- Кошмар!.. - шептал он. - Я не знал, что это такая дорогая вещь. Я думал…

- Заткнись, - одними губами сказала я ему, а маме крикнула: - мамуля! Если бы знала, как тебе идет!.. Но как Эдик вмастил?! Будто знал, что нужно… Ну, Эдик!

А мама, моя худенькая мама, стояла в роскошной песцовой шубе - первой шубе за свои сорок восемь лет - и, не отрываясь, смотрела на меня в упор. Потом судорожно вздохнула и печально сказала:

- Вы сошли с ума. Вы все сошли с ума…

Через месяц выхожу я с двумя тяжеленными авоськами из торжковского рынка и потихоньку чухаю к стоянке такси, как вдруг около меня тормозит потрясный «Мерседес» и оттуда в полном боевом блеске выскакивает Зинка Мелейко.

- «Медсестра дорогая Анюта подползла, прошептала - живой…» - спела мне Зинка. - Куда пропала, Танюша?

- Привет, Зинуля, - говорю я и вижу, что Зинка уже слегка «на кочерге». - Не рано ль «промокла»?

- Не боись, Танька. Нормуль. Сейчас мне все можно.

- Кого сняла? - Спрашиваю, а сама смотрю: за рулем типичный «аллерик» - итальяшка лет пятидесяти с гаком. Седой, красивый, явно упакованный по самое некуда.

- Это меня сняли на десять дней по полторашке. Не кисло, да? Десять дней - полторы косых «зелеными».

- Молодец! - искренне восхитилась я. - Ты даешь… А «спецура» куда смотрит?

- Самое удивительное - для них я будто не существую. Всех хватают, меня не трогают. Даже обидно, - смеется Зинка.

- Наверное, нашим ребятам наверху хвост прижали.

- Я тоже так думаю. У моего клиента какой-то охренительный контракт с нашим «Морфлотом» миллионов на семьдесят!

Итальяшка вылез из машины, поклонился мне и что-то по-своему крикнул Зинке.

- Он спрашивает - тебя никуда не нужно подвезти?

- Нет, спасибо.

Зинка ему по-итальянски все сказала (она грандиозно на этом языке чешет! ) и говорит мне:

- Слушай, Танюха, я чего хотела тебя предупредить… Вы уже заявление во дворец подали?

- Чуть не месяц как…

- Вот теперь… - Зинка оглянулась по сторонам, понизила голос: - не знаю, правда это или нет, но на всякий случай… Ты сейчас оставшиеся два месяца до регистрации, пока он там у себя в Швеции, должна посылать ему и получать от него как можно больше писем. И все про любовь! Обязательно! И звони как можно чаще - «капусту» не жалей! Вроде как бы подтверждаешь, что брак не фиктивный. Что ты не просто хочешь свалить «за бугор», а действительно выходишь замуж по жуткой любви. Поняла?

- Спасибо. А ты сама его на это дело не склеишь? - я кивнула в сторону «аллерика» в «Мерседесе».

- Кто меня выпустит?.. - махнула рукой Зинка. - Ты не помнишь, что я по восемьдесят восьмой от звонка до звонка чалилась? Потом, у меня мама в Пскове хворает, отец - инвалид первой группы. Дочка моя там у них, в будущем году школу кончает… Куда мне?

- У тебя такая дочка?! - честно говоря, я была потрясена. - Господи, вот не знала, не чаяла!..

- А ты думала… - так грустно говорит Зинка. - Мне вот-вот - сороковник… Это уж я стараюсь выглядеть. А на самом деле… Кому я нужна на пятом десятке?..

- Ладно тебе, не прибедняйся.

- Да! И еще, Танюха… «Капуста» есть?

- Семь штук заначено.

- Вот оставь себе пару на жизнь, а пятеру положи на книжку, на имя матери. И спрячь. Ты уедешь, а она хоть здесь при деньгах останется. Потом «из-за бугра» позвонишь ей и… Сюрприз! А сейчас молчи в тряпочку. Правильно говорю? Все! Чао, Танюха!

- Спасибо, Зинка. Спасибо, родная, - говорю я ей и вижу, как она, красивая, прикинутая (от силы - двадцать восемь, тридцать), идет к золотисто-коричневому «Мерседесу», а ее клиент машет мне рукой и улыбается во всю сотню своих фарфоровых зубов.

Я ему тоже помахала и потрюхала со своими авоськами на стоянку такси. А там очередь на час, не меньше!

О том, что в тот день произошло у мамы в школе, я еще долго не знала. Рассказала она мне об этом значительно позже.

Мама вела урок в своем седьмом классе. А один пацан ей очень мешал. Он запихнул под парту маленький автомобильный телевизор на батарейках и смотрел передачу. Конечно, все вокруг тоже пытались заглянуть в телевизионный экран под партой.

- Юра Козлов! - сказала мама. - Ты мне мешаешь. Выйди из класса.

- Не выйду, - спокойно сказал Козлов.

- Ну, дает Козел! - восхитились пацаны, а девочки смотрели на маму с жестоким интересом.

- Ты мне мешаешь, - беспомощно повторила мама.

- А вы мне.

- В таком случае - выйду я! - у мамы задрожали губы.

- Пожалуйста, - усмехнулся Козлов. - Кто вас держит?

Чтобы не расплакаться, мама выскочила из класса. Пустынными школьными коридорами она добежала до кабинета директора школы и распахнула дверь.

Директор - молодой мужик лет тридцати трех - посмотрел на часы, на маму и удивленно поднял брови: дескать, в чем дело? Почему до звонка?

- Альберт Иванович, - дрожащим голосом проговорила мама. - Так дальше продолжаться не может… Козлов срывает урок за уроком. Он так грубит, Альберт Иванович! Это какой-то кошмар…

- Хорошо, что вы зашли, Алла Сергеевна. Я все равно собирался посылать за вами.

- Надо что-то делать, Альберт Иванович. Я умоляю вас…

- Тут сигнал поступил, Алла Сергеевна, - директор даже не предложил маме сесть. - Ваша дочь, оказывается, выходит замуж за иностранца и собирается покинуть родину? И это нас наводит на грустные размышления. Можем ли мы доверять вам обучение наших советских детей, если вы даже свою дочь не смогли воспитать в духе преданности государству, которое вскормило и вспоило ее.

- Боже мой!.. - растерялась мама. - Но она же полюбила! И она не собирается менять подданство… Она была, есть и останется советским человеком!

- Не знаю, не знаю.

- Но сейчас уже не то время, Альберт Иванович!..

- Для нас с вами, для людей, которым поручено формирование личности ребенка, Алла Сергеевна, время должно быть всегда одним и тем же, - и в эту секунду в коридоре раздался звонок.

- Какой ужас… - сказала мама.

А я теперь на дежурстве учу шведский язык. Конечно, ночами и когда на отделении никаких ЧП. Кое-какие книжки достала, словари. Обложусь ими на посту - учу слова, выписываю в отдельную тетрадочку, шепотом повторяю, немножко перевожу.

Рядом со мной Лялька. Готовится к вступительным экзаменам. Неподалеку на топчане кимарит Сергеевна.

Лялька зевает и захлопывает учебник:

- Ни черта не соображаю!..

- Учи, дуреха! - говорю я. - Если и в этом году завалишь… Учи. Я же учу.

- Если бы у меня была твоя цель… - потягивается Лялька.

- Не дури.

Слышим, в ординаторской телефон затрезвонил. Выходит оттуда наш дежурный доктор, Клавдия Михайловна, и машет мне рукой. Я к ней.

- Мама звонит, - говорит она.

Я испугалась - половина второго ночи! Влетела в ординаторскую, схватила трубку:

- Что с тобой, ма?

- Танечка… Прости, что я тебя беспокою. Звонил из Стокгольма Эдик и сказал, что прилетает завтра вечерним рейсом. Он купил индивидуальный тур на десять дней и теперь вполне успевает к регистрации.

- Черт подери, как я напугалась! Прилетает, и хрен с ним! С тобой все в порядке?

- Да, - сказала мама и заплакала.

- Мамуленька, что с тобой? Хочешь, я сейчас приеду?

- Нет, нет, просто я немножко устала. И хотела услышать твой голос…

- Что происходит, ма?

- Да, ничего… На работе какая-то ерунда. Этот Козлов меня совершенно измучил. Я тебе уже жаловалась. Хамит, издевается… Чудовищный мальчик. Очень приличные родители, а ребенок - исчадье ада. Я уже не дождусь окончания учебного года…

- Ну, не расстраивайся, мамуленька. Осталась-то неделька. Успокойся, родная. Накапай себе корвалольчика сорок капель и прими таблетку реланиума. А завтра поедем встречать Эдика. Ладно?

Вышла я утречком из сберкассы, раскрыла новенькую сберкнижку и проверила: номер такой-то, счет такой-то, «Зайцева Алла Сергеевна», «приход - 5000 рублей», подпись закорючкой…