После завтрака Егор направился в ту часть здания огромного учебного корпуса, которую именовали адмиральской. Оставалось ещё минут пятнадцать свободного времени и можно было побродить по картинной галерее - широкому, застланному мягкой ковровой дорожкой коридору, по стенам которого в массивных золочёных рамах были развешаны картины. Появляться здесь без надобности считалось признаком дурного тона. Но сегодня повод представлялся вполне подходящий - вызов к высокому начальству.

Помнил Егор, с каким волнением и трепетом он, стриженный под нулёвку, в жёсткой робе и тяжелых яловых ботинках, впервые ступил под высокие своды этого коридора целых семь лет назад.

Для него, в то время двенадцатилетнего пацана, только ещё начиналась суровая и прекрасная, полная светлой романтики морская служба. Как много воспоминаний было связано едва ли не с каждой из картин! Какая буйная фантазия разыгрывалась в его голове, когда он вглядывался в полотна с изображением морских баталий. В Чесменском бою он видел себя на палубе брандера рядом с отважным лейтенантом Дмитрием Ильиным. Они будто вместе бросались с обнажёнными палашами на абордаж и в яростной схватке им не было равных. А вот при Синопе Егору нравилось представлять себя комендором на борту "Марии". Глядя в бортовую прорезь, он наводил тяжёлую медную пушку на флагман Осман-паши и точным выстрелом сбивал его фок-мачту, заслуживая признание и благодарность самого Павла Степановича Нахимова. Детские мечты, безудержная жажда подвига, славы - обо всём этом Егор не мог теперь вспоминать без грустной улыбки. Не торопясь, он переходил от одного полотна к другому и каждый раз дотрагивался рукой до жутковато холодившей золочёной рамы. Он украдкой прощался с ними как со старыми, верными друзьями. В коридоре тишина, полумрак, прохлада. Будто само время замедлилось, продлив Непрядову ненадолго расставание с детством.

Прибыть к адмиралу Непрядов собирался секунда в секунду - это считалось признаком высокой морской культуры и личной дисциплинированности. Точно выдержать время он мог бы и по наручным часам, однако вернее всего было полагаться на бой часов, доносившийся из адмиральского кабинета. Приблизившись почти вплотную к высокой, обитой чёрным дерматином двери, Непрядов замер - истекали последние секунды.

И здесь Егор услыхал за своей спиной торопливые шаги. Обернувшись, увидал троих воспитанников из соседних классов, которые по разным причинам тоже задерживались пока в Риге. С одним из них, Сашкой Шелаботиным, Егор был хорошо знаком - на тренировках они иногда работали в спарке, остальных ребят знал меньше.

Сашка - невысокого роста, сухонький, вертлявый, боднул в знак приветствия Егора в плечо лобастой курчавой головой и спросил:

- В Севастополь?

Егор кивнул.

- А я в Ленинград намылился, в подводное.

- Попутного вам, мореманы, - пожелал Борька Комар. - А нам и в Риге будет неплохо. Верно, Дим? - и обнял одной рукой своего дружка Диму Зубова.

- Они ещё позавидуют нам, - Зубов кивнул на Сашку с Егором. - Слышали? Наше рижское высшее...

Но договорить Димка не успел. За дверью раздался мелодичный перезвон часов. Непрядов решительно надавил на тяжёлую дверь, и все четверо вошли в кабинет.

Контр-адмирал Владислав Спиридонович Шестопалов сидел за широченным дубовым столом, напоминавшим палубу авианосца. Ответив кивком стриженной ёжиком, седой головы на приветствие воспитанников, он продолжал что-то писать.

Нахимовцы остановились около двери, оглядывая старинное великолепие адмиральского кабинета. Стиль его убранства был выдержан в традициях минувшего века. Мебель громоздкая, тёмного дерева, на окнах малиновые бархатные гардины, с потолка свисала причудливая бронзовая люстра. Но самым завораживающим для любого воспитанника была адмиральская библиотека. Книжные стеллажи целиком занимали две стены. По слухам, здесь находились бесценные морские фолианты с петровских времен, которые Владислав Спиридонович собирал всю жизнь, о которых так любил рассказывать. Часть этих книг ему досталась от отца и даже от деда, в своё время также на флотах российских дослужившихся до высоких званий. Ни для кого не было секретом, что Владислав Спиридонович, потомок старинного дворянского рода, перешёл на сторону революции в чине мичмана ещё в феврале семнадцатого года. С тех пор служил на всех флотах, командовал различными кораблями и эскадрами. А на седьмом десятке лет доверили адмиралу будущее флота воспитание нахимовцев и курсантов.

Отложив ручку, адмирал выдвинулся из глубокого кожаного кресла. Невысокий, располневший, он будто шариком прокатился по кабинету и остановился около вытянувшихся перед ним воспитанников. Выглядел он простоватым и добрым стариканом, в то время как в маленьких, подвижных глазах угадывалась "ума палата". Больше всего воспитанники боялись именно этой показной адмиральской простоты, которая зачастую оборачивалась подвохом. Адмирал мог любого из них, как бы мимоходом, остановить где-нибудь в коридоре или на улице и задать неожиданный вопрос "на засыпку". И не сдобровать тому, кто не проявит смекалку, не докажет своей начитанности - адмирал переставал замечать такого воспитанника, пока тот не докопается до единственно правильного ответа.

Егор однажды всё-таки попался на одной "засыпке": не смог с первого раза ответить, какое созвездие в полночь может наблюдать турок из двери мечети. Но откуда было тогда знать, что все мечети строятся дверями на восток. Лишь переворошив кучу книг, он узнал истину и отыскал на звёздном глобусе сразу несколько созвездий, которые могли светить злополучному турку на полночном небосклоне. С тех пор Шестопалов зауважал Егора.

- А-а, наш новый чемпион! - обратился к нему адмирал. - Приятно наслышан о вашем трудном поединке. Рад и поздравляю.

Егор слегка улыбнулся, стараясь держаться строго и собранно, как и подобает чемпиону.

- Спасибо и вам, Шелаботин, за мужество, за выдержку на ринге, хотя... - адмирал развел короткими руками, мол, не обессудь, огорчил-таки меня, старика, своей неудачей, однако добавил: - И поражение надо уметь переносить, оно всегда закаляет.

Шелаботин покраснел, мучительно переступая с ноги на ногу и стараясь не глядеть адмиралу в глаза.

- Теперь о самом главном, - продолжал Владислав Спиридонович, сцепив пальцы на выпиравшем из кителя животе. - Получено распоряжение - всем вам остаться в Риге. Далее будете учиться здесь, в нашем высшем военно-морском, которое со вчерашнего дня преобразовано в училище подводного плавания, - и после некоторой выдержки, дабы подчеркнуть значимость случившегося, спросил: - Вопросы есть?

- Разрешите? - попросил Егор, чувствуя, как жар бросился в лицо. - Но я же имею "добро" в Севастополь, товарищ адмирал. И на это у меня есть веские причины...

- Знаю, знаю, - оборвал его адмирал. - Вы родом из Севастополя, а Шелаботин - из Ленинграда. Но вы же оба изъявили желание стать подводниками. Так ведь?

Воспитанники молчали.

- Не слышу, - адмирал повернул голову, как бы подставлял ухо, чтобы лучше слышать ответ.

- Так точно, - вразнобой ответили оба воспитанника.

Адмирал в знак удовлетворения кивнул и продолжал:

- Не столь важно где учиться - куда важнее чему и как учиться. Курсантские годы быстротечны. Оглянуться не успеете, как вручат вам офицерские погоны и кортики. А избранная профессия у вас прекрасная, романтичная, мужественная. Я одобряю ваш выбор, друзья. Стоит ли повторять, что подводному флоту принадлежит будущее. Со временем вам придётся управлять такими фантастически совершенными субмаринами, о которых сейчас можно только мечтать. Их ударная мощь, крейсерская скорость и глубина погружения намного переступят ныне существующие пределы... Я в этом глубоко убеждён, - помедлив, он как бы извинился по-стариковски мягкой улыбкой. - К сожалению, в ваших личных планах не всё получилось именно так, как бы того хотелось. Ничего тут не поделаешь: на то и служба, которая всеми нами располагает. Но флот российский всегда славился людьми долга и чести. Они умели забывать про всё личное ради служения Отечеству. Такими же и вам быть!