Сквозь высокую густую траву виднелись почерневшие от дыма развалины, остатки стен, полуразвалившиеся своды. Вокруг росли фруктовые деревья, кедры, георгины, и был виден колодец с длинным шестом, на конце которого еще висело кожаное ведро, служившее некогда для вычерпывания воды.
Посреди развалин возвышался высокий крест из темного дерева, отмечавший могилу. У подножия этого креста симметрично было положено около двадцати голых оскаленных черепов, которым солнце и ветер придали глянец и желтизну слоновой кости. Вокруг могилы в траве беззвучно скользили змеи и ящерицы, эти постоянные гости кладбищ, круглыми удивленными глазами смотревшие на незнакомца, осмелившегося нарушить их одиночество и покой.
Недалеко от могилы стоял полуразвалившийся сарай, сделанный из тростника, который тем не менее мог еще служить достаточно надежным убежищем для путников, захваченных грозой врасплох.
К этому сараю и направился Мститель.
Через несколько минут он достиг его и укрылся там от дождя, который теперь лил как из ведра.
Буря свирепствовала с невероятной силой. Молния сверкала почти непрерывно, гром оглушительно грохотал, и сильный ветер наклонял деревья к земле.
Это была одна их тех ужасных ночей, в которые совершаются ужасные преступления, которые солнце не хочет освещать своим веселым светом.
Сын Крови положил девушку на кучу сухих листьев в одном из углов сарая и несколько секунд внимательно смотрел на нее. Затем он скрестил руки на груди, сдвинув брови, опустил голову и начал шагать из угла в угол, бормоча вполголоса какие-то бессвязные слова.
Каждый раз, как он проходил мимо молодой девушки, он останавливался, смотрел на нее с непередаваемым выражением во взгляде, а затем, покачав головой, продолжал ходить.
— Однако, — сказал он наконец глухим голосом, — пора кончать! Вот эта юная особа, такая крепкая, сильная, теперь она бледна, неподвижна, почти безжизненна! Отчего мне не попался в руки вместо нее Красный Кедр! Буду терпелив, придет и его очередь, и тогда…
Сардоническая улыбка искривила его губы, он наклонился над своей пленницей.
Осторожно приподняв ее голову, он собирался дать ей понюхать флакон, вынутый им из кармана, но вдруг выпустил тело Газели из рук и с громким криком отпрянул в сторону.
— Нет, нет, — повторял он, — этого не может быть, я ошибся, мне только показалось!
После нескольких секунд колебания он опять подошел к девушке и снова наклонился над ней.
Но теперь его нельзя было узнать: насколько он раньше был груб и жесток с ней, настолько теперь был внимателен, осторожен и почти нежен.
Во время борьбы и последовавшей затем бешеной скачки несколько пуговиц на ее корсаже расстегнулись и таким образом обнажилась ее шея. Сын Крови, наклонившись над молодой девушкой, увидел у нее на шее на тонкой золотой цепочке ладанку из черного бархата, на которой были вышиты серебром переплетающиеся буквы.
Вид этих таинственных букв сильно взволновал Сына Крови.
Дрожащей от нетерпения рукой он схватил ладанку, разорвал цепочку и с волнением стал ожидать молнии, чтобы при свете ее еще раз увидеть вышитые буквы и убедиться, что он не ошибся.
Ждать ему пришлось недолго: через несколько секунд ослепительная молния осветила весь холм.
Сын Крови взглянул на ладанку.
Он не ошибся: буквы были именно те, что почудились ему при первой вспышке.
Он опустился на землю и, закрыв лицо руками, о чем-то глубоко задумался.
Прошло с полчаса, а этот человек с закаленной душой все еще был неподвижен как изваяние.
Когда он наконец поднял голову, две слезы медленно скатились по его бронзовому лицу.
— О, это сомнение ужасно! Я должен его рассеять во что бы то ни стало! — воскликнул он. — Я должен узнать наконец, на что могу надеяться.
И гордо выпрямившись во весь свой рост, он твердым и уверенным шагом подошел к молодой девушке, все еще лежавшей без движения.
Каких только мер он не предпринимал, чтобы привести в чувство девушку! Но бедное дитя за два последних дня перенесло столько испытаний, что, казалось, жизнь уходит из нее. Несмотря на все старания Сына Крови, Белая Газель оставалась неподвижной, словно мертвая. Все средства оказывались бесполезными.
Сын Крови приходил в отчаяние от бесплодности стараний привести свою жертву в чувство.
— О-о! — восклицал он ежеминутно. — Не может быть, чтобы она умерла, Бог не допустит этого!
Вдруг он ударил себя по лбу.
— Я сошел с ума! — воскликнул он.
С этими словами он пошарил у себя за пазухой и вытащил из нагрудного кармана хрустальный флакон, наполненный жидкостью, красной как кровь, откупорил его и, разжав лезвием кинжала зубы молодой девушки, влил ей в рот несколько капель этой жидкости.
Средство подействовало мгновенно.
Черты ее лица разгладились, на щеках появился слабый румянец, Белая Газель с усилием открыла глаза и чуть слышно прошептала:
— Боже мой, где я?
— Она спасена! — с радостным вздохом произнес Сын Крови, вытирая пот, крупными каплями покрывавший его лоб.
Снаружи, между тем, буря бушевала с прежней яростью.
Ветер с силой сотрясал непрочные стены сарая, дождь лил потоками, а в небесной выси слышались оглушительные раскаты грома.
— Какая ужасная ночь! — прошептал Сын Крови.