После совещания все еще возбужденный директор задержал Раю, спросил, как прошла последняя встреча «афегастов».

— Как обычно, — сказала Рая. Она была не в духе. Белых с ней вежливо раскланялся и только. Не подошел, не сел рядом. — Шумели, спорили, читали свои идиотизмы. Если интересно — я все записала.

— И чего они носятся с этими дурацкими мыслями, как племенной жеребец со своими яйцами, — возмущенно сказал директор. — Да я сам, если захочу, могу выдавать хоть по десятку каждый день.

— Ну, хоть одну выдайте, — насмешливо предложила Рая. Директор замялся: — Минутку. Ну, пожалуйста. Женщина без зада, что петух без хвоста.

Рая рассмеялась: «У вас одно на уме». Ее ирония задела за живое Лысого.

— Интересно, что это за одно у меня на уме? — сердито спросил он, хмуря свои густые брови.

— Извините, — спохватилась Рая. — Я ничего не имела в виду. Просто неудачно пошутила.

К счастью, директор ценил себя значительно выше, чем окружающие и чтобы кто-то посчитал его пошляком или дураком — такое просто не могло прийти его светлую голову.

После того, как состоялась церемония демонстрации обнаженного зада, Рая нахально спросила директора Дворца культуры, почему он всегда только смотрит на нее и ничего другого себе не позволяет.

— Потому и не позволяю, что это против моих нравственных принципов, — веско сказал Лысый. — Как член партии, я обязан соблюдать Устав, блюсти десять заповедей коммунистической морали. А посмотреть не грех, не разврат. У тебя хорошее телосложение. Я смотрю на тебя как на произведение искусства. — Он надел очки и уткнулся носом в бумаги, давая понять, что разговор окончен.

Этим же вечером произошло одно незначительное происшествие, резко ускорившее развитие событий. Белых пригласил Раю на вечер в дом работников искусств. «Будет хороший концерт, — сказал он по телефону, — потом поужинаем в ресторане». Концерт, ресторан — это тебе не просто нырнуть в постель, это уже на пути к более серьезным отношениям. До сих пор вместе они не показывались на людях. Рая пораньше ушла с работы, съездила домой, принарядилась. В назначенный час Сергей Валентинович — одетый как всегда с небрежным тиком — встретил ее у ЦДРИ с букетом цветов.

«Ооо!» — Раечка рассмеялась тихим воркующим смехом и поцеловала кавалера в губы. Они чинно под руку проследовали через вестибюль — ни дать ни взять счастливая пара молодоженов. В одном из залов была выставка фотографий и Сергей Валентинович предложил осмотреть ее.

Они переходили от одной фотографии к другой, как вдруг Белых дернулся, будто его перетянули хлыстом. К ним подошла худощавая, улыбающаяся блондинка с короткой стрижкой, одетая в строгий, хорошо сшитый костюм. Она, улыбаясь, поздоровалась с Сергеем Валентиновичем и окинула Раю быстрым оценивающим взглядом. «Твоя новая подруга?» — чуть насмешливо спросила она. Белых смутился, хохотнул и отрекся от Раи: «Нет, просто знакомая, вместе работаем». И вежливо предложил Рае: «Идите в зал, я сейчас приду». Рая даже опомнится не успела.

Напрасно она ждала фотографа. Он так и не появился. Попросту сбежал, вернее, ушел с женой. Рая вспомнила, что видела ее фотографии у Сергея Валентиновича. Он говорил, что они вот уже больше года не живут вместе, хотя пока еще не разведены. Почему же он так испугался и сбежал, как мальчишка?

Поздно вечером Белых позвонил Рае, начал было извиняться, что-то путано объяснять, но она бросила трубку. Он позвонил еще раз. «Ну?» — сказала она. «Я сейчас приеду! — взмолился Сергей Валентинович. — Выслушай хотя бы».

— Поговорим завтра, — жестко сказала Рая, — я сейчас занята. Если приедешь — не открою. А будешь нахальничать — вызову милицию. — И отключила аппарат. Рая умела быть жестокой. К тому же в ее уютной комнате в мягком кресле сидел и радостно улыбался писатель. Сегодня был день его торжества. Когда Рая поняла в ЦДРИ, что ждать Сергея Валентиновича нет больше смысла — она сразу же позвонила писателю: «Приезжайте ко мне!».

Тот, чуткий ко всякому знаку внимания, не заставил просить себя дважды. Рая стоила того, чтобы, не раздумывая, броситься по первому ее зову.

— Значит, пригласил и испарился? — спросил он, пригубив из бокала глоток виски, разбавленного за неимением содовой нарзаном. — Ну, это еще полбеды. Бывает, пригласит, выпьет, закусит и будь здоров. Рассчитываться предоставляет своей даме. Хотя на Сергея Валентиновича это не похоже.

Писатель к этому времени одержавший полную и безоговорочную победу над прекрасным, змеиногибкнм раечкиным телом был великодушен по отношению к сопернику.

— Он симпатичный и, безусловно, очень одаренный человек. Возможно, сейчас он хотел извиниться и объяснить причину своего, ммм, отсутствия.

— Плевать я хотела на его извинения и объяснения, — вспылила Рая. Хотя она уже успела отомстить Сергею Валентиновичу на упруго-пружинистой тахте (орудием мести, как мы уже знаем, стал писатель, блестяще справившийся с этой ролью и получивший от нее море удовольствия), но еще не успокоилась. — Я его покрывала, — с горечью сетовала она, — оберегала от неприятностей. И вот благодарность. Струсил, сбежал, лох несчастный. Плюнул мне в душу. Подарочками заманивал, а отделывался пустяками. Нет, я этого так не оставлю…

— Не стоит расстраиваться, — посочувствовал писатель, прикидывая в уме, нет ли в ее словах намека на то, что расплачиваться за долги Белых придется ему. Логично — уж если орудием мести был выбран он, то, естественно, что и компенсировать, так сказать, убытки от разрыва отношений с отвергнутым любовником, то есть возместить потери от неполученных подарков тоже должен он. А кому охота расплачиваться за чужие грехи?

— Не понимаю, зачем обещать, если не можешь выполнить свое обещание? — продолжал рассуждать писатель, стараясь завоевать расположение хозяйки и при этом не давая определенных авансов (в отличие от состоятельного фотографа писатель не мог позволить себе широких жестов, будучи постоянно в стесненных финансовых обстоятельствах).

Раечка подошла к писателю и уютно устроилась у него на коленях, обняла за шею и поцеловала в губы, улыбаясь своей счастливой, подкупающей искренностью улыбкой.

— Наверное, лаская женщину, — сказала она, — вы думаете, как будете описывать это в своей книге.

— Смею тебя уверить, — начал было оправдываться писатель, но Рая долгим поцелуем заставила его замолчать. Писатель ощутил как сильно и часто забилось его сердце и понял, что наступает время второго раунда мести. Рая, соскочив с его колен, артистическим жестом сбросила с себя халатик и предстала перед писателем как прародительница Ева перед Адамом. Она приняла несколько театральных поз, которые настолько восхитили писателя, что он, не мешкая, бросился к ней, заключил в свои объятия и вместе с ней низвергнулся в сладкую бездну…

Потом они пили чай с тортом и мирно беседовали.

— Как ты относишься к партии? — спросился Рая. Она, как видим, продолжала свою контрразведывательную деятельность даже, если так можно выразиться, на ложе любви.

— Я отношусь к ней, как и каждый честный и порядочный человек. — Уж кто-кто, а писатель умел говорить обиняками.

— Мне предлагают подать заявление, — любовно оглаживая свою грудь и бедра, сказала с гордостью Рая. — Что ты посоветуешь?

— Поступай так, как велит тебе твоя совесть, — сказал писатель. — Впрочем, это тебе красоты не прибавит, ты и так хороша…

— Почему в вашем кружке много евреев? — спросила Рая, подкрашивая перед зеркальцем губки. — Разве это выгодно?

— Это выгодно всем, — с усмешкой сказал писатель, — кто хочет пообщаться с умными людьми. Других выгод нет.

— Так считает наш директор, — поспешно пояснила Рая. — Я лично ничего против евреев не имею. Среди них тоже попадаются приличные люди. У меня был один приятель с хорошей балдой. Очень даже ничего себе человек. Любил меня.

— У евреев не только балда, но и все остальное не хуже, чем у других, — сказал писатель. — Кстати, и твоему директору не мешало бы походить на занятия кружка — вдруг тоже немного поумнеет.