Глава 27

Клиника Бремерхафен представляло собой огромное высотное здание, и в семидесятые годы, наверняка, была одной из самых современных больниц страны. Сегодня здание, включающее в себя оздоровительный центр, реабилитационный центр и прилежащие клиники по-прежнему выглядело импозантно.

Пуласки приехал около девяти вечера. Клиника, окруженная огромной территорией с деревьями и прудом, одиноко возвышалась в темноте. При этом, освещенные этажи выглядели как рождественские огни. Контрастируя со всем этим, с севера надвигался грозовой фронт.

Пуласки оставил машину на практически пустой парковке для посетителей. Ветер гонял по дорожкам листву, а в воздухе уже пахло дождем, когда он шел к главному входу. На этот раз служебное оружие, на всякий случай, осталось в машине. Теперь он знал, как чувствительно реагировали медики, как только видели ручку спрятанного под пиджаком пистолета.

Доктор Вобельски, прежде хирург в отделении интенсивной терапии, сменил специальность и стал главным врачом в терапевтическом отделении. Все это Пуласки выяснил в дороге, поговорив по телефону с Мальте. Дама, сидевшая за стеклом регистратуры, уже знала, что Пуласки хотел поговорить с врачом и отправила его на седьмой этаж. Ему повезло, что у Вобельски была ночная смена. Однако из-за срочного дела за пределами клиники, он вернется не раньше двадцати трех часов.

Пока Пуласки поднимался в лифте, его вдруг посетила странная мысль о том, что Вобельски, возможно, и являлся тем самым разыскиваемым седовласым мужчиной в темном пальто и поврежденной ногой. На седьмом этаже он направился прямиком к больничной схеме на доске. Терапевтическое отделение подразделялось на отделения кардиологии, онкологии, диабетологии, гастроэнтерологии и реаниматологии. У каждого врача, санитара и каждой отдельной медсестры была своя фотография. Над ними всеми висел снимок доктора Вобельски. Ему было около шестидесяти - и он был седым. Пуласки разглядывал фотографию, прямо-таки гипнотизируя глаза врача. Во время преследования он видел седовласого только со спины, но он знал контуры его профиля, которые смог воспроизвести Мальте с помощью компьютера с камеры видеонаблюдения из Маркклееберга. Был ли это именно тот человек? Будет ли он хромать при встрече?

Пуласки оторвал взгляд от фотографии. Примерно через два часа он все узнает. А пока он, один за другим, покупал кофе в автомате, хотя от дерьмового капуччино с ароматизаторами у него выворачивало желудок. С другой стороны он сегодня совсем мало ел, вот желудок и урчал как у голодного волка.

Он сел рядом с окошком информации на жесткий диван между двумя искусственными пальмами и позвонил дочери. С тех пор как он уехал из Гёттингена, Ясмин знала, что домой сегодня он уже не вернется. Она ночевала у подруги, с которой завтра поедет в школу. Пуласки хотел просто удостовериться, что с ней все в порядке и она не злилась на него.

- Не волнуйся, пап, - прошептала она в телефон. - Ты поймаешь парня, который убил русскую?

- Конечно.

- Хорошо. Я заметила, что ты открывал мамины коробки.

- Я искал одну книгу.

- Ты читаешь?

- Я пытался.

- Ого. - Она тихо засмеялась. - Я убрала коробки.

- Спасибо.

- Мы поедем на выходных с Рексом в Йоханна-парк? - вот опять, эти угрызения совести, которые испытывал Пуласки каждый раз, когда ему приходилось обнадеживать свою дочь. - Обещаю.

- Честно?

- Честно. - Пуласки задумался о соседской собаке. Рекс просто обожал гоняться за фризби.

Пуласки бросил взгляд на экран сотового. Батарейка понемногу разряжалась.

- Мне пора заканчивать. Спокойной ночи, малышка. – Подождав, пока она пошлет ему поцелуй, он положил трубку.

Он действительно хотел выполнить свое обещание на этих выходных. Но, глядя в окно, Пуласки сомневался, что это возможно. Темные грозовые тучи все ближе подбирались к окнам. Вдалеке уже вспыхивали первые молнии. Еще ничего не было слышно, но гром не заставит себя долго ждать. В следующий момент о стекло уже начали разбиваться первые капли дождя.

За информационным окном, и в коридоре стало странно тихо. Временами раздавался звук открывающейся двери лифта этажом ниже, а по кафельному полу скрипели подошвы.

Пуласки убрал телефон. Он не догадался взять с собой зарядное устройство, которое можно было бы подключить к аккумулятору. Вообще-то, это должна была стать короткая поездка в Гёттинген, однако вместо этого он торчал на Северном море и ждал, когда на местность обрушится потоп.

Пуласки встрепенулся. Он задремал. Настенные часы показывали 23:05. Его разбудил звук кабинки лифта.

К нему шел высокий мужчина с усами, седыми висками и с папкой под мышкой. Видимо, он пришел с улицы, так как его пальто было насквозь мокрым. Следующий взгляд Пуласки предназначался его ногам. Мужчина не хромал. К тому же у него были слишком густые волосы.

Пуласки поднялся.

- Доктор Вобельски?

Врач кивнул и протянул ему руку.

- Мне уже сказали, что Вы хотите поговорить со мной, но я не смог прийти раньше. Коллега хотел, чтобы я ассистировал ему во время сложной и срочной операции. Автомобильная авария. Пойдемте со мной. - Он быстрым шагом пошел вперед. - О чем пойдет речь?

Пуласки проследовал за ним по коридору в бюро. Пока он рассказывал о четырех детях, которых десять лет назад лечил Вобельски, врач снял пальто, надел белый халат, включил кофеварку и вытер мокрые волосы полотенцем.

Когда Пуласки закончил свой рассказ, в маленьком помещении уже пахло свежим кофе.

- Хотите чашечку кофе?

Пуласки отказался.

- Боюсь, я все выпил из автомата в коридоре.

Вобельски заговорщицки подмигнул.

- Не волнуйтесь, реанимация здесь недалеко. - Улыбаясь, он сел на стул, помешал содержимое чашки и уставился из окна. Вдруг его лицо стало серьезным. - Я помню этих детей. Не часто встречаешь такое, что четверо несовершеннолетних попадают в больницу по уши накачанные ЛСД и с ужасными ранами на теле. У нас никогда не было столько полиции, как тогда. Кроме того, это был мой последний месяц в реанимации. Такое прощание трудно забыть. После этого я две недели был в отпуске, после чего перешел в терапевтическое отделение. - Он испытующе посмотрел на Пуласки. - Поэтому Вы приехали из Лейпцига?

- После того, как Вы оказали детям первую помощь, двоих направили в психиатрическую клинику Маркклееберг недалеко от Лейпцига, а остальных в психбольницу Херберхаузен возле Гёттингена.

- Я знаю, после отпуска я должен был написать для некоторых детей медицинское заключение. Одна из девочек была довольно тяжелым случаем, потому что не говорила ни слова и никто не знал, откуда она родом. Это было ужасно...

- Наташа Зоммер,- прервал его Пуласки. - Так ее назвали. Возможно, она приехала с Украины. Мы до сих пор не знаем, кем она была на самом деле.

- Была? - врач взглянул на него. - Как она?

- Она и еще двое из тех подростков мертвы. Четвертая находится на грани жизни и смерти.

- О, господи. - Вобельcки на самом деле выглядел шокированным. - Дело будет возобновлено?

- Я пытаюсь сделать это. Поэтому я здесь. Что Вы помните?

Врач откинулся назад и закрыл глаза.

- Боже мой, прошло столько времени... дети были найдены с интервалом в несколько дней на расстоянии нескольких километров друг от друга в разных прибрежных деревнях Северного моря. Одного из детей даже привез какой-то рыбак на старой, разваливающейся повозке. Они были голыми, голодными, накачанными наркотиками, а на телах были следы ужасных побоев. Кто-то так сильно издевался над ними, что они были на грани смерти.- Вобельски открыл глаза. - До сих пор я только слышал о подобных случаях в прибрежных регионах Франции и Греции. Это было за несколько лет до этого. Но ни одно из этих дел так и не было раскрыто.

Пуласки сник.

- Криминальная полиция ничего не выяснила в свое время?

- Насколько я знаю, никто так и не выяснил, как дети попали на пляж. Полиция месяцами безрезультатно проверяла все прибрежные деревни. - Вобельски сделал глоток кофе. - Я помню только то, что дети почти одновременно стали сиротами, а вскоре и вовсе куда-то пропали на несколько месяцев... а потом вдруг объявились на пляже. Не ориентирующиеся в пространстве, с нарушенной психикой и вообще, скорее мертвые, чем живые. По крайней мере, так было написано в газете.

- Что нибудь еще?

- Боюсь, что нет. - Врач покачал головой. - Газеты еще несколько недель писали об этом, но заголовки все время были одинаковыми: "Четверо сирот и неизвестный беспризорник..."

- Погодите! - Пуласки выпрямился на стуле. - Что Вы только что сказали?

Вобельски также выпрямился.

- Да, точно, я вспомнил. Их было не четверо.

У Пуласки участился пульс.

- Был пятый ребенок?