– Ты знаешь, с кем тебе надо поговорить, – сказал он. – Королева Сердец. Она должна быть там и она знает всё, что известно о связанных с сердцами коллекционных вещах. Сама Большая Буйная Бетти... Я уверен, она будет только рада возобновить ваше знакомство...
– Нет уж, – ответил я. – Единственная хорошая вещь, которой эта женщина научила меня – не смешивать напитки
– Я думал, вы составляли прекрасную пару.
– Хочешь, врежу?
Я покинул „Странных Парней“ и направился на узкие, выглаженные дождём улицы Тёмной Стороны. Ночь кишела людьми и некоторыми вещами, которые совершенно определённо людьми не были, все они с горящими глазами стремились к пагубным для себя вещам. Жаркий неон горел на каждом углу, а клёвая музыка доносилась из открытых дверей никогда не закрывающихся клубов – где вы можете обуться в красные башмачки и отплясывать, пока не истечёте кровью. Экзотические запахи сотни разных кухонь, зазывалы в открытых дверях, заманивающие острыми ощущениями, настолько экзотичными, что их даже не упомянешь в приличном обществе и, конечно, дочери сумерек, патрулирующие каждый закоулок – продажная любовь или что-то похожее. В Тёмной Стороне всегда недалеко до небес или ада, хотя, зачастую, это одно и то же место с другим управлением.
Я добрался до старого Крытого Рынка, где „Коллекционные Предметы Настоящего и Будущего“ размещались в настоящее время, когда кто-то подрулил ко мне и пошёл рядом. Он нарядился, словно байкер 1950-х – весь в блестящей чёрной коже, полированные стальные цепи, остроконечная кожаная фуражка и почти убедительная развязность Брандо. Ему не могло быть больше шестнадцати-семнадцати, с мертвенно-бледным лицом и тонкими бесцветными губами. Его глаза были тёмными, а пристальный взгляд – скрытным и зловещим. Он в точности придерживался моей скорости, его руки были глубоко засунуты в карманы кожаной куртки.
– Меня зовут Ганбой, – сказал он ровным, слегка монотонным голосом, даже не взглянув на меня. – Господин Свитмен желает поговорить с вами. Сейчас.
– Все линии заняты, – ответил я. – Перезвоните позже.
– Когда господин Свитмен хочет с кем-то поговорить, с ним говорят.
– Как хорошо для господина Свитмена. Но когда я не хочу говорить с людьми, у меня есть привычка спихивать их с тротуара и отправить поиграть с дорожным движением.
Ганбой вынул одну руку из кармана куртки и наставил её на меня, с пальцами, сложенными в воображаемый детский пистолет. Он позволил мне хорошенько его рассмотреть, а затем указал единственным вытянутым пальцем на ряд сверкающих неоновых лампочек, установленных над дверью в филиал „Длинной Свинки“[4]. Его рука едва дрогнула, но, одна за другой, лампочки стали взрываться, разбрызгивая искры в ночном воздухе. Крупный мужчина в окровавленном белом переднике, выскочивший с претензиями, бросил один взгляд на Ганбоя и снова скрылся внутри. Ганбой сдул воображаемый дым с пальца, а потом небрежно ткнул им мне в рёбра. Он не улыбался, а его тёмный взгляд был опасным и убедительным.
– Концептуальное оружие, – сказал он, едва шевеля губами. – Концептуальные пули. Реальные, потому что я в это верю. Сила исходит от меня и трупы – тоже. Иди со мной, или я проделаю в тебе реальные дырки.
Я задумчиво рассматривал его. За прошедшие годы я приобрёл несколько полезных и по-настоящему коварных уловок, чтобы справляться с направленным на меня оружием, но все они требовали наличия какого-то существующего оружия. Поэтому я подарил Ганбою свою лучшую, наименее угрожающую улыбку я-ничуть-не-пугаю и позволил ему отвести меня к хозяину. Ганбой был достаточно любезен, чтобы держать свою руку в кармане, когда мы шли вместе. В ином случае я не был уверен, что моя гордость перенесла бы это.
Господин Свитмен обитал в „Hotel Des Heures“: очень престижное, очень дорогое заведение, где все комнаты имели индивидуальный ход времени. Оставайтесь в своей комнате, сколько хотите и не пройдёт ни единого мгновения, пока вы снова не выйдете наружу. Предельная гарантия частной жизни – пока ваша дверь заперта. Вы могли провести всю жизнь в одной из этих комнат – хотя не спрашивайте меня, как они обслуживают номера.
Ганбой привёл меня к нужному номеру, постучал особым стуком по двери, подождал, пока она откроется, а затем втолкнул меня внутрь. Единственного пальца, подталкивающего в спину, хватило, чтобы сдвинуть меня. Господин Свитмен ждал нас. Очень крупный греческий джентльмен в безупречно белом халате, он тяжело привстал с мягкого стула и непринуждённо кивнул мне. Его голова была выбрита, глаза накрашены тёмным и он лишь коротко улыбнулся, когда указал мне жестом на противоположный стул. Мы оба сели, рассматривая друг друга с неприкрытым любопытством. Ганбой встал у двери, его руки покоились в карманах куртки, он не смотрел ни на что определённое.
– Мистер Тейлор! – произнёс Свитмен глубоким, довольным голосом. – Какая честь, дорогой сэр, уверяю вас! Каждый сталкивается с таким количеством живых легенд в Тёмной Стороне, что положительное удовольствие встретить кого-то настоящего! Я – Элиас Свитмен, человек больших аппетитов, всегда жаждущий ещё больше. У вас и у меня, сэр, есть дело для обсуждения. Надеюсь, к нашей взаимной выгоде. Здесь вы можете говорить открыто, мистер Тейлор – дорогой Ганбой гарантирует, что нас не прервут.
Ганбой бегло взглянул на меня, напоминая, что я должен хорошо себя вести, а затем прислонился к двери. Его взгляд сразу же оказался направлен в другое место, когда он задумался о том, о чём думают несовершеннолетние психи-убийцы. Я должен был что-то сделать с Ганбоем, чтобы поддержать мою гордость. Я легко улыбнулся Свитмену, пока он раскладывал складки своего халата поудобнее. Он был похож на человека, любящего комфорт. Он улыбнулся мне, словно любимый дядюшка, который может надарить всяческих подарков, если почувствует расположение.
– Ваша репутация опережает вас, мистер Тейлор, это правда, поэтому давайте не ходить вокруг да около. В настоящее время вы преследуете некий приз, к которому у меня особый интерес – шкатулка, мистер Тейлор, палисандровая шкатулка. Разумеется, у неё много названий – неизбежно для сокровища, которое прошло за века через множество рук, но, я полагаю, что вы можете знать её, как Душевное Спокойствие.
– Я знаю это название, – осторожно-уклончиво ответил я.
Он издал острый лающий смешок. – Я восхищаюсь человеком, который играет, вслепую, правда, мистер Тейлор! Но здесь нечего стесняться. Я гоняюсь за палисандровой шкатулкой много лет, по многим странам во многих мирах, попутно конкурируя с не менее серьёзными коллекционерами, но теперь... шкатулка прибыла в Тёмную Сторону. Поэтому все мы здесь. Да... я должен спросить вас, мистер Тейлор: каков, в точности, ваш интерес к шкатулке?
Я не видел серьёзных оснований скрывать правду, поэтому предоставил ему краткую версию того, что Холли рассказала мне, утаив только её имя. Когда я закончил, Свитмен снова испустил свой короткий лающий смешок.
– Что бы ни содержала эта палисандровая шкатулка, мистер Тейлор, могу уверить вас, это – совершенно определённо не сердце какой-то незначительной маленькой ведьмочки. Нет, нет... шкатулка содержит источник великой силы. Сердце великого человека, возможно, даже бога... Некоторые говорят, что шкатулка содержит сохранённое сердце великого древнего бога Луда, исконный камень основания Лондона. Другие говорят, что шкатулка содержит утраченное сердце этого ужасного старого чародея, Мерлина Сатанинского Отродья. Или, возможно, сердце Николы Теслы, сломленного и озлобленного святого науки двадцатого века. Никто не знает наверняка – только то, что шкатулка содержит силу, за которую стоит умереть. Или убить... Конечно, эта шкатулка и сама обрела такую известность, что стала предметом коллекционирования сама по себе, независимо от того, что она, в конце концов, может содержать.
– Значит, – сказал я, – источник богатства и, возможно, силы. Неудивительно, что столько людей хочет её получить.
– Передаваемая из рук в руки через годы, набравшаяся по дороге крови и легенд, мистер Тейлор. Бесценная, потому что в мире нет достаточного количества денег, чтобы её купить. У вас должно быть достаточно мужества, чтобы взять и хранить её.
Он наклонился вперёд, облизывая губы, его глаза блестели. Он был так близок к тому, что так долго преследовал, он почти предвкушал это, и только потребность быть уверенным, что он знает всё то же, что и я, удерживала его от более резких методов допроса. И, так как у него не было способа узнать, насколько мало я знал в действительности, я напоказ откинулся на стуле и непринуждённо развалился.
– Что, по-вашему, находится в палисандровой шкатулке? – спросил я.
Он откинулся назад на своём стуле и задумчиво изучил меня, не торопясь с ответом. – Я имею серьёзную причину полагать, что шкатулка содержит сердце Вильяма Шекспира, господин Тейлор. Сердце самой Англии, как говорят некоторые.
– И что вы сделаете с такой вещью, когда её получите?
Свитмен широко улыбнулся. – Я намерен съесть её, мистер Тейлор! Только редчайшие и самые изысканные гастрономические опыты могут теперь возбудить мой пресыщенный аппетит, а этот конкретный деликатес должен оказаться наиболее удовлетворительным... У вас есть дар нахождения вещей, мистер Тейлор. Найдите шкатулку для меня. Сколько бы эта маленькая ведьма ни заплатила вам, я удвою её предложение.
– Извините, – сказал я. – Но я должен быть верен своим клиентам.
– Даже когда они лгут вам?
– Возможно, особенно тогда.
Я встал, чтобы уйти, и Свитмен немедленно показал Ганбою на дверь. Он выпрямился, когда я приблизился и вытащил одну руку из кожаной куртки. Я выхватил свою руку из кармана плаща, разорвал пакетик крупнозернистого перца, который всегда ношу с собой и швырнул ему в лицо. Он испуганно отдёрнул голову назад, но было уже слишком поздно. Он громко чихнул, снова и снова, в то время как слёзы потрясения бежали по его лицу из зажмуренных глаз. Он замахал пальцем вперёд и назад, но это меня не беспокоило. С носом и глазами, полными перца, Ганбой никак не мог сконцентрироваться достаточно, чтобы проявить своё концептуальное оружие. Никогда не выходите из дома без приправ. Приправы – наши друзья. Я легко обошёл плачущего Ганбоя и открыл дверь. Я бегло глянул назад, на случай, если у Свитмена было своё собственное припрятанное оружие, но он утратил весь интерес ко мне. Он похлопывал рукой по трясущимся плечам Ганбоя и успокаивал его, как ребёнка. Или почти как ребёнка.