Команда учла.

Друзей отвезли на телевидение, взяли десяток интервью и сняли в ток-шоу, где телевизионщики, видать, для пущей красоты назвали их супергероями.

ФСБ-шники вручили друзьям какие-то награды, предложили всяческую помощь и содействие, кого надо — устроили на новую работу, помогли деньгами, пообещали охрану от самых неуемных бандитов, и приказали никогда больше не брать в руки оружие, жить мирно и не отсвечивать.

А Сыча, который после ночи в подвале как-то нехорошо изменился, уложили на реабилитацию в дорогую клинику, и приставили личного офицера, который должен был за ним открыто наблюдать и, в случае чего, пресекать… Да что угодно пресекать. Мало ли на что способен пойти человек, получивший душевную травму.

И в самые короткие сроки всё затихло. Ребята нашли долгожданный покой, и это стало концом Команды. Погони, перестрелки и кровь ушли в прошлое. Друзья общались теперь все меньше, вели себя прилично, принялись налаживать собственные жизни. Сыч даже женился. Однако, никто ничего не забыл.

Анькин стиль вождения был Салаге явно не по нутру.

В кузове взятого напрокат фургона воняло бензином и немилосердно трясло. К тому же, не было окон, и вместо сидений — явно не входившие в комплект деревянные скамейки. Короче, обычный грузовой «Соболь». Синего цвета. Напротив Салаги сидел Сыч, и, если бы в кузове было хоть немного света, то было бы видно, что он зеленый, как крокодил Гена.

— Меня сейчас стошнит… — тихо выдавил Сыч, — Прямо на щит…

Салага и сам еле сдерживался. Дубровскому хорошо — он на переднем сиденье, как босс…

— Что, завидуешь? — спросил Сыч, как будто прочитав мысли Салаги, — Знаю, что завидуешь. Я бы и сам с большим удовольствием сейчас сидел впереди с открытым окном и пялился Аньке в декольте. Но, такая наша штурмовая доля…

Салага издал короткое и болезненно прозвучавшее «Хе-хе», и затих, борясь с собственным желудком и килограммами адреналина, поступавшими в кровь от одной мысли о том, что они едут на штурм. Не на страйкбольный, где всё понарошку, а на настоящий, боевой. Да, разумеется, вчерашней ночью он штурмовал притон, но одно дело — отстреливать невооруженных наркоманов, а совсем другое — переть на вооруженную толпу.

Дубровский допросил Пьера, и тот очень быстро выдал всё, что знал. Что интересно, пленного негра даже пальцем не тронули — всю работу сделала ломка, превратившая грозного, поначалу, Пьера в безвольный овощ, готовый продать хоть родную мать за укол.

Операция намечалась серьезная, поэтому выдвигались всей командой.

С обеда до вечера Сыч гонял Салагу. Он провел краткий инструктаж на тему действий в паре, потом потренировал работу в движении — и вот, Салага уже едет на войну. Было ли ему страшно? Черт возьми, да, но и боевой азарт никто не отменял. В конце концов, он сам хотел попасть в Команду, и мечта осуществлена. Он — супергерой. Он борется с преступностью. Он — машина для убийства, боец самой лучшей Команды в мире. И он не смог бы отказаться, даже если б ему и дали шанс не поехать на задание.

— Не ссы, Салага. — снова подал голос Сыч, — Просто слушайся меня. Я буду подавать команды, говорить громко и внятно. Так что просто слушайся, не поддавайся панике — и будет нам счастье. К тому же, нас никто не просит устраивать там Сталинград. Всё будет нормально! Зашли, забрали, вышли.

Кто-то в кабине постучал по перегородке.

— Пора, одеваемся!

Машина сбавила ход, трясти стало значительно меньше, и это помогло. По-крайней мере, тошнота немного отпустила, и не пришлось догонять снаряжение, летающее из одного угла кузова в другой.

Сыч зажег фонарик, привычными движениями надел на себя тяжелый бронежилет с паховой пластиной и воротником. Шлем с забралом и узкой прорезью для глаз оставил на потом, и подошел к Салаге, дабы помочь. Совместными усилиями они снарядились, и Салага, что называется, на своей шкуре почувствовал, насколько настоящее снаряжение отличается по весу от страйкбольных копий.

— Эт-та еще что такое? — нахмурился Сыч, когда увидел, как Салага крепит что-то на каску.

— Камера. Go-Pro. А что?

— Ты чё, кино снимать собрался?

— Эмм… — Салага впал в замешательство, — Ну, да… Архив и всё такое…

Сыч только тяжело вздохнул:

— Сними ее, полудурок. И убери с глаз моих подальше.

Упаковавшись, зарядив оружие и приготовившись выходить, Сыч постучал по перегородке. Машина остановилась для того, чтобы высадить Дубровского, которому предстояло занять заранее подготовленную позицию где-то на крыше. Пассажирская дверь захлопнулась, машина снова рванулась вперед, и, спустя полминуты, резко затормозила, заложив хорошо знакомый Сычу по прошлым высадкам крутой вираж.

— Пошли!!! — Сыч, прицепивший щит к поясу, распахнул им двери как тараном, включил фонари, и, выскочив наружу, присел, — За мной!!! — крикнул он Салаге, который запутался в ремне автомата, — Всем на пол!!! Лежать!!!

Судя по тому, что отовсюду раздались пистолетные выстрелы, и в щит со звоном ударила первая пуля, никто его не послушал.

Салага выскочил в темноту и, пристроившись за спиной Сыча, увидел неподалеку в тени человеческий силуэт, наводящий на них пистолет.

Не дожидаясь, пока в его сторону полетят пули, Салага вскинул автомат и нажал на спуск. Прогрохотала очередь, вылетели стреляные гильзы, и силуэт упал, сложившись пополам. «Убит» — промелькнуло в голове Салаги, и только после этой простой мысли до него дошло, что этот человек действительно убит. Что он не встанет с земли, не поднимет красную тряпку и не пойдет в мертвяк, ждать следующего раунда. Однако, предаваться мыслям о вечном было некогда.

— За мной!!! — гаркнул Сыч, опуская забрало шлема, и штурмовики двинулись вперед.

По щиту иногда стучали пули, заставляя щитоносца рычать от боли — одиночные пистолетные выстрелы по силе воздействия были ненамного слабее удара кувалды. Сыч огрызался из «Стечкина», время от времени переходя на автоматический огонь. Салага плелся позади, прикрывая левую полусферу. Он успел срезать еще двоих, прежде чем наступила внезапная гнетущая тишина.

Только сейчас Салага нашел время, чтобы как следует оглядеться. Они с Сычом находились на пустой парковке перед невысоким двухэтажным зданием, на котором красовалась вывеска «Petit Cameroun». Подул легкий ветерок, приятно освежая лицо, скрытое под забралом шлема.

— Давай к дверям. — сказал Сыч, и в тот же миг из окна высунулась еще одна порция стволов, и веселье началось сначала, — Дубровский, не спи там, бл. дь!!! — проорал Сыч в рацию, и это возымело действие: откуда-то сзади раздались сухие щелчки «тигра», и два ствола почти сразу же заткнулись.

Пробившись к дверям и отстрелив замок, двойка ворвалась внутрь, и принялась крушить все, что попадалось на глаза. Здание оказалось буквально напичкано плохими парнями.

С виду заурядный хостел оказался настоящим притоном, полным злых вооруженных негров. Сколько человек было на его совести, Салага уже не думал: просто сбился со счета. Да и считать времени не было — огневой контакт на расстоянии плевка оказался вещью очень злой, кровавой и не прощающей ошибок. В один из моментов Салага перезарядил магазин, но забыл передернуть затвор, за что чуть не поплатился пулей в упор. Слава богу, что Сыч почуял неладное и, прикрыв ведомого щитом, всадил в здоровенного негра, увешанного золотыми цепями, пол-магазина в автоматическом режиме.

— Не тупи!!! — проорал он ведомому, едва поборов желание отвесить ему хорошего пенделя.

Первый этаж был пройден примерно за две с половиной минуты, второй зачищался немногим дольше. Дубровский, хорошо выбрал позицию: ему были хорошо видны окна комнат второго этажа, и его карабин очень хорошо помогал друзьям двигаться вперед.

Единственный в хостеле номер «люкс» располагался в конце второго этажа, и логика подсказывала друзьям, что Фабрис Мбиа — таинственный начальник покойных Жоэля и Пьера, находился именно там. Выбив двери и ворвавшись внутрь, Сыч увидел в смотровую прорезь, как на него несется щуплый черный человечек с ножом. Он орал что-то нечленораздельное, и намеревался сбить с ног Сыча, весившего даже без щита вдвое больше.