– Я все равно одолею вас! – прорычала она, хлеща себя хвостом. Но слышать ее было некому, поэтому, продрогнув на морозе, угрюмая Птица вернулась в башню и опустилась на ковер у очага. Еще ни разу со дня смерти Костыля ей так не хотелось заплакать.

Шло время. Зима кончилась, из теплых краев, не спеша, потянулись птичьи стаи. Грифоночку влекло в небо, она сама не понимала, почему с таким упорством держится за старый маяк. В последнее время даже Н'ктар перестал ее навещать.

Птица уверяла себя, что дело в обычном весеннем беспокойстве, ведь у Н'ктара была семья. Скорее всего, сизый грифон слишком занят воспитанием малышей. Он не забыл про одинокую Птицу, он просто занят...

Однажды вечером, в канун апреля, грифоночка, как всегда, запалила маяк и промчалась над пляжем, выполняя обычный облет окрестностей. И внезапно заметила у подножья утеса страшно тощего, почти обнаженного человека, лежавшего на камнях в луже крови. Труп крупного оборотня, валявшийся рядом, отвечал на все вопросы.

Птица не любила людей. Тому было много причин, о большинстве из которых она бы не стала рассказывать первому встречному. Но когда дело касалось спасения жизни, неприязнь отступала на второй план. Спланировав к месту схватки, грифоночка взвалила раненного на спину и рысцой направилась к башне. Она не сразу почувствовала боль от укуса.

– Что ты делаешь?! – вскрикнула Птица, когда ощутила, как спасенный человек вцепился ей в шею. Вампир не ответил, лишь яростнее вгрызся в плотные перья. Злая грифоночка с трудом разжала его челюсти и отбросила хищника в сторону.

– Безумец! – прошипела Птица. – Моя кровь ядовита!

Вампир уже понял это и сам. Схватившись за горло, он осел на песок, тщетно пытаясь вдохнуть. Гневно размахивая хвостом, Птица наблюдала за агонией.

– Он был моим другом, – глухо произнес кто-то за ее спиной. Вздрогнув, грифоночка резко обернулась и уставилась на оборотня, который только что мертвым лежал в луже крови. Волк смерил Птицу не самым приветливым взглядом.

– Он был моим другом, – повторил он мрачно. – Таким, как я, трудно заводить друзей.

– И давно вы за мной охотитесь? – поинтересовалась Птица.

Волк клацнул зубами, но ничего не ответил. Они молчали, пока вампир не перестал дергаться. Только затем, глухо рявкнув, оборотень прыгнул на грифоночку и с человеческим воплем покатился по песку, на этот раз пятная его своей подлинной кровью. Встряхнувшись, Птица подошла к раненному волку и сильным ударом оборвала его мучения.

– У таких, как я, друзей не бывает, – сказала она мертвому оборотню.

...Скоро минует год с тех пор, как я осталась одна. Зачем я живу здесь? Кто скажет? Когда-то я знала. Как же давно это было, о чистый ветер, как же давно...

Кажется, люди уже догадались о судьбе старого смотрителя. Со дня на день следует ждать гостей. Как меня убьют? Хотела бы я знать... Лишь бы не как в прошлый раз.

Н'ктар так и не прилетел. Смешно, в первые дни я верила, что он за мной ухаживает. Куда там... Н'ктар оказался достаточно мудр, чтобы все понять – и ничего не понять. Находим и теряем, в этом все мы. В этом нас нет...

«Но ради чего?» – спросил он, когда я рассказала о себе. – «Ради чего всё это?!»

«Слишком много боли», – ответила я. – «Слишком много боли. Я задыхаюсь, когда ее так много.»

Он схватил меня за крылья.

«Кто? Кто обрек тебя на это?!»

Уже тогда я видела, что он ничего не поймет. Но надежда – самый беспощадный истязатель. Ни один палач не сравнится с надеждой в изобретательности и терпении.

Любопытно, зачем я продолжаю дневник старика? Хотела бы я знать. Сколько таких стариков, мужей и юношей, старух, женщин и дев встречалось на моем пути, сколько? Если бы я могла вспомнить!

Но нет, память по-прежнему неподвластна. Порою кажется, будто во мне живет кто-то еще, кто-то совсем-совсем не такой, как я, и в то же время – плоть от души моей, капля крови моего сердца. Птица?

Не зря же меня так зовут...

В этот раз с обозом шли два десятка солдат и маг. На последней телеге везли большую, широкую клетку с блестящими металлическими прутьями.

Птица ждала их снаружи, на утесе, в лучах жаркого летнего солнца. Свежий ветер играл с ее оперением, сверкавшим подобно статуе из хрустальных игл. Первым к грифоночке подошел офицер, за ним солдаты. Маг остался у повозки.

– Чем могу служить? – спокойно спросила Птица. Офицер вздрогнул, но взял себя в руки.

– Где смотритель? – спросил он резко.

– Умер почти полтора года назад. С тех пор за маяком смотрю я.

Солдаты переглянулись. Офицер скрестил руки на груди.

– По какому праву ты поселилась на королевском маяке?

– По праву ученичества. У меня есть грамота, – грифоночка протянула офицеру свиток пергамента. Тот, не читая, бросил его магу.

– Зверь не может занимать пост смотрителя, – отчеканил человек. – У нас есть приказ доставить тебя в королевский зверинец Аннаталана, где его величество лично решит твою участь.

Птица медленно подняла голову. Хотя она сильно выросла за минувшие годы, ей по-прежнему приходилось смотреть на людей снизу-вверх.

Смотреть с бесконечной, неземной печалью.

– Я не могу войти в клетку, – сказала она тихо. – Меня нельзя пленить.

– Ты подчинишься приказу его величества, иначе...

– ...вам придется меня убить, – закончила грифоночка. Уголки пластичного клюва чуть приподнялись в слабой улыбке.

Офицер запнулся.

– Мы не хотим причинять тебе вред, – сказал он после довольно продолжительной паузы. – Грифоны не числятся в реестре вредных существ.

Птица покачала головой.

– Я не могу войти в клетку, – она гордо изогнула шею. – Исполняйте свой приказ.

В этот миг колдун неслышно двинулся с места и сделал несколько шагов в сторону говоривших.

– Не сопротивляйся, – предупредил он. – Я знаю много заклинаний против грифонов. Не пытайся улететь, иначе я оборву тебе крылья.

Птица улыбнулась.

– Вы не сумеете пленить меня, – ответила она просто. – Никто и никогда не сумеет. Оборви мои крылья, если желаешь. Это не прибавит тебе счастья.

Бросив на людей взгляд, полный жалости, Птица зажмурилась и внезапно вспыхнула слепящим синим пламенем. Солдаты с криком отвернулись, маг обратился в каменную статую.

Сверкающая звезда рванулась навстречу Солнцу и скрылась в бездонной синеве, ласково смотревшей на мир с высоты. Потрясенные люди смотрели ей вслед.

...Где я воскресну на этот раз? Хотела бы я знать. Быть может, прекрасная девушка найдет меня в своем первенце, или умудренный годами мудрец бережно нарисует стертым каламом? Не случится ли так, что я восстану из пепла посреди поля брани, явив миру своё второе лицо?

Отец, потерявший семью во время чумы, может найти меня на дне болота, а юный дракон – в чарующих глазах своей подруги. Этот толстый лысый старик напрасно запирает на сто засовов свои кладовые, я никогда не живу в золоте. Мне больше по нраву гнутая медная монетка, способная подарить меня ребенку в сочном яблоке или сладкой карамели.

Мириады существ мечтают о встрече со мной. Тысячи прожигают жизнь в моих поисках. Они знают, что меня невозможно пленить, но надежда – самый коварный из палачей, а я всегда желанна, всегда соблазнительна.

Охотники мечтают оборвать мои крылья. Казалось бы, что может быть проще – подрезать сухожилья синей птице, придавить ее огромным булыжником, обмотать цепями в три слоя, внахлест – и конец! Счастье на века...

О, светлый ветер! Оборви мои крылья! Оборви, не гони больше по свету сухим лепестком! В этом мире слишком много боли. Я задыхаюсь, о ветер.

Я задыхаюсь.

Конец

Дракия – http://www.drakia.com/