— «Мусорная пища»[2], — отозвалась Мэри и объяснила Тейтепу значение термина.

Он согласился и добавил:

— Юнцы его обожают, но это плохой подарок для Хейпет и Ачинто.

— Тогда сосредоточимся на хорошей здоровой пище для Хейпет и Ачинто.

Глубже в лесу они нашли группку деревьев, прозванных в посольстве гномскими за карликовые размеры. Тейтеп объявил эту еду превосходной, и Мэри приготовилась отсекать подходящие ветви. При сборе пищи следует формировать крону, а не рубить сплеча, это она давно усвоила и теперь следовала указаниям Тейтепа, стараясь не навредить дереву.

— Вот эту ветку, именно здесь, — командовал он. — Видите, где? Выше стволика, потому что новые ростки пойдут из него вскоре после вашего Пробуждения.

Мэри рубила очень осторожно. Физические усилия поубавили в ней ярости. Затем она нашла второе подходящее место и сказала:

— Вот здесь. Так будет правильно?

— Вы поняли, — кивнул Тейтеп, явно обрадованный ее сообразительностью. Он подождал, пока она не отрубила вторую ветвь и не выбрала третью, и лишь затем сообщил: — Чорниэн сказал как-то, что Халемтат ведет себя так же, как талемтат. Одному из его детей понравились рифмованные слова, и он при ком-то повторил этот «стишок».

— Талемтат — лиана, которая душит дерево, вокруг которого обвивается? — спросила женщина.

Тейтеп не ответил, только кивнул.

— И Халемтат... Халемтат приказал остричь ребенка?! Веки Тейтепа почти закрыли зрачки.

— Всю семью, — проговорил он. — Приказал остричь всю семью.

Так вот почему Чорниэн бегал за покупками. Он предпочел рискнуть собственной репутацией, защищая семью от ужасного для праза позора — появления на публике с остриженными иглами.

Мэри излила свой гнев на очередную ветку гномского дерева. Когда ветка упала ей на ногу — такая незадача, — она села на приготовленную охапку, намереваясь обследовать ушиб, но вдруг посмотрела в глаза Тейтепу.

— Как долго? — спросила она. — Как долго иглы отрастают снова? Они вообще восстанавливаются?

— За несколько Пробуждений. Рост можно ускорить, регулярно питаясь уэлспетом, но это тепличное растение, и оно слишком дорогое, особенно для Чорниэна.

— Понятно, — сказала Мэри. — Спасибо, Тейтеп.

— Лучше об этом не говорить. Будьте осторожны. — Он поднял к ней голову и добавил, треща иглами: — Я не уверен, что Халемтат прикажет остричь человека, и не знаю, стыдно ли вам ходить остриженными, но я не хотел бы отвечать за подобное, если это случится.

Мэри не смогла сдержать усмешки и провела рукой по своим белокурым волосам.

— Когда-то мне обрили голову — очень давно и далеко отсюда, — чтобы подвергнуть позору.

— И что же вы сделали?

— Я окрасила голый череп в ярко-красный цвет и ходила, как ни в чем не бывало. Родилась новая мода, и в конце концов был опозорен тот, кто меня обрил.

Тейтеп снова прикрыл глаза веками, помолчал и ответил:

— Мне надо подумать... У нас достаточно веток для приличного подарка, Мэри.

Мэри встала и собрала ветки.

— Мне тоже понадобится дерево для резьбы. Хочу вырезать подарки для своих друзей. Это еще одна рождественская традиция.

— Резные подарки? Какие у нас сходные традиции! Мэри рассмеялась.

— Так оно и есть. Я с радостью разделю свое Рождество с вами.

Кларенс Доггетт был полномочным представителем Земли на Празднестве и сегодня облачился в полосатое серебряное трико и шелковый пурпурный жилет. Не менее четырех официальных колец бренчали у него на поясе. Со времени первого их знакомства у Мэри сложилась теория: чем элегантней одежда представителя, тем более он склонен ответить «да» на просьбу подчиненного. Испытаем-ка эту гипотезу...

Кларенс Доггетт рывком одернул жилет и сказал:

— У нас нет причины посылать письмо с протестом против насилия императора Халемтата над Чорниэном. Он лишил нас полезного работника, это верно, однако...

— А как насчет прав человека?

— Мэри, они не люди. Они инопланетяне. У них своя мораль.

По крайней мере не назвал их подушками для булавок, как обычно, подумала Мэри. Кларенс Доггетт был злосчастным последствием того, чему пресса дала название «Великое открытие». Еще вчера люди были одиноки в галактике, и вдруг оказалось, что они представители одного из многих разумных видов. Организация пятисот космических посольств в считанные годы истощила ресурсы дипломатической службы до крайности. Празднество считалось второстепенной планетой, и сотрудников туда наскребали со дна бочонка. Мэри изо всех сил старалась не походить на этих людей и на Кларенса в том числе.

Кларенс распушил свои поразительно длинные усы и добавил:

— И вообще, от стыда еще никто не умирал.

— Сэр, — попыталась возразить Мэри. Он поднял руки.

— Тема закрыта. Как идет подготовка к Рождеству?

— Отлично, сэр, — ответила Мэри без энтузиазма. — Кстати, Киллим — она местный стеклодув — хочет закупить у нас некоторые красители для своих поделок. Я посылаю с Ником Мински письма в химические компании, которые могли бы поставить необходимые реактивы.

— Хорошее дело. Любой предмет торговли, который поможет привязать празов к галактической экономике, будет находкой. Вы заслуживаете похвалы.

Похвалы в его голосе Мэри не почувствовала, но все же ответила:

— Спасибо, сэр.

— И не оставляйте своего начинания — эта ваша идея празднования Рождества поднимет дух всего дипкорпуса.

Иными словами, ей разрешали уйти. Мэри попрощалась и в унынии отправилась в свой кабинет.

«Они не люди, — бормотала она себе под нос. — Инопланетяне. И от стыда еще никто не умирал...»

Мэри захлопнула дверь кабинета и вслух прорычала:

— Но Чорниэн не может работать, а его детишки не могут играть с друзьями, а его жена Чейлам не может пойти на рынок. Наверное, они голодают?

— Они не будут голодать, — раздался твердый голос. Мэри подскочила.

— Это всего лишь я, — сказал Ник Мински. — Как раз вовремя. — Он удобно расположился на стуле. — Я понаблюдал за поведением соседей. Друзья — в их числе твой приятель Тейтеп — приносят еду семье Чорниэна.

Ник был главой группы этнологов, изучающих празов. Слава Богу, в основе его решений лежали живые наблюдения. Он откинулся на спинку так, что стул балансировал на задних ножках, и сказал:

— Из твоего бормотания я понял: Кларенс не хочет посылать формальный протест.

Мэри кивнула. Стул с лязгом вернулся в нормальное положение, заставив Мэри вздрогнуть.

— Вот дерьмо! — выругался он. Мэри печально улыбнулась.

— Я ведь остаюсь без тебя, Ник. А дипломатам нельзя пользоваться такой точной терминологией.

— Через год я вернусь и привезу тебе фейерверки для следующего Рождества... — Он ухмыльнулся.

— Мы ведь говорили об этом, Ник. Фейерверки в традиции твоей семьи, но не моей. Все, что хлопает и вспыхивает, ужасно раздражает меня, даже в Рождество.

— ...А пока что, — продолжал он невозмутимо, — подумай насчет моего предложения. Ты узнала о Тейтепе и его народе больше, чем половина ребят из моего персонала; с академическим дипломом или без я могу втащить тебя в этнологическую группу. У нас нехватка людей. Я бы предпочел не уходить в отпуск, но...

— Не все зависит от тебя. Ник рассмеялся.

— По-моему, они боятся, что все мы станем аборигенами, если не будем проводить дома год из пяти. — Внезапно он приосанился и ухмыльнулся. — А как бы я выглядел в иглах, а?

— Колючим, — весело сказала Мэри.

В дверь постучали. Мэри открыла дверь — на пороге стоял Тейтеп, его иглы щетинились от холода.

— Привет, Тейтеп, я вас ждала. Идите делиться, — пригласила Мэри. Ник убрал ноги со стола и приветствовал Тейтепа на безупречном местном языке. Праз любезно ответил и сообщил:

— Мэри делится со мной Рождеством.

— Но ведь еще не время... — удивился Ник.