— Черное болото.

— Да. Непроходимое. А за болотом стоит домик.

— Маленький домик.

— Зеленый. Это домик Кузнечика.

— Да. И Кузнечик, когда просыпается, зажигает огонек.

— Ты знаешь домик Зеленого Кузнечика?

— Конечно, знаю.

— Послушай, как-то глупо получилось, но я до сих пор не спросил, как тебя зовут.

— Меня зовут Торопун-Карапун.

— Как? Как ты сказал?

— Торопун-Карапун. Так называет меня мама. И так все меня зовут… Смотрите, смотрите, в домике на болоте загорелся огонек!

Странно: ведь меня в детстве мама тоже так называла. Очень странно!

— Ой, ну смотрите же, какой красивый огонек!

— Да, да, — очнулся я от воспоминаний. — Это в домике Зеленого Кузнечика. Он уже проснулся. Слушай, Торопун-Карапун, давай погасим свет. И посидим около печки в темноте.

Мы погасили свет и пододвинули поленья ближе к печке.

— Давай бросим туда немножко бересты, — прошептал я.

— Ага, давайте.

Не знаю почему, но мы стали разговаривать шепотом. Торопун-Карапун бросил в печку несколько кусков коры. Кора почернела на углях, потом сразу вспыхнула. Красные отсветы пламени заиграли на лице Торопуна-Карапуна. И вдруг, сам не знаю отчего, я тихо запел:

— Это что, очень старая песня? — шепотом спросил Торопун-Карапун.

— Да, очень.

И я рассказал Торопуну-Карапуну о своем друге Вите, о детской колонии, о маленьком городке Ташино.

— Ну-ка, брось еще береста.

И когда береста вспыхнула, я сказал:

— Я хочу вернуться…

— Куда? — тихо спросил Торопун-Карапун.

— Туда. — Я махнул рукой через плечо. — Там осталась тайна.

— Тайна? Ой, говорите же!

— Что говорить? Это осталось там, в моем детстве. Понимаешь? У меня в детстве было много тайн, но как теперь к ним доберешься? Они остались там, в моем детстве. Прошло много, очень много лет. Видишь, я стал дяденькой. У меня усы и бородка.

— Ну и что? Подумаешь, усы и бородка. Если хотите, я вам помогу.

— Ты мне поможешь попасть в мое детство?.. Послушай, Торопун-Карапун! Еще ни одному человеку в мире никогда, ни при каких обстоятельствах не удалось снова вернуться в детство. Часы не ходят назад. Нет, это невозможно.

— А я могу!

— Что ты можешь? Ты же мальчик.

— Ну и что! Я могу сразу быть большим и маленьким. Захочу — сразу вырасту до неба, а захочу — буду меньше муравья.

— Стой, Торопун-Карапун! Молчи. Я вспомнил! С моим другом Витей, там, в Ташине, мы когда-то хотели встретить такого человека. Он и большой и маленький. И сильный. И добрый. И чтоб никогда не умирал. Мы сами хотели быть такими же…

И я вспомнил, как мы сидели возле печки, там, в детской колонии, и мечтали, и был жар от печки, и горячо нам было от слов; они, как тучи, носились тогда над нашими головами, над нашими пылающими лицами…

— Чтоб он был большой и маленький, — повторил я.

— Ну конечно, — сказал Торопун-Карапун. — Я буду капитаном. И поведу туда корабль.

— А туда плывут на корабле?

— Никогда раньше об этом не думал. А что если попробовать? А? Рискнуть, а? Знаешь, Торопун-Карапун, я, пожалуй, уж не дождусь твоих родителей. Я, пожалуй, пойду. И давай встретимся с тобой. Ну, через неделю, ладно? Я приеду к тебе, ТОЛЬКО К ТЕБЕ, ТОРОПУН-КАРАПУН. Вот это будет здорово — отправиться в путешествие!

— Не забудьте захватить карту.

— Какую еще карту?

— Как же я поведу корабль без карты? Вы должны поместить на карте все ваше детство, все тайны должны отметить.

— Ладно. Я попробую. Послушай, Торопун-Карапун, не забудь закрыть трубу в печке, а то мы с тобой весь жар упустим.

— С вами, наверно, будет очень трудно, — вздохнул Торопун-Карапун.

— Что трудно?

— Отправиться в путешествие, вот что.

— Нет уж, теперь не отступай. А мне все равно, кем плыть — хоть боцманом, хоть поваром.

— Ну ладно, приходите через неделю, тогда и решим.

— Значит, до встречи, капитан!

— До встречи!

Мы пожали друг другу руки. Рука капитана была твердой. И у меня, как свет в окне, мелькнула надежда.

У меня мелькнула надежда. И постепенно, пока дни сменяли друг друга, как часовые на посту, я стал готовиться к путешествию в детство. Но как туда найти дорогу? И что взять с собою? Я ничего не знал. Никто еще не плавал в свое детство.

Я смотрел в окно. Из нашего окна виден огромный тополь. Скоро по нашей улице Большой Почтовой ветер понесет белый тополиный пух. И улица станет белой. А когда пушинки попадают в лужи, они сразу превращаются в белые кораблики. Да, я теперь ясно представлял эти белые кораблики с белыми парусами! На любом из них Торопун-Карапун и я могли бы отправиться в далекое путешествие. Но у нас не было карты. А ведь я обещал Торопуну-Карапуну принести ее.

Оставались всего один день и одна ночь до нашей встречи. А карты не было.

Карта… Какая ты? Где тебя найти, карта? Ты ведь не просто карта моего детства, а карта ТАЙН моего детства.

Я ходил по комнате, садился в черное кожаное кресло, дергал бородку, снова вставал. Подходил к окну. Смотрел на тополь. Огромные его ветки тянулись к моему окну.

— Ну что, старина, — шептал я тополю, — где мне найти карту? Ничего не могу придумать. Ничего.

Я сел за письменный стол. У меня большой письменный стол, очень старый, одна ножка у него слабо держится. Я ее пробовал столярным клеем закрепить и прибивал гвоздями. Но гвозди гнулись, — очень прочное, сухое, старое дерево. Ничего не получалось. Я придвинул стол к самому окну, и краем крышки он теперь упирается в подоконник и не качается.

Сверху вся середина стола покрыта зеленым сукном. Я люблю теплоту этого сукна. И вот я положил большой лист бумаги на сукно. Взял синий карандаш и красивым почерком (мне нравится писать буквы красиво, чтоб буковка к буковке) старательно написал в верхней части листа:

Написал. И задумался…

Я сидел в кожаном кресле. У меня прекрасное кожаное кресло. Старое, уже потершееся. На подлокотниках медные головы львов с раскрытыми пастями. Я люблю гладить ладонями львов, тереть их медные гривы.

— Ну что, братишки? — шептал я. Потому что львы мне были как братья. Я давно к ним привык. И гладил их, ласкал ладонями. — Подскажите, какой должна быть эта карта. Подскажите, братики!..

А львы с раскрытыми пастями молчали.

Молчал тополь. Молчали львы. Я был один. Совсем один. И некому было мне помочь.

Наступил вечер. А я еще ничего не сделал. Какой же должна быть эта карта? Какой?

Я лег спать. И почему-то у меня далеким, далеким заревом еще светилась надежда. Не знаю, не гасла надежда — и все.

Ночью мне приснился Зеленый Кузнечик. Он появился на зеленом сукне стола. Мне показалось, что он вышел из-за розовой раковины. Эта океанская раковина была привезена моим отцом, когда он в юности матросом плавал на корабле «Федон».

Розовая раковина влита в маленький постамент из темной лавы. Посреди раковины поднимается медный штырь. Я не знаю, зачем торчит этот штырь, но я очень привык к розовой раковине, и она всегда стоит у меня на столе.

И вот в ту, последнюю перед встречей с Торопуном-Карапуном ночь, оттуда, из-за розовой раковины, вышел Зеленый Кузнечик. Я не удивился.

— Здравствуй, Зеленый Кузнечик!

— Здравствуй! — ответил он. Зеленый Кузнечик со мной разговаривал на «ты», просто, как в детстве.

— Ты знаешь, Зеленый Кузнечик, я никак не могу составить карту тайн моего детства.

— А ты не торопись. Время еще есть. И постарайся вспомнить… ну… твое детство. Закрой глаза, помолчи и…