Это оказалось в самом деле новостью, и Олег спросил о первом, что пришло в голову:

– А лечить?

– Пробовали, и не раз. Срывается. А дочке всего тринадцать лет, седьмой класс. И вот однажды… да что однажды, при последней командировке в Архангельск, в эти чертовы охотничьи угодья, где бегает мой фигурант-егерь и где стреляют все кому не лень и по кому ни попадя, – именно там вдруг, как обухом по голове: случись даже ненароком беда со мной – что станется с ней при такой матери?.. И озноб по коже, – Жора передернулся. – Да, я стал бояться. Стал бояться, Олег. Бо-ять-ся! – Признание облегчило душу розыскника, он словно не мог наговориться вслух этим словом, взявшим его в свой одиночный плен и подспудно мучившим в последнее время.

– И правильно делаешь! – мгновенно, не задумываясь о высоких материях, отреагировал Штурмин. И в первую очередь ругая себя за принципиальность. Какие же мы скорые на расправу, да еще с теми, кто рядом. Анализировать поведение преступника – целые трактаты пишем, а увидеть беду у друга… – Очень правильно и разумно.

Не дожидаясь приглашения, Олег сам поднял водку. Смел другой рукой в сторону инструменты и заготовки как ненужное или, по крайней мере, далеко не первостепенное. Слава водке, которая заставляет вот так сметать наносное и дает родиться тем словам, которые при трезвом хозяине слывут в падчерицах без права и близко приближаться к нему, а не то что иметь свой голос.

Забыв, что сам минуту назад отстранялся от руки сослуживца, обнял опустившиеся, обмякшие плечи Майстренко:

– Извини, Жора.

– При чем здесь ты… Наверное, я напишу рапорт, пусть переведут куда-нибудь. Вот только… только никогда не думал, что так буду расставаться со своей работой… Но никому, слышишь, никому. Прошу тебя. Я хоть и пьян, но в голове трезво.

– Мертво. Давай в самом деле за нашу службу, за розыск, – в третий раз подняли все тот же тост.

… В это же самое время и Максим Трофимов, перерыв сервант с книгами и не найдя исчезнувшей косички, тоже поднял оставшуюся полной после ухода Богдановича рюмку коньяка. Если ему и приходилось пить в последнее время, то глоточками, а здесь осушил стопку залпом. Не закусывая, сел на диван. Дотянулся до подаренной книги, вгляделся в хитроватое лицо воина на обложке. Обманули, через три столетия самураев вновь заставили выйти на арену – и против кого? Против того, кто почитает, любит и знает их!

Максим замахнулся книгой, но сумел сдержаться. Она ни при чем. Но и места в доме для нее не найдется. Он отдаст ее обратно в издательство, соседям, – ими прикрылся розыскник, искавший Богдановича. А вот кто забрал косичку? Первый раз книгоноша сидел на кухне, при допросе вся троица располагалась на диване и в кресле, а он как раз стоял у серванта. Остается Юрий Викторович? Золото Колчака ему не дает покоя?

Не поинтересовавшись временем, вышел на улицу. Поймал такси, назвал адрес офиса. Охрана единогласно ответила «нет» на вопрос о появлении шефа. Но раз кот Балтика оставлен в дежурке, то президента нет и дома.

Подумав, Максим взял запасной ключ и прошел в начальственный кабинет. Огляделся. Вспомнил первое свое посещение, когда его рассматривали словно подопытного кролика. А Юрий Викторович вертелся в кресле…

Максим достал нож и молниеносно запустил его в ту сторону. Он впился в вырезку из журнала, висевшую тогда над плечом Богдановича, как раз туда Максим хотел запустить финку в первый раз. Лезвие рассекло пачку долларов, которую держала на ладони полуобнаженная красотка. Можно было не сомневаться, куда мог исчезнуть бывший начальник.

Забыть о нем не позволили и четверо парней, явно поджидавшие Максима около офиса. Они вылезли из машин и демонстративно пошли следом.

Приметив более-менее освещенный дворик с детскими песочницами, Максим свернул в него. Сел на лавочку. Показавшейся следом четверке показал местечко рядом с собой.

После встречи на дороге незнакомцы подобной наглости и уверенности телохранителя не удивились. Самый высокий, с длинными нечесаными волосами, подумав, сел рядом. Остальные разместились полукругом.

Опережая длинноволосого, открывшего рот, Максим сообщил:

– Вы не по адресу.

И когда сосед набрал воздуха для второго вопроса, снова оставил за собой право голоса:

– Ваш приятель у меня больше не служит.

– Где он? – уже без подготовки, лишь бы успеть хоть что-то спросить, чуть ли не прокричал старший.

– Скорее всего, в Хабаровске.

– Где?

Наверное, патлатый неплохо учился в школе, по крайней мере, смог представить расстояние до Амура. И наверняка воспринял ответ как издевательство. Подхватился, а поскольку Максим остался сидеть, зашелся от гнева.

Удар ногой рассчитывался, конечно, в челюсть: Максим увидел, как ботинок пошел назад, на замах. Можно было прервать все на этом этапе, но дождался обратного хода ноги. Перехватил щиколотку жестко, дернул с вывертом так, что уралец полетел-таки головой в песок.

Зашлись в праведном негодовании и юнцы. Быстрее всех полез в драку коротышка с кастетом в руке, и ему, соответственно, первому Максим уделил внимание. Выброшенной вперед ноги хватило, чтобы и он, налетев на носок солнечным сплетением, словно подкошенный сноп рухнул рядом со старшим.

Следующий, горбоносый и курчавый, успел отскочить, даже не замахнувшись. Зато когда Максим сам подался к нему, отскочил еще на два прыжка назад.

– Я сказал, что Богданович может находиться в Хабаровске, – повторил стонущим от боли любителям песочницы Максим. – Хабаровск – это город такой, на другом конце России. Все.

Не оглядываясь, пошел со двора.

В Москве за время калининградского отсутствия Олега ничего не изменилось. Те же пробки на дорогах, несмотря на то что он выехал на службу значительно раньше – не демонстрировать же свое побитое лицо в час пик около контролера. Неизменный мамин утренний звонок про самочувствие и приглашение на ужин, от которого, свалив вину на загруженность, пришлось отказаться – опять же из?за своего вида. Правда, звонок косвенно напомнил о ее последней попытке познакомить сына с Надей из Баковки, и некоторое время Олег сидел, равнодушно вспоминая девушку. Зато Николаич сам зашел в кабинет, оценил удар телохранителя:

– Классно. Чем ответишь?

– Трофимов, если откровенно, здесь ни при чем: он выполнял свои обязанности.

– Гуманно. Подробности чуть позже, я к начальству. Но почему он оттуда привез это? – Николаевич протянул листок.

Рапорт. Жоры Майстренко. С просьбой перевести его в другое управление. По семейным обстоятельствам. Когда успел подсунуть?

– У него что-то в семье, – подтвердил обоснованность просьбы Олег. – Жена вроде приболела, дочку оставлять не с кем.

– Так что, ходатайствовать? Замену найти трудновато.

– Наверное, надо. Дочка…

– Понял. Единственная загвоздка – он у нас завязан очень плотно на охоту иностранцев в России. А там предполагаются определенные подвижки.

– Перебросьте его дело оперативного розыска на меня. Все равно по Богдановичу наверняка придется выжидать.

Про Стайера говорил уже, не опуская головы. Сегодня тот ушел не по безалаберности, – просто не хватило чуточку удачи. А в нее в розыске верят. Так что, несмотря на прокол в Калининграде, поездка в Янтарный край, судя по вчерашнему телефонному общению с Николаичем, в целом реабилитировала группу.

Но вот про ДОР Майстренко сказать-то сказал, а сам посмотрел на собственный рапорт, извлеченный из сейфа и уже дописанный до даты. Отпуск, ему нужно усиленно пробивать отпуск. До конца лета – всего две недели! Успеть просочиться, пока будет решаться вопрос с Жорой.

Начальник взгляд поймал, сам взял со стола бумагу. Соединил два листочка, молчаливо предлагая Штурмину подсказать выход.

– Если честно, мне хотя бы пару дней, долететь до Симферополя, – понимая, что с полноценным отпуском, даже в конце лета, он уже оказывается в пролете, дал Олег начальнику возможность маневра. И прикрылся святым: – У нас там встреча одноклассников.