Так состоялось триумфальное возвращение Адольфа Гитлера на родину. В те дни он чувствовал себя исполнителем возложенной на него божественной миссии. Выступая перед восторженными жителями Линца, фюрер сказал: «Когда много лет назад я ушел из этого города, вера переполняла мое сердце. Та же самая вера живет в моем сердце и сегодня. Если Провидение увело меня когда-то из этого города, ибо мне было предназначено стать лидером Рейха, то Оно же доверило мне и миссию присоединения моей родины к Германскому Рейх».

Несколько дней спустя состоялся торжественный въезд Гитлера в Вену. Нетрудно представить себе чувства сладостного возмездия, с какими он вступал в город, который отверг его в молодости и в котором довелось ему изведать нищету, голод и унижения. Выступая перед многотысячной толпой радостно возбужденных венцев, он сказал:

После Австрии пришел черед Чехословакии. Сначала Гитлер потребовал «возвратить» Германии три с половиной миллиона судетских немцев и территории, на которой они жили – Судеты. (Эта область, являющаяся частью исторической Богемии, входила в состав Австро-Венгерской империи, но никогда не принадлежала Германии).

До странного легко Гитлеру удалось заручиться поддержкой Невилля Чемберлена, тогдашнего премьер-министра Великобритании. Мистер Чемберлен был готов пожертвовать «отдаленной страной», как он изволил называть Чехословакию, чтобы только сохранить мир. Надо сказать, что британский премьер выглядит весьма печальной и жалкой фигурой во всей этой истории. Конечно, он искренне хотел мира, но оказался чудовищно близорук и не понимал того, что любые уступки фюреру лишь способствуют разжиганию его аппетита. И хуже всего, он не понимал, что бескровный захват новых земель усиливал Германию и ослаблял позицию западных союзников – его собственной страны и Франции. Слепая и чересчур доверчивая политика британского премьера едва ли не закончилась катастрофой для демократических стран Запада.

К середине сентября 1938 г. Чемберлен убедил чехословацкое правительство в необходимости мирной передачи Судет Германии. 22 сентября состоялась встреча между ним и фюрером, на которой он доложил о своем «достижении». По его словам, оставалось только выработать технические детали. «Прошу меня очень извинить, – ответил наивному британцу Гитлер, – но ваш план больше не годится».

Лицо Чемберлена вытянулось, и на нем отразились удивление и гнев. Фюрер настаивал на том, чтобы германская армия немедленно вошла в Судеты. «Если же чехи окажут сопротивление, – сказал он, – будет война».

29–30 сентября в Мюнхене состоялась конференция глав правительств Германии, Италии, Франции и Великобритании. На этой конференции Гитлер добился своего. Чемберлен и Франсуа Деладье уступили. Они согласились на то, что Германия может ввести войска в Судеты на следующий день. Так Гитлер совершил еще один бескровный захват. Новая легкая победа лишь разожгла в нем аппетит завоевателя.

«Этот Чемберлен, – несколько дней спустя жаловался он в узком кругу, – испортил мой въезд в Прагу!» Гитлер намеревался войти в чехословацкую столицу во главе германских войск.

Прошло несколько месяцев. 15 марта 1939 г. фюрер принимал в берлинской канцелярии президента Чехословакии. Надо заметить, что за истекшее время территория этой страны сильно посократилась. После получения Судет Гитлер с помощью различных угроз и измышлений отделил словацкую часть. Нацисты также развернули яростную пропагандистскую кампанию: они утверждали, что чехи преследуют немцев, живущих на их территории. (Опять на практике осуществлялся принцип: большая ложь срабатывает лучше малой!). На встрече в Берлине чешский президент Эмиль Хача, пожилой и не слишком здоровый человек, умолял проявить «щедрость» и дать чехам «право жить национальной жизнью». Вождь Германского Рейха не имел ни малейшего намерения быть щедрым. Он вел себя еще менее вежливо, чем в отношении австрийского канцлера год назад.

«Я предупреждал вас, – кричал Гитлер, – что если Чехословакия не изменит своей политики, я полностью разрушу эту страну! Вы не вняли моим предупреждениям. Что ж, я отдаю приказ германским войскам войти в Чехословакию и присоединить ее к Германскому Рейху!»

Президент Хача сидел ни живой, ни мертвый. Как позже вспоминал очевидец, «он совершенно окаменел».

Гитлер же продолжал угрожать. «У чехов, – сказал он, – имеются две возможности. Если они окажут сопротивление, то будут сломлены со зверской силой. Если же сдадутся, к ним будет проявлена милость, и им предоставят определенную степень национальной свободы». Затем последовали типично гитлеровские тирады, сочетавшие лицемерие с угрозой расправы.

«Я делаю все это не из чувства ненависти, – говорил он, – а ради обеспечения безопасности Германии. Если бы осенью (в Мюнхене) Чехословакия не уступила, чешский народ был бы уничтожен! Никто бы не помешал мне! Никто даже не обратил бы внимания... Я сочувствую чешскому народу. Поэтому-то я и пригласил вас приехать сюда. Это мое последнее проявление доброй воли в отношении чешского народа. Возможно, что ваш визит предотвратит наихудшее. Время идет. В 6 утра наши войска придут в движение».

Фюрер сказал, что любезно предоставит чешскому президенту некоторое время на обдумывание его предложений. «Я понимаю, что это нелегкое решение, – заключил он, – но я предвижу возможность длительного мира между двумя нашими народами. В противном же случае Чехословакию ждет полное уничтожение».

После этих слов Гитлер покинул своего гостя. Было 2 часа 15 минут ночи 15 марта 1939 г. Из смежной комнаты появились командующий германских ВВС Герман Геринг и министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп. Они продолжили обработку бедного Хачи. Если он откажется подписать сдачу, угрожал «толстый Герман», немецкие самолеты уже утром разбомбят Прагу и превратят ее в руины. Перед чешским президентом разложили бумаги для подписания и ...он потерял сознание. «У Хачи обморок!» – громко закричал Геринг, потребовав срочно вызвать врача.

В течение нескольких минут нацистские бонзы испытывали самый настоящий страх: боялись, что гость может умереть. В таком случае их обвинят в совершении убийства в германской Канцелярии! К счастью, личный врач Гитлера Теодор Морель сумел оживить Хачу с помощью инъекции. Затем еле живой старик подписал ультиматум о сдаче...

Согласно воспоминаниям одной из секретарш, после этого улыбающийся фюрер выбежал из своего кабинета и радостно объявил: «Дети! Это лучший день в моей жизни. Я войду в историю, как самый великий немец!»

Аннексия Чехословакии означала неизбежное приближение войны: вступив на путь захватов, фюрер, подобно другим завоевателям, уже не мог остановиться. В «Моей борьбе» Гитлер писал, что наихудшее преступление – оставлять дела неоконченными; он жестоко обрушивался на всякие полумеры. То, что он называл полумерами, другие называют умеренностью.

«В этом он выказывал заметное свойство немецкого характера. Немцы склонны к крайностям. Они хотят всего немедленно. Подобно избалованным детям они раздражаются, если не получают сразу того, к чему стремятся. Но как только они достигнут одного, их охватывает страсть к иному. Неумение вовремя остановиться всегда было причиной поражений Германии».

Это мнение было высказано французским послом в Берлине Андре Франсуа Понсе.