Тяжелое дыхание заполнило воздух. Лола не была уверена, сколько они пролежали вместе; Макс, удерживал большую часть своего веса на предплечьях, пока его тело накрывало ее.
– Все хорошо? – наконец спросил он.
Девушка провела пальцами по его волосам и усмехнулась.
– Думаю, да.
– Иисусе, не думаю, что когда-нибудь так кончал. Ты невероятная… – Он остановил себя. – Любовница. Нет. – Он покачал головой. – Я хотел сказать, что ты просто невероятная леди.
Лола рассмеялась, не произнося ни звука. Оговорка Макса оказалась одним из самых лучших комплиментов, которые мужчины когда-либо дарили ей.
– Я хотела бы быть и невероятной любовницей.
– Да, так и есть.
Сквозь шум дыхания в их приют проникли звуки сальсы, и вторгся реальный мир. Макс поцеловал ее в лоб и пробормотал что-то, что она не вполне расслышала. Ее сердце все еще тяжело колотилось в груди, а кожа была все еще чувствительной от его прикосновений, когда он соскользнул с ее тела и встал на колени. Последние лучики света блеснули на его влажном члене прежде, чем он натянул свои боксеры. Макс вгляделся в ветки кустарника, затем снова посмотрел на нее.
– Ты заслуживаешь лучшего, чем это, Лола. Будь моя воля, мы бы немного поплавали нагишом, потом снова занялись бы сексом, но по-настоящему, медленно, – произнес он, застегивая штаны. – Но у нас нет времени, и нам нужно серьезно поговорить.
Лола села и натянула трусики. Будь ее воля, она лежала бы в объятиях Макса, согреваясь приятными ощущениями. Она не хотела серьезно разговаривать, но знала, что это необходимо. Сегодня вечером не будет никакого «согреться». Никакого «полежать». Никакого плавания голышом, а потом еще занятий любовью.
– Я не знаю, на какое время мне придется уйти. Может быть на час, возможно, дольше. Главное, ты должна оставаться здесь. Независимо от того, что ты увидишь или услышишь.
То есть, если он попадет в беду, она не должна ему помогать. Лола натянула платье и застегнулась.
– Я все еще думаю, что должна пойти с тобой.
– Нет. – Макс коснулся пальцами ее подбородка и приподнял ее голову, чтобы пристально посмотреть ей в глаза. – Я не смогу защитить тебя от четырех вооруженных мужчин. – Его рука опустилась. – Если что-нибудь случится со мной, я хочу, чтобы ты…
Девушка покачала головой.
– С тобой ничего не случится.
– Я хочу, чтобы ты дождалась, когда те мужчины исчезнут, – продолжил он, как будто Лола ничего не говорила. – Потом разожги огонь на пляже. Сделай по-настоящему большой костер и брось туда всю пластмассу и резину с «Доры Мэй», что сможешь найти. Пластик и резина дают много черного дыма, который можно увидеть за мили. – Он взял бинокль и уставился на пляж. – Не забудь поддерживать огонь ночью. Если ты слегка пропитаешь песок нефтью с яхты, это поможет. – Он опустил бинокль и вручил его ей. – Те птичьи гнезда, о которых я тебе говорил, очень сухие и послужат хорошей растопкой.
– Макс?
– Да.
– С тобой ничего не случится, – повторила Лола, как будто ее слов достаточно, чтобы сделать это правдой. Она даже думать не хотела о том, что может произойти.
– Надеюсь, что нет. – Мужчина встал и помог встать ей. – Обещай, что не двинешься с этого места.
– Обещаю.
Он положил руку на ее затылок и одарил девушку быстрым поцелуем.
– Когда я приду за тобой, будь готова бежать.
– Я буду. – Она положила ладонь ему на руку. – Обещай, что будешь осторожен.
– Сладкая, я всегда осторожен.
Макс хотел отстраниться, но ее хватка сжалась.
– Обещай, что вернешься.
Он снял ее руку со своей и поцеловал ладонь.
– Я постараюсь.
Было только два реальных правила в любом конфликте, два принципа войны, которым Макс следовал. «Победа любой ценой» и «провал – не вариант». Макс участвовал в слишком многих конфликтах, чтобы не верить в них сейчас более чем когда-либо.
Он встал на колени у ручья, сбегающего по склону холма, и зачерпнул грязь двумя пальцами. Мазнул ею по лбу и вокруг глаз, вниз по щекам и подбородку. По рукам и тыльным сторонам кистей.
Музыка, доносившаяся с пляжа, прекратилась, и Макс вгляделся в листву. Ночь окончательно наступила, и разглядеть удалось немногое. Чуть ниже, слева, он смог различить отблеск костра. Звук прибоя, неопределенные звуки и бахвальства пьяных мужчин наполнили прохладный бриз. Когда резко включился новый CD с каким-то подобием латины, Макс вспомнил о музыке, на которой воспитывался – музыке, которая заставляла его думать о пустых бутылках и переполненных пепельницах.
Он двинулся к границе деревьев и слился с черными как смоль тенями. Три плохих парня сидели рядом с огнем, лакая свое пойло, пока четвертый в отключке развалился на одном из рыбацких стульев. Он не видел Крошку, но его веревка все еще была привязана к стулу. Макс присел за пальмой, слушая, наблюдая и выжидая.
Эти трое у огня походили на большинство мужчин, которые сидели без дела, ужираясь в хлам. Они ябедничали на жен и подруг и жаловались на работу. На то, как это трудно – забрать наркотики и вовремя доставить их ждущим судам, как будто они работали на чертову «Объединённую службу доставки посылок».
Чем дольше он слушал, тем больше они пили, и громче разговаривали. Они говорили о смерти Хосе Козеллы и щедром вознаграждении, назначенном боссом за голову убийцы. Пятьсот тысяч песо. Плохо только, что никто не имел ни малейшего понятия, кто этот гринго[123] или куда он исчез.
Макс взглянул вверх по склону холма, туда, где должна сидеть Лола. Он представил, как девушка, опираясь локтями на колени, смотрит в бинокль вниз на пляж. Платье лужицей голубого цвета на коленях, луна касается ее длинных ног и полных губ. Его пристальный взгляд возвратился на пляж, но мысли не были полностью посвящены делу. Макс поднял руку к лицу и поднес ладонь близко к носу. Все еще здесь. Между его пальцами. Но едва-едва. Аромат Лолы Карлайл. И опьяняющего секса. Он глубоко вдохнул, и его тело откликнулось. Жажда свернулась в паху, и его член в джинсах затвердел. Макс закрыл глаза и подумал о поцелуях. Там, между ее бедрами, где она была влажной и жаждущей. Жаждущей его.
Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал ему, что однажды он займется сексом с Лолой Карлайл, особенно в то время, когда рядом устроили вечеринку наркокурьеры, то он покатился бы со смеху. Макс всегда считал себя по-настоящему удачливым парнем, он пережил слишком многое, чтобы не верить в свое везение, но он не был настолько дьявольски удачлив.
С той ночи, когда мужчина реквизировал «Дору Мэй», он думал о ней, обнаженной, под собой. Думал в контексте ожившей фантазии каждого мужчины. Максимилиан Замора, сын кубинского алкоголика-иммигранта, трахает супермодель.
Макс сжал кулак и опустил руку. Он невероятно слеп. Захвачен врасплох, что случается не так часто. Не было никакого чувства мужского триумфа. Никакого желания бить себя кулаком в грудь или рассказать приятелям. Просто осознание того, что он поддался своему желанию в чрезвычайно опасных условиях. Того, что он зашел слишком далеко, и если получит еще хоть полшанса, он пойдет туда снова. И снова.
Макс просидел в тенях полчаса прежде, чем попятиться через деревья и кусты к точке, где остров изгибался и пляж скрывался из вида. Если и было что-то, чему Макс всегда доверял, так это инстинктам, но в последнее время они оказались ненадежными. Они подвели его во время операции в Нассау, и подводили его, когда дело касалось Лолы. Или, может быть, инстинкты не ослабели; возможно, он их просто не слушал.
Прохладные волны омыли носы его ботинок, когда он наклонился, чтобы вытащить рыбный нож. Макс решил, что в случае с Лолой проблемой было последнее. Он хотел ее, и неважно, сколько раз он говорил себе, что взяв ее, вероятно, убьет себя, он не слушал.
Теперь, когда Макс переспал с ней, то без сомнения понимал, что это была ошибка, и он говорил не о физической опасности. Занятия любовью с Лолой Карлайл оказались не такими волнующими, как он предполагал. Чувственными, как тысяча различных фантазий. Нет, это было лучше. Больше. Будучи с нею, вглядываясь в ее лицо, погружаясь в ее теплое влажное тело, он на мгновение ощутил нечто большее, чем похоть. Что-то большее, чем желание, тянущее в паху и убеждающее его погружаться быстрее и глубже. Чтобы Лола принадлежала ему как можно более полно, чтобы она не осознавала, где начинается он и заканчивается она. Макс получил представление о том, какой могла бы быть его жизнь с нею, и в течение тех нескольких мгновений, он уступил. Он позволил этому чувству заползти в его грудь, украсть его дыхание и заблокировать его разум.
Но это был просто проблеск. Фантазия, в конце концов. В реальном мире Макс не был постоянным парнем, а Лола не казалась той девушкой, которая согласится на кого-то вроде него. Мужчину, который не мог гарантировать, что завтра будет рядом.
Макс пошел вброд по прибою и выкинул мысли о Лоле из головы. Она гражданское лицо, точно такое же, как любое другое. И это просто работа, как и многое другое. Годы дисциплины позволяли ему отстраняться ото всего, кроме того, что должно быть сделано. Волны ударяли его в грудь, он зажал рыбный нож в зубах, чтобы не потерять его, потом оттолкнулся и поплыл. Только макушка головы и глаза показались на поверхности воды, когда он вынырнул в пятистах футах. Никакой ряби или всплеска, когда мужчина повернулся и поплыл параллельно берегу.
Издалека белый контур «Доры Мэй» напоминал огромного выбросившегося на берег кита, печальный и жалкий утиль. Чем ближе он подплывал, тем больше яхта принимала узнаваемые очертания, но не менее печальные или вызывающие жалость. Быстроходный катер находился в двадцати футах слева от яхты, но покачивался так низко на воде, что он бы не заметил его, если бы не знал, куда смотреть.
Моторка покачивалась на слабых волнах, когда Макс тихо перелез через борт. Он достал нож изо рта и дал глазам приспособиться к освещению внутри судна. Три пластмассовых бочонка стояли у правого борта рядом с тем, что походило на армейский ящик с боеприпасами. Он оглянулся на пляж, пересчитал всех четырех плохих парней, затем поднял люк.