Глава 3. Главный враг рабоче-крестьянской власти
После большевистского переворота Савинков отправляется на Дон, в русскую Вандею. Он рассчитывал убедить собиравшихся со всей страны офицеров создать добровольческую армию, готовую дойти до Москвы и способную навести в стране поря-
док. Ему даже удалось войти в образованный генералом Алексеевым «Донской гражданский совет» — некую альтернативу коммунистической власти. Но извлечь политических дивидендов из этого Савинкову не удалось. Антон Иванович Деникин писал в своих «Очерках русской смуты»: «За кулисами продолжалась работа Савинкова. Первоначально он стремился во что бы то ни стало связать свое имя с именем Алексеева, возглавить вместе с ним организацию и обратиться с совместным воззванием к стране. Эта комбинация не удалась. Корнилов в первые дни после своего приезда не хотел и слышать имени Савинкова. Савинков доказывал, что «отмежевание от демократии составляет политическую ошибку», что в состав Совета необходимо включить представителей демократии в лице его, Савинкова, и группы его политических друзей, что такой состав Совета снимет с него обвинение в скрытой реакционности и привлечет на его сторону солдат и казачество; он утверждал, кстати, что в его распоряжении имеется в Ростове значительный контингент революционной демократии, которая хлынет в ряды Добровольческой армии. Все три генерала относились отрицательно к Савинкову. Но Каледин считал, что «без этой уступки демократии ему не удастся обеспечить пребывание на Дону Добровольческой армии», Алексеев уступал перед этими доводами, а Корнилова смущала возможность упрека в том, что он препятствует участию Савинкова в организации по мотивам личным, восходящим ко времени августовского выступления».
В феврале 1918 года вечный боец решает покинуть столь негостеприимный для него Дон и тайно пробирается в Москву. Он прекрасно понимал, что его известность может сыграть с ним злую шутку. Но, как шутил сам, у ЧК еще руки были коротки добраться до таких боевиков. В полувоенном френче спокойно прогуливался по Москве, не отказывая себе в удовольствии пройти и мимо той самой Лубянки. На него никто не обращал
особого внимания. Со стороны Савинкова можно было бы принять за одного из первых советских бюрократов. Встречи со своими агентами он всегда назначал в одном и том же месте — в сквере у Большого театра.
За несколько месяцев путем титанических усилий ему удалось сколотить крупную антибольшевистскую организацию — «Союз защиты Родины и свободы». Входили в нее разочаровавшиеся эсеры, озлобленные на большевиков кадеты, народные социалисты, офицеры и вчерашние юнкера. Всего удалось рекрутировать почти 5000 человек, создав отделения в Казани, Калуге, Костроме, Ярославле, Рыбинске, Челябинске, Рязани и Муроме. Во всех этих городах тайно создавались склады оружия на случай вооруженного выступления против коммунистов. Возглавляли организацию, помимо Савинкова, генерал-лейтенант Рычков, полковник Перхуров и командир охранявших Кремль латышских стрелков Ян Бреде.
Именно те легендарные латышские стрелки стали основой организации. С их помощью Савинков надеялся захватить всех лидеров большевиков. Казалось бы, что общего у преторианской гвардии Ленина и знаменитого боевика? Объединяло их одно: неприятие только что подписанного Брестского мира, по которому Латвия переходила под контроль Германии. А план Савинкова им очень импонировал. Предусматривалось установление диктатуры, которая должна была бы защитить завоевания февральской революции, передел земли в пользу крестьян и создание армии. Основной задачей своей организации Савинков видел вооруженную борьбу с большевиками. После переворота он планировал немедленно объявить войну Германии, аннулировать Брестский мир и помочь союзникам довести Первую мировую до победы. Под эти цели выделялись значительные средства. От французского посла Нуланса Савинков получил более двух миллионов рублей. Еще 200 тысяч рублей выделил Масарик, мечтавший продолжить борьбу против немцев за
государственность Чехословакии. О роли «спонсоров» в «Союзе защиты Родины и свободы» сам Савинков через несколько лет начнет давать показания на процессе в Москве:
«Судья: Какой тактики придерживалась ваша организация, и какие ближайшие цели вы преследовали весной 1918 года ?
Савинков: Наша организация была боевой организацией. Она ставила себе задачей те восстания, которые потом произошли в Ярославле, Рыбинске и Муроме. Я всегда стоял на той точке зрения, что если я веду войну, то я веду ее всеми средствами и всеми способами. Наша организация имела в виду все возможные способы борьбы, вплоть до террора. Мы имели в виду прежде всего вооруженные восстания, но не отказывались и от террористических актов. В 1918 году предполагалось покушение на Ленина и Троцкого, но делалось очень мало. Пытались организовать наблюдение по старому способу, но из этого толку вышло мало не потому, что мы не хотели, а потому, что мы не смогли. Я следил за Лениным через третьхлиц. Эти лица мне рассказывали о том, как живет Ленин, где живет Ленин, но дальше этого дело не поиию. К делу Каплан наш союз не имел никакого отношения. Я знал, что эсеры что-то делают, но что именно делают — этого я не знал.
Судья: В вашей брошюре «Борьба с большевиками» написано: «План этот удался, но только отчасти. Покушение на Ленина удалось только наполовину. Каплан только ранила его, но не убила». Как понять эту фразу ?
Савинков: Это неудачная фраза. В этой брошюре, которая была предназначена для широкого распространения, я описал правду, но не с такой точностью, с какой говорю вам.
Судья: Знали ли французы, что вы не исключаете индивидуального террора ?
Савинков: Конечно, знали.
Судья: Знали ли они, что предполагалось совершить покушение на Ленина ?
Савинков: Не могу сказать с полной уверенностью, но думаю, что они должны были знать. Сейчас не вспоминаю разговоров, но думаю, что такой разговор должен был иметь место. Французы не только могли, но и должны были предполагать по всему ходу наших сношений, они должны были знать...»
6 марта 1918 года в газете «Русские ведомости» появилась статья Савинкова, в самом начале которой он расставил точки на «i»: большевики служили и служат немцам. Соратники Ленина обиделись. Газету немедленно закрыли. Редактора и его заместителя пригласили погостить на Лубянку, где долго и с особым пристрастием узнавали: кто автор навета на революцию? Журналисты сопротивлялись недолго и предпочли рассказать все, что знали. Во многом благодаря их показаниям через два месяца удалось арестовать более ста членов савин-ковской организации в Москве. В том числе почти всех подпольщиков из числа латышских стрелков. Еще больше заговорщиков было арестовано в Казани. Все были расстреляны в кратчайшие сроки. Но многократно воспетые самим Савинковым методы конспирации в этот раз все же принесли желаемый результат. Почти все лидеры союза ареста избежали. Все же у него была удивительная интуиция. Он покидал конспиративные квартиры за полчаса до того, как туда врывались чекисты. Одно время Савинков прятался даже в английском консульстве, потом решил убраться подальше от неспокойной Москвы. В Казань. Сам он потом отозвался о тех днях такими строчками:
Когда безгрешный Серафим
Взмахнет орлиными крылами,
Нетленный град Иерусалим
Предстанет в славе перед нами. Смарагд, ияспис, и берилл... Богатствам Господа нет счета, И сам архангел Гавриил Хранит жемчужные ворота. Ни звезд, ни солнца, ни луны... Нетленный град — светильник Божий: У городской его стены Двенадцать огненных подножий... Но знаю: жжет святой огонь, Убийца в храм Христов не внидет: Его истопчет бледный конь, И царь царей возненавидит.
Но даже не вынужденный отъезд из златоглавой расстраивал Савинкова. Гораздо более огорчительно было то, что французы отказались финансировать его до тех пор, пока не увидят реальных результатов работы. Их можно было понять. Летом 1918 года началось масштабное наступление немецких войск на Париж. Положение города было критическим. В этой ситуации помочь могла Россия, если бы она снова вступила в войну. Однако сделать это можно было только после свержения большевиков. Савинков немедленно взялся разрабатывать план вооруженного восстания. Члены «Союза защиты Родины и Свободы» должны были выступить в Москве в первых числах июня. И хотя затея могла иметь неплохие шансы на успех, Савинков вскоре передумал. Он посчитал, что даже при победе в столице город оказался бы во вражеском кольце и население Москвы было бы обречено на голод. А это привело бы мало того что к стратегическому поражению, так еще и к укреплению власти большевиков.