«О Гавриил, внемли Господней воле:

Судьбою предначертано тебе Блаженный край сей неустанно охранять От Зла вторженья или приближенья».

«Но горькой вестью полнится мой слух, И вижу я, что дух из чуждых Небу — Один из тех, кто проклят и низвергнут, — Готов подняться вновь из преисподней; Твоя забота — отыскать его…»

В воображении Франкино заплясали образы, запечатленные на древних гравюрах. И он будто услышал голос самого Гавриила, приказывающего серафимам лететь в Эдем, где они должны найти Сатану, шепчущего на ухо Еве свои гнусные советы. Он даже представил себе плотский образ Сатаны, который, будучи однажды изгнанным, вернулся как туман в ночи, чтобы заставить человека совершить последнее грехопадение.

Папа подробно остановился на грехопадении человека, затем напомнил, как Бог послал своего сына, чтобы тот смертью искупил людские грехи, а потом мог судить за них. И после этого вернулся к чтению книги. Голос его был сухим и резким, а на лице лежала тень крайнего утомления.

Украдкой взглянув в маленькое окно кабинета, Франкино увидел за ним первые признаки зарождающегося утра. А Папа продолжал читать о водворении Сатаны назад, в ад, где тот призвал своих сторонников следовать за ним в новый мир:

«И я, сюда вернувшись, заявляю, Что вас с успехом поведу вперед из этой грязной ямы, ямы ада; Из проклятого дома, где лишь горе; Из той темницы, что нам дал тиран…»

Франкино вспомнил, как пятнадцать лет назад Зверь уже пытался вырваться из геенны, и почувствовал, что все его тело покрывается холодным потом. Он покосился на кардинала. Глаза Реджани были закрыты, а лицо безмятежно. Казалось, для него слова Папы звучат сладкой музыкой. Конечно, Реджани никогда не приходилось сталкиваться лицом к лицу с Чарльзом Чейзеном. А вот ему, Франкино, к сожалению, довелось!..

К полудню Папа закончил чтение основной части текста. Франкино и Реджани простояли перед ним двенадцать часов. Наконец Папа поднял книгу со стола и зачитал им обращение Всевышнего к своим чадам. Суть его сводилась к тому, что, поскольку человек согрешил в раю, на него возлагается задача впредь самостоятельно защищать сотворенный мир от происков Сатаны. Такую же задачу поставил в свое время архангел Уриил перед архангелом Гавриилом. Но из людей подобные стражи будут выбираться не произвольно, а за совершенный конкретный смертный грех — за попытку самоубийства. Таким образом, эти избранники будут не только охранять Царство Господа, но и нести тем самым искупительное наказание за свои личные грехи, а в целом их божественная миссия будет служить искуплению первородного греха всего человечества.

«Не должен больше человек жить в раю, — говорил Господь, обращаясь к ангелам. — Удалите же их оттуда, дети мои, и знайте, что Сатана, поклявшийся вернуться обратно, должен отныне стать их заботой. И сама жизнь, зачатая во грехе, должна быть положена во искупление их первородной вины. Впредь им надлежит самим, не смыкая глаз, денно и нощно следить за тем, чтобы Лукавый не поднял голову, а врата его узилища были надежно закрыты. И только так они заслужат мое прощение, очистив свои души тяжким трудом вечных стражников у врат адской бездны».

Папа положил книгу на стол и молча указал г входную дверь. Франкино открыл дверь. Вошел секретарь и убрал книгу в шкаф.

Франкино и Реджани поцеловали перстень на руке Папы и, не говоря ни слова, вышли из кабинета. Их шаги гулко отдавались под высокими сводами коридора.

Машина монсеньера Франкино съехала с автострады и направилась по неосвещенной двухрядной дороге к лесистым подножиям Апеннинских гор.

Сидя позади шофера, Франкино неустанно молился про себя. Его глаза были закрыты, голова откинута назад. Он не замечал пейзажа, мелькавшего за окнами автомобиля, — ни живописных ферм, ни разбросанных по холмам домиков, мимо которых петляла извилистая дорога. Было почти одиннадцать вечера. Они находились в пути уже два часа, выехав из Рима, еще когда последние отблески заката тревожными сполохами догорали в вечернем небе.

— Синьор, — вдруг произнес водитель, впервые нарушив двухчасовое молчание. Он притормозил и кивнул на дорожный указатель справа. На нем значилось: «Понте-Норте».

Франкино устало оглядел развилку и указал рукой вправо. Шофер послушно свернул И повел машину по крутому горному серпантину.

— Дорога впереди очень узкая, — предупредил священник. — Будьте, пожалуйста, осторожны.

Водитель повернул руль, чтобы отъехать немного дальше от края обрыва.

Одобрительно кивнув, Франкино наклонился к шкафчику между передними сиденьями, достал оттуда папки с документами и быстро просмотрел их содержание. И вдруг резко наклонился вперед, схватившись руками за грудь. Острая боль отдалась в спине и левом боку. Горло словно сдавило тисками, дышать становилось все труднее. Насилу расстегнув клапан кармана, Франкино запустил туда руку, выхватил пузырек с нитроглицерином и бросил под язык две таблетки. Они сразу же растворились, и спустя минуту приступ начал стихать. Франкино глубоко вздохнул, убрал пузырек и отметил про себя время приступа — уже четвертого за эту неделю.

Прошедшая по телу волна боли и напряжения сильно ослабила его. Но, даст Бог, он одолеет и это.

— Синьор! — снова громко позвал водитель, указывая вперед.

Франкино все еще держался рукой за грудь. Потом надел очки, чтобы лучше разглядеть угрюмые очертания аббатства Монтересса, построенного над крошечным плато на вершине горы.

— Подъезжайте к восточному входу, — ответил он и застегнул рясу на все пуговицы.

— Да, синьор, — ответил водитель и направил машину на последний подъем перед воротами аббатства.

Франкино взял папки с документами, открыл дверцу лимузина и вышел. Посмотрев наверх, он заметил, что все окна аббатства темны, за исключением одного — на втором этаже.

— Я ненадолго, — предупредил он шофера. Миновав ворота аббатства, священник перешел двор и поднялся по лестнице на верхнюю галерею. Тут он увидел, что в темноте коридора на втором этаже его ожидает женщина.

— Сестра Анжелина! — воскликнул он и остановился.

— Монсеньер? — ответила женщина.

Франкино улыбнулся. Голос бесстрашной Анжелины не Утратил своей твердости за минувшие пятнадцать лет. Но неужели и вправду прошло уже столько времени с тех пор, как он уехал в Нью-Йорк?..

Франкино шатнул вперед, и она вышла ему навстречу в освещенную луной часть коридора. Тепло обняв женщину, он с улыбкой посмотрел в ее потускневшие серые глаза. Она выглядела гораздо старше своих лет. Морщинистая кожа, потрескавшиеся губы… Из-под головного убора выбивались пряди седых волос. Руки, цепко ухватившие его за одежду на груди, казались бесцветными и были сплошь покрыты желтоватыми склеротическими бляшками. Но с лица не исчезло выражение торжества, и Франкино мог только позавидовать ей. Эта стойкая женщина с честью прошла через все испытания и невзгоды. ч — Ты слышала, как подъехала машина? — спросил Франкино.

Старуха кивнула.

— Я увидела вас, еще когда вы свернули у Понте-Норте.

— Ты, как всегда, очень наблюдательна, сестра, — улыбнулся священник.

— И вы тоже, святой отец… Иначе бы вы не оказались сейчас здесь со мной.

Франкино нахмурился.

— Пойдемте, — тихо произнесла монахиня, беря его за руку. — Я приготовила чай в своей комнате. Там горит камин и очень уютно…

— Спасибо за гостеприимство.

Старуха провела Франкино в сумрачную келью и, налив две чашки чая, поставила их на незастеленный дощатый стол, расположенный в центре ее убогого жилища. Потом Анжелина подбросила дров в камин и, отметив, что Франкино неплохо выглядит, сама села рядом.

— Прошло уже так много времени!.. — произнесла она, отхлебывая чай из фаянсовой чашки.

— Да, очень много, — согласился священник. — Ты хорошо себя чувствовала?

— Спасибо, неплохо. Правда, меня иногда мучает подагра — случаются обострения… Но я все равно счастлива. Здесь я обрела покой. А ни к чему другому моя душа и не стремилась.