Тремя днями позже...
понедельник, 15 сентября
Бормотание голосов, резкий смех и треск пробок шампанского проникли сквозь тонкую матовую стеклянную дверь в офис Эвелин Майерс. Каждый раз, когда кто—то шагал по коридору, стекло вибрировало. Обязательно так шуметь? В шуме никто не мог сосредоточиться.
Собственно, Эвелин хотела покинуть канцелярию уже давно. Было восемь часов вечера. Её двух кошек — Бони и Клайда нужно было покормить, и её желудок уже начал урчать. В принципе, ей нужно было дойти только до фойе. В вестибюле венской адвокатской канцелярии стояли полдюжины коктейлей на подносах, и в большом конференц-зале, и в комнате посетителей громоздились на столах бутерброды с икрой, лососем и тунцом. Но тогда она должна была бы прерваться и сблизиться с клиентами и коллегами юристами, но Эвелин сумела от этого воздержаться. Короткий разговор никогда ещё не был её сильной стороной.
Она запуталась в документах на своём письменном столе и рассматривала различные мнения, полицейские протоколы, допросы участников процесса, свидетелей и фотографии уголовной полиции и пожарной команды.
Рядом с этим лежала запись первого внесудебного сравнительного разговора, который Эвелин провела с адвокатом истицы в ресторане. Противоположная сторона не удовлетворилась несколькими тысячами евро.
Этот проклятый случай с крышкой канализационного люка! Она хотела поработать над ним ещё как минимум час. Конечно, Эвелин могла улизнуть с чёрного хода со всеми документами и продолжить дома. Спокойно продолжить! Потому что в её квартире не мог появиться никто, кроме Бони и Клайда, кто мог бы её отвлечь. Но девушка знала. Это закончилось бы тем, что она сидела бы вместе с остатками холодной пиццы в гостиной, не видя за деревьями леса... и в четыре утра проснулась бы на диване.
Тем не менее, хуже всего было то, что несколько дней назад, на долю секунды, у неё было странное чувство дежа-вю. Оно появилось из-за подготовки дневного заседания в районном суде и краем глаза Эвелин бросила взгляд на свои документы. Бац! Ассоциация исчезла также быстро, как появилась. В этом случае присутствовала одна деталь, которая хотела ей о чём-то сказать, но она не поняла, что это было. И чем дольше Эвелин перелистывала документы, тем сильнее сомневалась в своей смекалке.
Далёкий и приглушённый голос шефа оторвал девушку от мыслей. Она услышала, как он подходил по коридору к её офису. За стеклянной дверью выделилась его тень, затем мужчина постучал и зашёл в её кабинет. Он всегда стучал! В этом отношении Крагер был джентльменом.
Он носил дизайнерский костюм от «Армани», имел виски с проседью, угловатое лицо, был высокий и, несмотря на свои шестьдесят лет, был обольстителем — вероятно, даже немного. Кроме того, он был красноречив и …
Ей почти пришло в голову слово "серьёзный". От некоторых клиентов Эвелин слышала, что один "серьёзный юрист" являлся противоречием в себе, что, несомненно, было правдой. Крагер, определённо, не был среди юристов матерью Терезой, но беспокоился о справедливости — если это допускало дело. Он не даром имел прозвище — Питбуль.
Теперь Крагер стоял перед ней с делом и бокалом шампанского в руках.
— Эвелин, вы не должны доказывать мне, что вы крутой юрист — не сегодня. — Он снова нацепил свой отцовский взгляд. Эвелин знала, что шеф также может и по-другому, но сегодня был его день.
Канцелярия Крагена, "Холобек энд Партнер" праздновала своё двадцатипятилетнее существование, и залы были до отказа заполнены нотариусами, судьями, журналистами, знакомым бизнес-адвокатами и представителями крупных компаний. Крагер принципиально не брал небольшие компании в качестве клиентов. Здесь сменяли друг друга директора банков и менеджеры авиалиний, концернов страхования, торговых домов и электронных торговых сетей.
— Я хочу только эти документы...
— Эвелин, это всё же, только отговорки, — прервал он её тоном, не терпящим возражений. — Оставьте этот случай на час и присоединяйтесь к нам, вы тут помешались на одной вещи, которая ни к чему не приведёт.
Ни к чему не приведёт? Подсудимый был лучшим другом её отца, единственным человеком, который заботился о ней после аварии её родителей — и Крагер это чертовски точно знал!
Прежде чем она смогла что-то сказать, Крагер указал на дверь.
— Там снаружи ждёт более волнующий случай: работающее от батареи радио скользит через панель приборов и управления, ударяется о рулевое колесо, подушка безопасности раскрывается и швыряет радио в лицо муниципального служащего. Вдова предъявляет иск фирме-производителю надувной подушки безопасности на пять миллионов евро.
Эвелин знала о случае.
— К сожалению, мы не выиграли.
— Я знаю, но это те заказы, которые приносят деньги, в отличие от случая, когда мужчина спотыкается об ограждение стройплощадки и ломает себе шею в канаве.
Это прозвучало так, как будто он хотел над ней посмеяться.
— Я знаю подсудимого лично, и строительная площадка была ограждена должным образом, — сказала она.
— Да, я знаю, проигранный процесс вашего знакомого приведёт к катастрофе. Но послушайте... — голос шефа потерял отеческий тон. — Мы не каритас[1] и для небольших социальных дел как это существуют конторы, которые на этом специализируются.
— На этот раз они обломают зубы, — возразила Эвелин. Строительная фирма дяди Яна — как она с детства называла друга своего отца — работала не очень хорошо и поражение в суде погубит её. Она не могла оставить его в беде, потому что была ему обязана.
Крагер небрежно присел на край её письменного стола, что не было для него типичным. При этом его взгляд упал на стопку цветных фотографий. Он раздвинул в стороны первые из них.
— Снова происходят из вашего сомнительного источника?
Как часто они уже обсуждали эту тему?
— Я решаю дела по-своему, — просто ответила она. — Вам нужны результаты — я вам их предоставлю, это моё дело.
Он довольно долго пристально на неё смотрел.
— Пусть так. Но как только это дело закончиться, мы серьёзно поговорим. Есть кое-какие прибыльные дела, которые я бы хотел вам доверить.
— Предъявить иск маленькому частному банку, который работает не бюрократически, не просчитывается в накладных расходах и забирает клиентов у крупных банков?
— Лучше доверьте мне ваши циничные замечания, для этого вы слишком молоды и слишком красивы. — Крагер кивнул на дверь. — Вы к нам присоединитесь?
— Я продолжу работу.
— Ваше решение. — Шеф взмахнул папкой. — Уголовное дело было прекращено. Заключение об аутопсии Кислингера пришло сегодня после полудня из суда.
Эвелин вскочила со стула. Кислингер был мужчиной, который упал в открытый канал шахты.
— Я уже три дня его жду!
— Я хотел отдать вам документы только завтра, после праздника. Но так как вы и так уже помешались на уголовном деле, и не успокоитесь... — Он не досказал предложение и положил папку на стол.
Эвелин сразу её открыла и пересмотрела строки судебного медика, пока не дошла до места с временем и причиной смерти. У неё остановилось дыхание.
— Кислингер умер ни от перелома черепа или шеи, — сказал Крагер.
— Вы прочитали заключение?
— Конечно. Между шампанским, шутками и бутербродом с икрой всегда есть минутка. Послушайте, Эвелин... — Снова вернулся отеческий тон, но в этот раз с тихим и опасным привкусом. — Вы проиграете дело. На отчёте о вскрытии вы сломаете себе шею. Кислингер кувыркнулся в узкий канал шахты и невысоко застрял над землей. Шахта находилась в тридцати сантиметрах под водой. Кислингер не смог передвинуться и...
— ... утонул, — закончила предложение Эвелин. Она подняла глаза от отчёта о вскрытии.
— В трахее, лёгком и желудке находилось два литра сточных вод.
Тесные переулки второго венского округа в этот поздний час были пустыми. Всё же, тот, кто бежал через площадь, был либо сутенёр, взыскивающий денежные долги, идущий в район с уличной проституцией, или тот, кто хотел избавиться от денег любой ценой в баре.
Кроме того, ночью переулки выглядели более опустошительными чем днём. В некоторых местах уличное освещение вышло из строя. Мешки для мусора были уложены друг на друга рядом с полными бочками, собачье дерьмо лежало у каждого угла дома и из некоторых квартир проникал обычный супружеский спор.
Крики напоминали Эвелин конфликты своих родителей, которые она подслушивала девочкой. В общем, её детство прошло не так плохо, до того момента, когда она познакомилась с мужчиной, который изменил всё. С этого момента её детство закончилось. Она росла на пустых деревянных поддонах овощного магазина, жалюзи которого были на половину закрыты.
После того, как Эвелин неоднократно просмотрела пункты отчёта результатов вскрытия в своем бюро, она пыталась связаться с Патриком — своим сомнительным источником — по мобильному телефону. Время от времени он помогал ей в расследовании, но в этот раз не брал трубку. Но она и без него догадается о том, что произошло две недели назад в переулке Кцернин.
Эвелин покинула канцелярию с чёрного хода, не сказав другим ни слова. Ещё пара бокалов шампанского и, даже Крагер не заметит её отсутствия. Во время поездки на автомобиле, девушка позвонила дочери своей соседки, у которой были ключи от квартиры Эвелин. Конни любила, когда ей разрешали кормить Бонни и Клайда курицей из банки. Разумеется, этим девочка делала ей одолжение. Из-за всех бизнес-ланчей и вечерних мероприятий, которые часто продолжались до полуночи, обе кошки уже бы давно разыграли мятеж, писали бы в обувь Эвелин или рвали в клочья шторы с гардин.
"Форд Фиеста" Эвелин припарковался под одним из немногих работающих фонарей на углу дома. Оттуда она пошла пешком в переулок Кцернин. Цокот её туфель на шпильках эхом раздавался от стен. Через несколько метров девушка достигла места, где две недели назад умер Кислингер.