Однако, логика, сформированная повседневностью, служит и для объяснения явлений природы. О том же Фалесе Милетском Ипполит в „Опровержении всех ересей“ (I,1) пишет:
„Сообщают, что Фалес Милетский, один из семи мудрецов, первым принялся за философию природы. Он говорил, что начало и конец Вселенной — вода. Ибо все образуется из воды путем ее затвердевания [замерзания], а также испарения. Все плавает по воде, от чего происходят землетрясения, вихри и движения звезд. И все произрастает и течет в ладном согласии с природой предка-родоначальника, от которого все произошло. Богом он считал вот что: „То, у чего нет ни начала, ни конца“.
Из точки R-2 природа (объекты) видится включенной в некоторую игру: так же, как человек наполнил свою предметную деятельность игровыми смыслами, так и объекты природы должны, взаимодействуя друг с другом, проявлять в этом взаимодействии какие-то игровые отношения и связи. Во всяком случае, в них (в отношениях и связях) должна усматриваться какая-то единая логика, откуда и вытекает стремление назвать первоначало вещей.
Анаксимандр, ученик Фалеса, подходит к поискам первоначала с несколько иных, более абстрактных позиций. Симпликий в комментариях к „Физике“(24,13) пишет:
„Анаксимандр… началом и элементом сущих [вещей] полагал бесконечное (to apeiron), первым введя это имя начала. Этим [началом] он считает не воду и не какой-нибудь другой из так называемых элементов, но некую иную бесконечную природу, из которой рождаются небосводы [миры] и находящиеся в них космосы… Ясно, что подметив взаимопревращение четырех элементов, он не счел ни один достойным того, чтобы принять его за субстрат [остальных], но [признал субстратом] нечто иное, отличное от них. Возникновение он объясняет не инакованием [=качественным превращением] первоэлемента, но выделением противоположностей вследствие вечного движения.“
Гераклит Эфесский, по сообщению Диогена Лаэртия, высказывал следующие воззрения:
„Огонь — первоэлемент, и все вещи — обменный эквивалент огня возникают из него путем разрежения и сгущения. Впрочем, ясно он не излагает ничего. Все возникает в силу противоположности, и все течет подобно реке. Вселенная конечна и космос один. Рождается он из огня и снова сгорает дотла через определенные периоды времени, попеременно в течение совокупной вечности (эон), происходит же это согласно судьбе… Сгущаясь, огонь увлажняется и, сплачиваясь, становится водой; вода, затвердевая, превращается в землю…“
Примеры можно множить бесконечно.
Это, разумеется, начало естественных наук, но прежде всего это миф концепция объектного мира, позволяющая объяснить его. Это в корне отличает воззрения Фалеса, Анаксимандра и Гераклита от воззрений ученых нового времени. Проследим это отличие более подробно. Каждый из указанных философов имел свою концепцию объектного мира. Эти концепции, будучи в той или иной степени конфликтны друг другу, не могли быть использованы в повседневной деятельности до тех пор, пока не был задан вопрос о средствах построения концепций. В игре, содержащей технологию предметной деятельности, существует возможность полагания новой предметной технологии (изобретение колеса и рычага). Но находясь в игре, невозможно поставить себе целью создать метод исследования объектов и использовать полученную информацию для расширения сферы повседневной деятельности (например, изучив электричество и акустику, изобрести телефон, то есть изменить повседневность посредством научного открытия или изобретения, в корне отличающегося от того, что есть сегодня). Вопрос создания метода исследования объектов всецело принадлежит третьему уровню, который ученые стали осваивать только после эпохи Возрождения (хотя, конечно, нельзя не признать, что первые шаги в этом нправлении были сделаны Аристотелем и Архимедом.)
Прежде чем мы рассмотрим роль Сократа в излагаемом процессе становления философии, необходимо отметить одну важную деталь. Когда мы анализируем эллинскую социокультуру в целом, для нас точки M, D и R разных уровней раскладываются как роды занятий. То есть, rD-2 и 3 — точки истории, ибо историк всегда занят рефлексией совершившихся действий, и это его состояние, R-2 — точка мифотворчества и философии (до Сократа), D-3 — точка активных управленческих действий (трагики, политики). То есть процесс обживания (заселения) этих точек в ментальном мире важен для всей социо-культуры в целом. Когда мы говорим об отдельных группах людей — для каждой из них (сколь бы мала она ни была) выстраивается как бы своя система трех плоскостей (уровней), но на самом деле эта система плоскостей, простроенная для одной группы, вписывается в общую социо-культурную систему в качестве более низких фрактальных этажей соответствующих каждой группе точек. То есть философия из точки R-2 может переместиться только в точку R-3, но никогда не будет в точках M-3 и D-3. Но для философов это не будет скачок из одной точки второго уровня в соответствующую точку третьего, для них этот скачок представляет собой строго нормативный процесс, проходящий на втором фрактальном этаже: mR-2 — dR-2 — rR-2 == mR-3 — dR-3 — rR-3. То есть для них это переход из одной плоскости в другую, а не скачок из точки в точку.
Ко времени, когда Сократ стал философом, концепций объектного мира и систем ретропрожективной этики скопилось столько, что популярной стала мысль об отсутствии истины как таковой (Горгий из Леонтин) или (что то же самое) мысль о том, что истина — все. Последняя точка зрения принадлежит Протагору, по которому
„Человек — мера всех вещей, существующих — что они существуют, не существующих — что они не существуют.“
из чего понятно, что у каждого своя истина. Софисты бродили по стране и, на потеху публике, доказывали любое утверждение. Они не придерживались никакой концепции возникновения и существования объектного мира, находя слабые и сильные стороны в любой концепции, находясь, таким образом, в позиции оценивающих (перетекающих из rR-2 в mR-3) то, что было сделано находящимися в R-2. Позиция софистов в ментальном мире весьма интересна в силу своей переходности: они уже не могут верить ни одной философской концепции, но они еше не могут представить себе философию в ее сократовско-платоновском понимании. Сократ произвел такое огромное впечатление на современников не содержанием своего учения (оно укладывалось в один афоризм), а тем, что утвердил философию на третьем уровне и населил собой и своими учениками (имеются ввиду Платон и мегарцы) точку R-3, достроив тем самым игротехнологический уровень.
Вопросы, занимавшие Сократа, относились, главным образом, к этике, которую он впервые понял как совокупность способов рационального конструирования поведения. Раскроем это утверждение. Сократ задавал собеседнику вопросы, работая с содержанием, предложенным собеседником. Сократ, иными словами, честно работал зеркалом, не стараясь навязать что-то свое (ведь он „ничего не знал“), а стараясь ввести собеседника в состоянии ауторефлексии (анализа собственной позиции по тому или иному вопросу). Если такого эффекта достичь удавалось, собеседник Сократа, уяснив изъяны своей позиции, уходил от него совершенно новым человеком, точно знающим, чего он хочет и как будет этого добиваться. Сократ был зеркалом, оводом, пристающим к согражданам, старающимся разбудить их от сна, заставляющим посмотреть на себя и понять смысл своих действий.
Сократ не записывал своего учения, поскольку в предыдущих фразах оно сформулировано полностью — от начала и до конца. А овладеть методом сократических бесед можно было только на опыте; опыт же, как мы показали в первой главе, нельзя передать вербально.
Так или иначе, Сократ оказался на игротехнологическом уровне (управленческом по отношению к игре). Он оказался там наряду с теми, кто находился в точке D-3 (т. е. властьпредержащими, трагиками и всеми, кто как-то пытался воздействовать на игровую реальность. Его казнь — всего лишь закономерный результат конфликта между управляющими с разных точек (соответственно, разными средствами). Кроме того, точка R-3 процессуально представляет собой рефлексию действий тех, кто находится в точке D-3. Таким образом, Сократ оказался в позиции анализирующего и оценивающего, а значит, подрывающего авторитет власти.