– Слушаю, милорд. Но она не знает, что с мальчиком что-то случилось, и вроде бы оно и к лучшему.

И к худшему для Йена. Что, если эта особа нервная? Если у него нет матери, сестра могла взять на себя эту роль, и она либо трясется над братом, либо не дает ему шагу ступить, кутая в розовую вату. В конце концов, юный Трой находится в Лондоне, где его держат на коротком поводке, а не в школе, как положено мальчику его возраста. Как сможет граф сообщить его наседке, что ее цыпленок клюет зернышки у дверей смерти? Теперь Йен был рад присутствию потрепанного старого моряка, который назвал себя Макелмором – или Макэлмором? – и медленно потащился по узкому холлу.

Он был бы еще более рад, если бы собака не пошла за ним, продолжая обнюхивать его и ворчать, нерешительно покушаясь на кисточки, висящие на его высоких сапогах, или на его ноги. Должно быть, это мерзкое невоспитанное существо живет здесь, а значит, этот дом нельзя назвать жилищем порядочного джентльмена. К тому же никакой джентльмен, разумеется, не нанял бы одноглазого морского волка себе в дворецкие. Когда собака не подчинилась приказанию Йена прекратить, остановиться, сесть или идти к дьяволу, он решил просто не обращать на нее внимания и сосредоточиться на том, что он скажет сестре Ренслоу. Фразы вроде «мне очень жаль» казались мучительно, болезненно не соответствующими положению дел.

Он обдумывал, как осторожно сообщить бедной женщине о плохом состоянии ее брата, решив утаить худшее, пока она сама не увидит мальчика. Если слуги не рассказали ей о дуэли, ему придется поговорить с этим грумом, Алфи Брауном, и скорее всего заплатить за его отъезд в Вест-Индию. Сам он будет покамест говорить, что это был несчастный случай. Чем дольше он сумеет откладывать рассказ любящей сестре об истинном состоянии ее брата, тем лучше.

Они подошли к двери в конце коридора, и Макелмор толкнул ее, не постучав.

Светловолосая женщина сидела за узким обеденным столом. Она пила утренний чай и читала газету. Она не подняла головы.

– Тебе давно пора было вернуться домой, Трой, завтрак остыл, и скоро придет мистер Уиггз заниматься с тобой. Мак, принесите, пожалуйста, свежего кипятку.

Макелмор сказал:

– Это ни к чему. Мальчик еще не вернулся. Вот этот франт пришел рассказать вам, что пуля сбила его с лошади. Говорил я вам, что эти прогулки верхом не приведут ни к чему хорошему. Насколько я понял, он сломал себе шею. Алфи Браун, рыбья наживка, допустил это.

Вот тебе и осторожный способ сообщить печальную новость.

А дворецкий продолжал свой ужасный рассказ:

– Этот господин все вам расскажет. Граф Марден – вот как он себя называет. За дверью стоит модный экипаж. А собак он не любит.

Йен в общем-то собак любил, при условии, что они знают свое место – гончие и борзые на охоте, пастушеские собаки – на пастбищах. Он терпеть не мог невоспитанных дворняжек с неведомой родословной, защищающих дом от обуви джентльменов. Эта псина хотя бы прекратила нападки на его сапоги и принялась искать крошки под столом.

Макелмор же, судя по всему, еще не закончил свое вступительное слово.

– Его сиятельство мало что сказал о пареньке, что, на мой взгляд, нехороший признак.

Йен сердито посмотрел на пирата, чтобы заставить его замолчать, но, поскольку Макелмор направился к чайнику, стоявшему на боковом столике, взгляд Йена пропал даром. Женщина же ахнула, опустила газету и слегка подпрыгнула, отчего ее стул с грохотом отодвинулся.

Она была маленькая и хрупкая, в простом платье свободного покроя, белокурые волосы падали ей на спину. Господи, подумал Йен, сжимая шляпу и перчатки, которые Макелмор не потрудился принять у него, эта сестра совсем еще девочка! Матери нет, дядюшка в море, брат ранен. Понятно, почему юный Ренслоу сказал, что она не может оставаться здесь одна, если по Макелмору можно судить об остальных слугах. Но что он будет делать с этим ребенком? И потом, сумеет ли она помогать и утешать своего раненого брата? И что делать, если она обезумеет или впадет в истерику? Йен провел рукой по своим темным кудрям и сказал, хватаясь за соломинку:

– Вероятно, ваша сестра тоже здесь?

Юная мисс покачала головой, отчего ее длинные белокурые волосы взметнулись во все стороны и она показалась еще более юной.

– У меня нет сестер. Возможно вы попали не в тот дом, – сказала она, и в голосе ее прозвучала надежда.

Губы у нее побледнели, глаза наполнились влагой. Они были такого же бирюзового цвета, какой можно видеть иногда на горизонте над морем в ясный день, такие же, как у Ренслоу, так что никакой ошибки быть не могло. Но Йен все же спросил:

– Трой Ренслоу – ваш брат? А вы мисс Эффи?

Она кивнула и слегка присела.

– Я сестра Троя, Афина Ренслоу. Простите мое поведение, милорд. Прошу вас, сядьте и расскажите о брате. Мак, принесите, пожалуйста, кофе и чего-нибудь покрепче для милорда.

Йен не мог не восхититься силой ее духа. Девочка обладает стойкостью, она не разразилась гневной тирадой и не упала в обморок, слава тебе Господи. Когда слуга вышел, она снова села на стул, подождав, пока Йен сядет, и спросила:

– Скажите, прошу вас, с ним все в порядке?

– Да, – солгал Йен. – Врач надеется на полное выздоровление.

– Тогда почему он не вернулся домой, где за ним будут ухаживать?

Она к тому же еще и умница, подумал Йен, она сразу же попала в самую точку.

– Дело в том, что мы не знали, где вы живете.

– И он не мог вам сказать?

Девочка слишком умна, решил Йен, жалея, что дядюшки нет дома.

– Поначалу всех охватило такое смятение, его грум ускакал и все такое, и мы решили, что будет разумнее отвезти его в мой дом. Там он спросил о вас, и я приехал к вам так быстро, как только смог.

– Но почему вы не привезли его домой?

Йену пришли на память двое детей его кузена Найджела, которые гостили у него на прошлое Рождество. «Почему нам нельзя плавать в фонтане? Почему комнаты с оружием держат запертыми? Почему? Почему? Почему?» И теперь ему хотелось придушить мисс Афину Ренслоу точно так же, как хотелось придушить отпрысков двоюродного брата. Почему дети не могут просто принять его слова, не задавая никаких вопросов? Вопросы задают его слуги; вопросы задают его приятели – члены парламента. Он не намерен рассказывать этой полувзрослой особе, что ее брат, быть может, умрет, до тех пор пока он не передаст ее в умелые руки своей экономки. Равно как он не позволит мальчику переехать сюда, чтобы за ним ухаживала эта девочка-ребенок и старик с крюком вместо руки. Других слуг он еще не видел, хотя все еще надеялся на Рому, кто бы она ни была – кузина или компаньонка. Что еще ему оставалось? Он перейдет к этому через минуту. Пока же он сказал мисс Ренслоу:

– Мы решили, что его сон не стоит прерывать, после того как хирург прочистил рану. За ним ухаживают по меньшей мере пять человек из моей прислуги. И со мной карета, которая отвезет вас к нему.

– Я… понимаю, – сказала она, и Йен испугался, что она действительно все поняла. Но поскольку она не шевельнулась, чтобы поспешить к брату, его заверения, быть может, подействовали. Она занималась тем, что крошила кусочки поджаренного хлеба и бросала под стол собаке, – еще один признак распущенности, царящей в доме. И Йену не предложили этих поджаренных хлебцев, которые его пустому желудку могли бы показаться манной небесной. Хорошо еще, что она не спросила о дуэли.

Он почувствовал облегчение. Но оно очень быстро прошло.

– Рассказывайте, – приказала она таким тоном, словно разговаривала не с человеком старше себя, титулованным джентльменом, торопившимся домой к больному и к своему завтраку. Впрочем, сейчас это будет уже полдник, подумал он.

– Он поправится.

– Нет, расскажите, как получилось, что в моего брата попала пуля.

Черт, он мог бы выпить этот кофе. Или что-то покрепче, зачем отправился Макелмор. Но объяснить он все-таки должен. Проклятие, он должен этим детям все, что у него есть, и еще кое-что. И он начал: