Через полчаса, когда мы поднялись на небольшой пригорок, открылся прекрасный, как вначале мне это показалось, вид на город. Он расположился на правом берегу реки Снеты, через которую был перекинут широкий мост. Крепостные стены, выложенные из огромных гранитных блоков ярко-красного цвета, поднимались на немыслимую высоту. Множество башен, сторожевых и оборонительных, бойниц, по верху стены прохаживались вооружённые люди.

Но это была одна сторона медали. Красивая. Между крепостной стеной и рекой располагался лагерь переселенцев. Огромные палатки, горящие костры, множество снующих людей, играющих в свои игры детей. Люди цеплялись за любую возможность, чтобы выжить в этом суровом мире. В том мире, благополучие которого зависело от мыслей и поступков всего лишь одного человека. Короля Алаури, Арзвура.

Судя по всему, людей-беженцев за черту города не пропускали, по какой причине, понятно. Мой дом — моя крепость. Я вспомнил разговор двух разбойников, которых я убил, о дармоедах-беженцах. Город, в котором проживал король Арзвур, имел достаточное количество денег для своего развития и красивой жизни. Те деньги, которые король обязан был выделять для обустройства приграничных городов, оседали в Илливарде, и, как результат, появилась проблема с беженцами. Они искали защиту у стен сильного и защищённого города, но сомневаюсь, чтобы город хоть как-то им в этом плане помог. Это было моё мнение, может быть и неправильное, но моё.

Мы подъехали к палаточному лагерю, Стим, не останавливаясь, подъехал к стражнику, указал на меня и магов. Стражник кивнул, показывая нам рукой, что путь в город, через огромные городские ворота, для нас открыт. Мы пожали капитану руку и пошли к воротам. Я держал Пепла под уздцы, он нервничал, как и я. Что нас ждало в этом огромном и богатом городе, самому Всевышнему не известно.

— Ну, что, молодой человек, может ко мне домой? Отдохнёте, уже потом по своим делам пойдёте? — спросил Азартар у меня.

— Нет, спасибо, господин маг. Я не устал и хочу поскорее в своих проблемах разобраться. Если ничего не удастся выяснить, я к вам обязательно приеду.

За городской стеной был совершенно другой мир. Мир с размеренной и тихой жизнью. К центру города, к площади Роз, вела широкая, мощённая камнем, дорога. Сновали кареты, гружённые и пустые телеги, по тротуарам передвигались люди, которые заходили во всевозможные заведения, выходили из магазинов с покупками. Чем ближе я продвигался к центру города, тем богаче становились витрины магазинов, фасады зданий. Не доезжая до центральной площади, я повернул налево и проехав два квартала, остановился возле дома моей тёти Азоры.

Я остановил Пепла, спрыгнул на дорогу. Дом был окружён стражниками. Один из них, высокий и с огромными усами, показал мне рукой, чтобы я проезжал, не задерживался. Я где-то подспудно понимал, что обыски в домах зажиточных горожан просто так не производятся, для этого нужны очень весомые аргументы, но и проехать мимо, сделать вид, что меня это не касается, я тоже никак не мог.

Я привязал поводья жеребца к коновязи, которая располагалась непосредственно у калитки, подошёл к стражнику.

— Такие хорошие горожане и на тебе, обыск. — решил я изобразить городского любопытного паренька. — А что произошло в доме мадам Азоры, господин стражник?

— Не твоего ума дело, умник. Валил бы ты отсюда подальше, зевака! Чего ты сюда припёрся, парень? — ответил стражник, поглаживая усы.

— По объявлению пришёл, господин стражник. Требуется в этот дом охранник, вот я и прибыл, чтобы устроиться на работу. С ней, сами знаете, как в городе тяжело.

Стражник подобрел, его глаза уже не смотрели так внимательно и изучающе. Он понизил голос, произнёс:

— Здесь, парень, государственной изменой попахивает. Ты же знаешь, кем мадам Азора работала, кому прислуживала?

Я с видом знающего человека важно покачал головой.

— Вот-вот, парень. Всех, кто был прислугой королю Арзвуру и его жене, королеве Сольвилии, хватают и ведут на допрос в Третью управу, а в домах обыски идут. Я же тебе говорю, измена!

— Так хозяйки и хозяина нет уже дома? — спросил я.

— Нет, конечно. А может, и в живых уже нет. Кто знает? Всем сейчас старший сын Арзвура заправляет. Пока ещё не король, но Ваше Высочество, принц Минтерро. Говорят, умный человек, но жестокий. Ладно, парень, не сложилось у тебя с работой в этом доме, поищи её в другом месте. Уезжай, а то нам двоим на орехи перепадёт. Будь здоров!

Я прошёл чуть дальше по улице, присел на одиноко стоявшую скамейку, установленную с краю тротуара. Неожиданный поворот событий и неожиданная новость. Тётя входила в окружение самой королевы и теперь за это всё поплатилась, возможно, головой. Я вздохнул, проверил подпругу у Пепла, вскочил в седло и направился искать улицу Текстильщиков, дом номер двенадцать.

Сочная зелёная трава, просторы Жёлтой степи, одинокий артуг. Сильтуры замерли, никто не смел отвести своего взгляда от жилища бывшего Великого хана Тахардана. Все ждали знак. Знак того, что храброго сильтура призвал в свои чертоги Всевышний Мураза. Замерли и замерло всё: мужчины, женщины, дети, домашний скот, невысокие мохнатые лошади. Птицы кружили в небе, но на некотором удалении от артуга Тахардана.

Сильтуры трое суток не сомкнули глаз, они не могли себе позволить пропустить тот момент, когда будущий Великий вождь сменит на своём посту старого. Смена руководства всегда сопровождается какими-то потрясениями в племенах сильтуров, Жёлтая степь помнит, сколько крови пролили сильтуры, решая вопрос ханства всех двенадцати кланов.

Кровь. Нет ничего священней и благоговейнее этого слова. Кровь очищает и людей и сильтуров от скверны, но кочевники всегда, в отличии от жалких людей, с нетерпением ждали этот мощный очистительный поток, волну красного цвета, которая захлестнёт всю Жёлтую степь и все кланы. Эта волна примирит весь народ сильтуров на многие десятилетия, позволит кочевникам жить, рожать и воспитывать своих детей и внуков.

И сильтуры дождались этой волны. Когда Великий хан Тахардан, еле шевеля губами, дрожащим голосом произнёс слова отречения от ханства всех двенадцати кланов, из двенадцати тулькуменов, старейшин кланов, осталось в живых, только трое. Трое старых сильтуров, которые полностью подчинились воле и силе будущего Великого хана Жёлтой степи, старшему сыну Тахардана, Чинтану.

Известие о произошедшем в стане Великого хана, моментально разнеслось по просторам степи. Сильтуры, от малого до великого, восприняли произошедшее, как знак Муразы, как его мудрость и его несокрушимую волю. Мураза знал, что так будет лучше для всего великого народа степняков. О, Всевышний Мураза, ты один знаешь, что делать и как лучше поступить!

Чинтан стоял на коленях возле погребального ложа своего отца. Он перебирал чётки, вспоминая все прежние великие дела своего учителя и наставника. Новый шаман, высокий седоволосый сильтур, Тильган, подошёл к Чинтану, тронул его за плечо.

— Пора, Чинтан! Мураза ждёт твоего отца в великих чертогах для дружеской беседы.

Сын в последний раз бросил на отца взгляд, поднялся с колен. Он взял в руки коптящий факел, дождался, когда останется в артуге один, поднёс огонь к сложенным дровам, облитым земляным маслом. Огонь жадно набросился на свою пищу, поднимаясь всё выше и выше к телу Тахардана.

Чинтан вышел из артуга, опустился на колени, воздел руки к небесам, на которых находился Всевышний Мураза, ласково взирающий на степняков. Над артугом, в безоблачное синее летнее небо, устремились клубы чёрного дыма. Сильтуры получили знак Муразы, знак того, что Тахардан на пути к чертогам Всевышнего.

Сильтуры, которых было не менее десяти тысяч, отхлынули от артуга, который пожирал очистительный огонь. Кочевники отступили, как отступает речная волна священной реки Алау-ри от берега, в летнее и засушливое время, оголяя дно. Огромной дугой, которая окружала пылающий артуг, расположились, вкопанные в землю, сто деревянных столбов с привязанными к ним людьми.