В понедельник небо с утра затянуло низкими неповоротливыми облаками. Моросит. На бульваре пустуют мокрые скамейки под голыми деревьями. И на одной из скамеек мается Галя Мартынцева. Она сидит напротив большого серого дома, неотрывно глядя в глубину его двора. Мимо нее проходят по своим делам люди: ведут малышей в ясли, спешат на работу.

Наконец в глубине двора появляется Тамара. Завидев Галку, она делает шаг назад, но, внезапно передумав, вступает на бульвар. Галка вскочила и преграждает ей дорогу.

- Тамара, - говорит она, заставляя себя не прятать взгляда, - надо поговорить.

- Обязательно сейчас? Опоздаем!

- Да, сейчас! Потому что в школе с тобой теперь не поговоришь.

Галка делает паузу. Может быть, Тамара опровергнет это предположение? Но Тамара молчит, и Галка решается:

- Ты что, больше не хочешь со мной дружить? Скажи честно! - спрашивает она в лоб.

- Ну что ты, Галчонок, - говорит Тамара. Тон нарочито беспечный. - Как ты можешь даже подумать?

- У меня тоже есть самолюбие, - горестно и гордо произносит Галка. - Как ты можешь? Мы с тобой столько времени… со второго класса… и все, буквально все рассказывали, и вот - пожалуйста, какая-то Аленка, мы даже ее не знали…

- Почему не знали, - лицемерно удивляется Тамара. - Ну, не знали, а теперь узнали. Уж целый год, как она к нам пришла…

- На нее никто внимания не обращал - и вдруг, пожалуйста. И мама ее вовсе не интересная, а какая-то вот именно даже подозрительная женщина…

- Ну, это ты брось! - гневно говорит Тамара. - Прямо противно! И вообще мама ни при чем. Аленка сама очень интересная.

Они идут по бульвару. Тамара все убыстряет шаг, а Галка хотела бы потянуть время, задержать ее.

- Имей в виду, Томик, - говорит она, растягивая слова. - Если ты от меня к ней уйдешь…

Тамара заинтересована:

- Ну, что тогда будет?

- Я что-нибудь такое сделаю! Что-нибудь такое страшное!

Тамаре этот поворот разговора даже нравится.

- Ну, вот интересно! Убьешь меня, что ли?

- Нет, не тебя.

- Ну, Аленку? Ее-то за что?

- И не Аленку.

Что-то вздрагивает в черствой душе Тамары.

- Галка, да ты что? - говорит она почти нежно. - Да ты совсем… Мы же с тобой… Помнишь, мы еще в третьем классе договорились… И навсегда. Аленка - это у меня вторая подруга.

- Вторая - это неправильно, - грустно замечает Галка. - Друг бывает один.

- Кто это тебе сказал?

- Кто? Леня Пушкарев, - неожиданно для самой себя выпаливает Галка.

Тамара заходится от смеха.

- Этот? И ты поверила этому брехуну?

Галка бросается на защиту Лени с излишней горячностью:

- Он не брехун, ты его не знаешь! Он очень даже интересный. И вообще, он просто фантазировал. Он сказки любит…

- Сказки! - фыркает Тамара.

Но Галку уже понесло:

- Да, сказки! И что такого? У него есть брат, ну, не брат, а сын его папы, он так его и зовет: отцов сын…

Вот тут Тамара заинтересовалась. На ее сереньком личике живо заиграли краски, и глаза заблестели, и рот открылся…

- Отцов сын! - восклицает она с восторгом. - Это здорово - отцов сын!

Мимо них поспешает кто-то, скрытый под огромным черным зонтом. Оказалось - Виолетта Львовна.

- А, здравствуйте, девочки. Хотите под зонтик?

- Нет, спасибо. Виолетта Львовна, а вы знаете, что Пушкарев, оказывается, все наврал? - Тамару эта сенсация распирает.

Учительница остановилась.

- Как… наврал?

- Очень просто! Никто ему ничего не писал, это он все сам…

- Что - сам? Это вы о чем - о ваших зарубежных корреспондентах?

- Да не было никаких зарубежных! Конверт он стащил у отца, а письмо накатал сам! И на инглиш и по-русски. Представляете? Он и вас обманул!

- Меня - нет, - огорченно сказала Виолетта Львовна и прикусила губу.

- Да точно! - убеждает Тамара, в то время как Галка страдальчески морщится и молчит. - Числитель… то есть, извиняюсь, Виталь Палыч, сказал, что все имена Пушкарев взял из "Американской трагедии" Драйзера. И точно - мы проверили. Вы просто забыли!

- Виталий Павлович… - усмехается Виолетта Львовна. - Видите, он начитанный человек! А я ничего не забыла, друзья. И все-таки наврал - это не то слово. Да, тут был элемент авантюры, но не больше, чем нужно для такой игры.

- Какой игры? - хмуро возразила Галка. - Он же хотел, чтобы мы всерьез поверили.

- Да! Вот именно! - подхватила учительница скорбно и пылко. - И я того же хотела! Могла ли я окатить вас холодной водой, когда вы были такие взволнованные… такие одухотворенные?

- Выходит, вы ему в этом помогли? - насмешливо удивилась Тамара.

- Девочки, милые, давайте не спешить с приговором!

Она нервно вращает свой зонтик, она уже готова объясняться по этому поводу долго и пламенно. Но тут их нагнали мальчишки - Коробов, Гродненский и Курочкин.

- Хау ду ю ду, Виолетта Львовна!

- Да, здравствуйте, мальчики! Я вот что предлагаю: давайте побеседуем сегодня. У нас с вами много наболевших вопросов, не так ли? "О доблестях, о подвигах, о славе…" - как сказал поэт. А я добавлю: о лжи, о правде, о фантазии! Для этого я даже готова пожертвовать уроком английского. Не наукой единой жив человек. Ну как, договорились?

- Ага, - поспешно кивнули все, очень довольные.

- Вот и отлично! - И она зашагала впереди всей компании целеустремленно и торжественно, как и подобает человеку, за которым идет молодежь.

Впереди плыл черный ее зонтик. Он, наполняясь ветром, тужился улететь вместе с ней, но не мог.

Со своей тоненькой папочкой под мышкой Виталий Павлович входит в 6-й "Б".

Класс нормально стоит возле своих парт. Но на лицах - усилие скрыть эмоции, которые здесь бушевали еще минуту назад. Сжаты зубы, чтоб не выпустить наружу смех, распирающий всех и каждого.

Виталий невольно оглянулся и прочел на доске:

Один американец

Сосал свой грязный палец

И высосал оттуда

Вранья четыре пуда!!!

- Это что, политическая сатира? По-моему, рифма неплохая, а содержание так себе… Садитесь. Кто дежурный? Ты, Курочкин? Сотри.

Курочкин нехотя идет к доске. Весь класс садится, остается стоять только Леня Пушкарев. Причем стоит он в какой-то нелепой позе, как будто приготовился бросать в доску гранату. Взгляд у него дикий, лихорадочный. Нездоровый взгляд.

- Садитесь, - повторяет Виталий. Леня стоит. - Пушкарев, почему ты не садишься?

- Это такая особая болезнь, - замечает Аленка.

- Ну, если Пушкареву приятно, чтоб о нем так говорили, - пускай стоит, - пожал плечами Виталий Павлович. - Будет устный счет. Приготовились… Найти число, если 9 процентов его равны 27. Макаров!

Макаров звонким и радостным голосом докладывает:

- Триста!

- Гродненский, если 20 процентов числа составляют 4,2?

- Двадцать одно…

- Один, а не одно. Не в "очко" играем. Пушкарев! Сколько у тебя было денег, если ты истратил рубль пятьдесят, а это составляет 60 процентов?

Леня Пушкарев молча стоит в той же нелепой позе.

- Устанешь ведь, - сочувственно говорит Виталий, и по его глазам видно, что он озадачен. - Ну ладно… Курочкин!

- Что? - отзывается за его спиной дежурный, который стер пока что всего два слова: ему жалко шедевра, начертанного на доске.

- А ну не тяни резину! - раздражается Виталий. - Не цените, когда с вами по-хорошему, - могу и по-плохому! Я вам все-таки не Виолетта Львовна…

Курочкин повиновался, стер наконец и пошел на место.

- Открывайте задачники! Кто справа от меня в каждом ряду, возьмут эти номера,- он записал на доске: "302, 309", - а кто слева - эти 304, 312… Будет внеплановая контрольная!

Класс ахает, достает задачники, скрипит партами, Коробов и Гродненский корчат друг другу рожи, поглядывая на окаменевшего Пушкарева.