышцы, я «фехтовал» с тренером на ринге, прыгал через скакалку, ритмично бил дрыгающуюся полую грушу, выучил и довел до автоматизма три «моих персональных» серии ударов — и тут пришло время городских соревнований.

С интересом наблюдал за собой, как бы со стороны — вроде бы должен волноваться, но оставался спокойным как удав. Мастер, который после первого разговора на пороге спортзала, больше никогда меня не хвалил, перед выходом на ринг лишь хлопнул тяжелой рукой по плечу и тихо произнес:

— Только нокаут в первом раунде! Как откроет защиту, сразу бей прямым справа.

Передо мной на ринге, в противоположном синем углу, сидел, развалясь, огромный детина, жирный, пузатый, на полголовы выше меня. Интересно, из какой-такой весовой категории этот хряк — явно не моей! Когда детина изобразил страшную рожицу и плюнул в мою сторону, я вспомнил его и сразу понял слова тренера «только нокаут в первом раунде». Во-первых, видел его у входа в наш спортклуб, он также как сейчас в развалку сидел в огромном ядовито-красном Кадиллаке, ожидая, скорей всего девочку из секции художественной гимнастики — там водились такие красавицы, от созерцания которых дух захватывало, только они смотрели на боксеров свысока и близко к себе не подпускали. Ну точно, вот она, выпорхнула из дверей, балетной походкой подлетела к автомобильному монстру и привычно заняла место рядом с плейбоем местного разлива, а тот даже не взглянул на красавицу — его больше занимала реакция таких же как я безлошадных пешеходов, толпящихся на остановке автобуса под бетонным козырьком.

После удара гонга, детина продолжал сидеть, выражая презрение ко мне, рефери и всей публике, собравшейся на гладиаторские бои. После третьей просьбы рефери встать и приступить к избиению младенца, прыгающего напротив, хряк с трудом оторвался от табурета и пошел на меня в атаку — именно пошел, вразвалку, лениво… Руки в жестких перчатках, явно не по рангу соревнований, он держал на уровне пупка. Я охладил его пыл парой быстрых ударов в печень и сердце — сразу он, скорей всего, ничего не почувствует, зато через минуту-другую у него заболит живот и начнутся перебои в сердце. А сейчас жиртрест на секунду остановился и удивленно воззрел на меня, как сонный бизон на убегающего кролика. Мне бы и этого хватило, чтобы нанести нокаутирующий удар, но какой-то мелкий шалун внутри попросил сперва поиграть с толстяком, сбить с него высокомерную спесь, а уж потом нанести тот самый разящий удар справа, весом в 360 килограмм. И я поддался искушению…

Отскочил от соперника, закружил вокруг, нанося удары слева, заставляя привыкнуть к тому, что именно слева ему грозит опасность. Вот он и кулаки сдвинул влево, да там и держал на уровне пояса. Мастер из своего угла за канатами уже махал рукой: мол, кончай балет, бей справа! …Лишь на долю секунды отвлекся, и в тот миг откуда-то снизу в меня полетел жесткий кулак, но настолько медленно, что я успел уклониться, защитив голову, но кулак достал мое левое плечо, там словно взорвалась бомба, полыхнула горячей болью — и я почувствовал себя перед динамометром, накапливая внутри мощность взрывного импульса. За сотую долю секунды передо мной мелькнуло самодовольное поросячье лицо противника, моя правая рука незаметно для глаз дернулась, превратившись в серое облако — глаз человека не способен зафиксировать траекторию полета перчатки во время нанесения разящего удара. Все наблюдали только вот что: огромное тело передо мной качнулось и с грохотом рухнуло на войлок ринга. Трибуны взорвались воплями восторга, Мастер облегченно вздохнул, показав мне кулак: мол, я с тобой еще разберусь. Рефери, увидев выброшенное белое полотенце тренером противной стороны, поднял мою руку, а я, весело насвистывая, подлез под канаты и оказался в железных объятьях Мастера, ничего хорошего мне не предвещающих.

Потом был допрос в кабинете заместителя министра МВД — он-то и был папой того хряка, которого я отправил в нокаут. Самое интересное, что сам родитель имел весьма субтильные формы тела и вёл себя уважительно и вежливо, хоть и удалось заметить в нем какую-то гаденькую скрытую ярость. Я уже было приготовился в наручниках выйти от него туда, где томятся заключенные преступники, но вдруг на меня напало такое спокойствие… В тот миг мне стала понятна безалаберность Юры — она была сродни смирению приговоренного на эшафоте, с любопытством наблюдающего за манипуляциями палача. Может, это настроение передалось заместителю министра, а может, Мастер серьезно поговорил с ним, только передо мной на поверхность стола лег распечатанный в типографии бланк.

— Можно узнать, что это? — спросил я, тупо уставившись на документ.

— Официальное предупреждение о том, что отныне тебе запрещается применять свои навыки, полученные в боксерской секции спортклуба Динамо, — монотонно пробубнил гражданин начальник, испепеляя меня ненавидящим взглядом.

— Но как же я буду заниматься боксом? — спросил я недоуменно. — Ведь именно для «применения навыков» меня тренировал самый лучший Мастер бокса в стране.

— А он больше не тренер, а ты — не боксер. Вы оба уволены! Понятно?

— Да, конечно, — кивнул я, едва сдерживаясь, чтобы и папе не треснуть, как сыночку. — Как сынок?

— В больнице, — прохрипел заботливый отец. — У него сотрясение мозга.

— Сочувствую.

— Это вряд ли… — Глянул на заполненный мною бланк, подписал повестку и рыкнул: — Пока свободен.

У выхода из здания министерства меня ожидал Мастер.

— Вас тоже уволили? — спросил я понуро.

— Не дождутся! — выпалил он, улыбнувшись. — Меня уже в ЦСКА взяли, с повышением, буду тренировать армейскую сборную.

— А как же я?

— Твоя карьера боксера, Платон, кажется, завершилась. Но как хорошо — нокаутом! Юра твой тоже, как выиграл первый бой, так и его попросили с вещами на выход. Зато боевые навыки — на всю оставшуюся жизнь.

Года через два Юра пригласил меня на чемпионат страны — хоть мне и нравился бокс, но участвовать в боях в качестве зрителя не любил. Там и встретились с Мастером. Он взял мое предплечье в стальной захват и спросил: