- На текущий момент, мне никак не повезет, что он к тому же застрелит и тебя, - быстро бормочу я и беззаботно усмехаюсь. Я заставляю себя держаться неподвижно, не проверяя свои руки. - Я понимаю. Сделай милость, убирайся, и я надеюсь, что мы больше никогда не встретимся.

Он, кажется, ловит меня на слове, медленно кивая.

- Весь мир — театр[1], сэр. - Так много для парнишки, который, как я думал, не читал уж так много сонет. - Не время для нас обоих, чтобы покинуть нашу сцену.

Он выключает свет и запирает за собой дверь.

- Лили, ты выглядишь так, будто твоя голова сейчас взорвется.

- Но... я могла бы убить его. Он был военным.

- Он спас мне жизнь.

- Прежде всего, там не должно было быть опасно.

- Нет, но он все-таки... все довольно сложно.

- Все в этой истории так, не так ли?

Я ПОЗВОЛЯЮ СЕБЕ РОСКОШЬ целых тридцать секунд потихоньку изрекать проклятия, которые ужаснули бы моих родителей, а потом приступаю к работе. О том, чтобы встать с тяжелым стулом, привязанным к моей спине, не может быть и речи, но его колесики позволяют мне передвигаться по комнате. Я стараюсь, напрягаясь изо всех сил, чтобы понять, могу ли я растянуть шнур светильника. Я пытаюсь наклониться вперед, чтобы увидеть, могу ли я насадить узелок на острый угол ручки ящика и ослабить путы.

Слышен слабый звук возни с другой стороны вентиляционного отверстия, и я вспоминаю: ученые тоже заперты в комнатах. Я кричу настолько громко, насколько могу рискнуть, надеясь, что охранник, если он есть, находится вне пределов слышимости.

- Вы меня слышите?

Раздается приглушенный шум из соседней комнаты, а потом наступает долгое молчание. Потом слышится женский голос — предельно четкий, как будто она стоит близко к вентиляционному отверстию.

- Да. Но вам следует молчать. Они застрелили Нико, потому что он пытался поговорить с ними. - Это та темноволосая, которая стояла там, у стены, я узнал ее голос. Хорошо. Если бы мне пришлось выбирать кого-то, мой выбор бы пал на нее.

- Нико стоило попытаться, - бормочу я, а затем говорю чуть громче, чтобы она могла меня услышать. - Они собираются убить нас, даже если мы ничего не сделаем. Их лица на камерах видеонаблюдения, но они могут уничтожить их. Они не могут стереть наши воспоминания, поэтому нам нужно сбежать. Я уверяю вас, это единственное, что вы можете сделать, что повысит ваши шансы.

Наступает тишина, из соседней комнаты не доносится ни звука.

Я глубоко вздыхаю, слишком поздно понимая, что говорить гражданскому лицу, что его, скорее всего, застрелят, не может быть лучшим способом поддержки. Я пробую другую тактику.

- Как вас зовут?

- Санджана Рао, - отвечает она так тихо, что я едва ее слышу. Она произносит свое имя с такой же интонацией, которую я слышал в Малом Бангало на Северном континенте Коринфа, когда я был там в отпуске. Я мимолетно задаюсь вопросом, оттуда ли она. Если у нее есть там ждущая ее семья, как в моем случае - маленький садовый домик в нашей долине.

- Я - Тарвер, Санджана, - говорю я, надеясь, что разговор достаточно облегчит ее страх, что я могу заручиться ее помощью. - Капитан Тарвер Мерендсен.

- Вы военный? - спрашивает она удивленно. - Почему вы не с ними?

- Потому что они не военные, они - наемники. Как и парень, с которым я был в патруле, как выяснилось. Я единственный здесь настоящий военный.

- Ну, - отвечает она, - не в обиду, но ваш послужной список до сих пор не внушает мне доверия.

Вопреки всему, ее шутка заставляет меня смеяться, и мое дыхание становится немного легче.

- Не мой «звездный час», - продолжаю я. - Но день еще не закончился. Еще есть время проявить себя.

- Слушайте, - говорит она, - я не собираюсь сидеть здесь и ждать, пока они застрелят меня. - Под страхом в ее голосе, слышна толика решимости. Этот намек на сталь означает: она не сдалась, а это значит, что не сказать, что у меня нет козырей в рукаве.

- Вас слышно как будто вы находитесь рядом с вентиляционным отверстием, ваши руки свободны?

- Да, но оно запечатано, и окна тоже. Но я почти выбралась, я могу дойти до центра связи в главном офисе. - Тишина, когда мои слова доходят до нее. - Ваши руки несвободны? - Короткие, прерывистые предложения пытаются скрыть дрожь в ее голосе.

- Связаны, - говорю я ей. - Просто нет никому доверия в этом мире, знаете ли?

С другой стороны вентиляционного отверстия раздается мягкий смешок. Это хорошо. Она нужна мне, чтобы дышать, думать.

- Как вы почти выбрались? - спрашиваю я.

- Двери имеют электронный замок, - отвечает она. - Не моя специальность, но я уже почти закончила. Не один вы оказались с партнером, который напал на вас. Микаэла с ними. Она, должно быть, перепрограммировала замки, потому что мой не распознает мой отпечаток.

- Можете попробовать с моим, если выйдете в коридор?

- Если там нет охранников. Это займет около десяти минут. - Я слышу, нервозность вернулась, и честно говоря, я не виню ее.

- Слушайте, - продолжаю я, прежде чем она может начать паниковать. - Мы не можем использовать линии связи. Я гарантирую, что они следят за военными частотами. В любом случае, спасательная операция занимает достаточно долгое время, особенно если они услышат, что мы просим о помощи. Мы должны сделать это сами. И мы можем сделать это, я обещаю вам.

Я желаю почувствовать ту же уверенность, что слышна в моем голосе.

Санджана не отвечает мне, но я слышу ее вздох, напряжение в этом единственном вздохе, переносящемся через вентиляцию. Мне не нужно напрягать воображение, чтобы представить ее страх. Черт, я сам боюсь.

- Знаете, когда мы выберемся отсюда, и вам и мне придется всерьез пересмотреть свой выбор спутников. - Я пытаюсь улыбнуться, надеясь, что это будет понятно по моей интонации. - Хотя бы откройте мою дверь, думается, что я смогу вам понравиться.

- Полегче, приятель, у меня есть девушка. - Но это сработало — ее голос стал немного спокойнее. - Хорошо, позвольте мне открыть дверь и проверить на наличие охранников. Я скажу вам через вентиляцию, или же, если это не сработает, думается, вы услышите, как меня подстрелят.

- Вы реально утешили, - шепчу я. Раздается приглушенный стук, когда она слезает с того, на чем она стояла, чтобы добраться до вентиляционного отверстия, и, вероятно, возвращается к работе. И я тоже — несмотря на то, что я топчусь на месте, пытаясь развязать себе руки, больше мне сделать нечего, а сейчас не время быть без плана Б.

Примерно двадцать минут спустя, я снова слышу ее в вентиляционном отверстии.

- Тарвер?

- Все еще здесь, - говорю я ей. - Хотя обслуживание ужасное. Я всерьез рассматриваю подать жалобу администрации и попробовать перебраться в другой отель.

- Это вы мне говорите, - шепчет она. - Моя дверь открыта, но снаружи охранник. Он повернут спиной, но мне потребуется примерно десять минут, чтобы отпереть вас, и если он повернется... - Ей не надо было заканчивать предложение.

Мы, должно быть, были взяты в заложники профессионалами. Я ненавижу хорошо организованных оппонентов.

- Ладно, - отвечаю я. Ей не понравится, что будет дальше, и я это знаю. Я заставляю свой голос оставаться низким, спокойным и уверенным. - Я позову его сюда, чтобы вы могли проскользнуть за ним и наброситься на него сзади. Вам нужно ударить его, и сильно. Можете ли вы найти что-то достаточно тяжелое?

Ее раздумье говорит о многом. Одно дело думать о насилии или увидеть его на ТВ, и совсем другое совершить его. Мне жаль, я не должен был просить гражданское лицо принять в этом участие, но у меня нет другого выбора. Голос Санджаны раздается из вентиляционного отверстия:

- Да. Да, я могу это сделать.