— Лишь на это нам и остается надеяться.
— Если бы ты был их командиром, какое место ты бы выбрал, чтобы воспрепятствовать нашему продвижению?
Птолемей подошел к столу, на котором была развернута карта Анатолии, взял лампу и провел ею от береговой линии в глубь материка и обратно. Потом задержался на одном участке.
— Думаю, вот на этой речке. Как она называется?
— Она называется Граник, — ответил Александр, — и, скорее всего именно там они нас и поджидают.
— И ты планируешь перейти речку в темноте и напасть на другой берег до восхода солнца. Я угадал?
Александр снова заглянул в Ксенофонта.
— Я же тебе сказал: это очень интересное произведение. Тебе нужно достать себе экземпляр.
Птолемей покачал головой.
— Что-то не так? — осведомился Александр.
— Да нет, план превосходный. Только вот…
— Только вот что?
— Да сам не знаю. После твоего танца вокруг могилы Ахилла и после изъятия его доспехов из храма Афины Илионской мне представлялось сражение в открытом поле при свете дня, строй против строя… Гомерическая битва, если можно так выразиться.
— Так и будет, — ответил Александр. — А то зачем, ты думаешь, я взял с собой Каллисфена? Но пока не будем попусту рисковать жизнью ни одного солдата, если нас к этому не вынудят. И вы должны действовать так же.
— Будь спокоен.
Птолемей сел, продолжая смотреть на своего царя, который все делал пометки в лежащем перед ним свитке.
— Этот Мемнон — крепкий орешек, — сказал он немного погодя.
— Знаю. Парменион мне рассказывал о нем.
— А персидская конница?
— Наши копья длиннее и древки крепче.
— Надеюсь, этого достаточно.
— Остального добьемся внезапностью и волей к победе: в нашем положении мы должны разбить их, во что бы то ни стало. А сейчас мой тебе совет: иди отдохни. Трубы затрубят до рассвета, и весь день мы проведем на марше.
— Ты хочешь занять позицию к завтрашнему вечеру, не так ли?
— Именно так. Мы соберем военный совет на берегу Граника.
— А ты? Не ляжешь спать?
— Поспать еще будет время… Да пошлют тебе боги спокойную ночь, Птолемей.
— И тебе тоже, Александр.
Птолемей отправился в свой шатер, разбитый на маленьком возвышении около восточного ограждения лагеря, умылся, переоделся и приготовился ко сну. Прежде чем лечь, он бросил последний взгляд наружу и увидел, что свет еще горит лишь в двух шатрах: у Александра и вдали — у Пармениона.
По приказу Александра трубы действительно протрубили еще до рассвета, но кашевары были уже давно на ногах и успели приготовить завтрак: дымящиеся котлы с мацой — жидкой ячменной кашей, сдобренной сыром. Командирам подали пшеничные лепешки с овечьим сыром и коровьим молоком.
По второму сигналу труб царь сел на коня и занял место во главе войска у восточных ворот лагеря. Рядом с ним расположились телохранители, а также Пердикка, Кратер и Лисимах. За ними двинулись фаланга педзетеров, в авангарде которой пристроились отряды легкой конницы, в арьергарде — тяжелая греческая пехота и вспомогательные части фракийцев, трибаллов и агриан, а на флангах вытянулась тяжелая конница.
Небо на востоке окрасилось розовым, запели птицы. Из близлежащих рощ медленно поднялись тучи лесных голубей: топот марша и лязг оружия пробудили их от ночного забытья.
Перед глазами Александра расстилалась Фригия — заросшие елями холмы, пересеченные речушками маленькие долины; вдоль рек росли серебристые тополя и ивы с блестящей листвой. Пастухи с собаками погнали на пастбища табуны и стада; жизнь спокойно следовала своим чередом, как будто грозное бряцание оружия на марше прекрасно гармонировало с блеянием ягнят и мычанием телят.
Справа и слева от войска по тянувшимся вдоль пути его следования лощинам скрытно двигались разведчики без знаков различия и без оружия; их задачей было не подпускать возможных персидских шпионов. Впрочем, в этой предосторожности все видели мало толку, ведь вражеским шпионом мог оказаться любой пастух или крестьянин.
В глубине колонны под охраной полудюжины фессалийских всадников двигался Каллисфен вместе с Филотом. За ним шел мул, груженный двумя переметными сумами с папирусными свитками. На каждом кратковременном привале историк ставил на землю скамеечку, доставал из одной переметной сумы деревянный столик и свиток и на глазах у любопытствующих солдат начинал что-то писать.
Быстро распространился слух, что этот худой юноша ученого вида пишет историю похода, и каждый солдат в душе надеялся, что рано или поздно может оказаться увековеченным на этих листах. Зато никого не интересовали сухие ежедневные отчеты Евмена и других командиров, которых обязали вести дневник о марше и отслеживать последовательность привалов.
В полдень сделали привал на обед, а потом, уже близ Граника, Александр приказал снова остановиться и под прикрытием гряды невысоких холмов дождаться наступления темноты.
Незадолго до захода солнца царь созвал у себя в шатре военный совет и изложил свой план сражения. Присутствовали Кратер, командир подразделения тяжелой конницы, Парменион, ответственный за командование фалангой педзетеров, и Клит Черный. Кроме того, были все товарищи Александра, составлявшие его охрану и служившие в коннице: Птолемей, Лисимах, Селевк, Гефестион, Леоннат, Пердикка, а также Евмен, который продолжал являться на советы в воинских доспехах — панцире, поножах и портупее; похоже, он вошел во вкус.
— Как только стемнеет, — начал царь, — штурмовой отряд из легкой пехоты и вспомогательных войск форсирует реку и подойдет как можно ближе к персидскому лагерю, чтобы вести за ним наблюдение. Кто-нибудь тут же вернется назад, чтобы сообщить, насколько далеко лагерь от реки, и если в течение ночи варвары по какой-либо причине переместятся, кто-то из оставшихся вернется, чтобы сообщить об этом. Мы не будем разводить костров, и наутро, незадолго до четвертой стражи, командиры батальонов и эскадронов разбудят личный состав без сигнала трубы. Если путь будет свободен, конница форсирует реку первой, построится на другом берегу и, когда к ней присоединится пехота, двинется вперед. Это будет самый критический момент всего дня, — подчеркнул он, обведя всех взглядом. — Если мои расчеты верны, персы будут еще в шатрах и уж во всяком случае, не успеют построиться. На данном этапе, оценив дистанцию до вражеского фронта, начинаем атаку конницей, которая внесет смятение в ряды варваров. Сразу после этого решительный удар молотом нанесет пехота. Остальное довершат вспомогательные и штурмовые части.
— Кто поведет конницу? — спросил Парменион, до этого момента хранивший молчание.
— Я, — ответил Александр.
— Не советую, государь. Это слишком опасно. Оставь это Кратеру: он был со мной раньше в походе в Азию и имеет большой опыт.
— Парменион прав, — вмешался Селевк. — Это наше первое столкновение с персами, зачем рисковать?
Царь поднял руку, прекращая обсуждение.
— Вы видели меня в сражении при Херонее против Священного отряда и на Истре против фракийцев и трибаллов. Как же вы могли подумать, что теперь можно требовать от меня иного? Я лично поведу «Острие» и стану первым македонянином, вступившим в схватку с врагом. Мои солдаты должны знать: я встречаю те же опасности, что и они. В этой битве мы ставим на кон все, вплоть до жизни. Пока мне больше нечего вам сказать. Жду всех к ужину.
Никто не осмелился ничего ответить, но Евмен, сидевший рядом с Парменионом, шепнул ему на ухо:
— Я бы поставил рядом с ним самых опытных воинов. Кого-нибудь, кто уже сражался против персов и знает их повадки.
— Я тоже подумал об этом, — успокоил его военачальник. — Рядом с царем будет Черный. Увидишь, все будет хорошо.
Собрание закончилось. Все вышли и направились к своим частям, чтобы отдать последние распоряжения. Задержался лишь Евмен. Он подошел к Александру.
— Я хотел тебе сказать, что твой план превосходен, но остается неясность в одном важном обстоятельстве.