— И как вы себе представляете мою роль? — нахмурилась Кэсс.

— А вот об этом и будет наш разговор…

…Через час Кэсс вышла из штаба в состоянии тихой звенящей ярости. Ей предлагалось пойти на то, что она до сих пор полагала подлостью — играть со своими людьми в игры, скрывать и обманывать. Обманывать всех, чтобы спасти. Чтобы вычислить одного. Предателя. Кэсс зябко повела плечами. Хотелось пойти в дальний угол и поднести к виску ствол табельного оружия. Хотелось впервые в жизни. Но даже стань это желание — решением, возможности осуществить его не было. Контрольные цепи имплантов остановили бы ее руку. Оставалось идти и действовать по уговору с Эскером.

Потирая висок вокруг разъема, она шла по базе. Глаза не видели дороги. Перед глазами по очереди появлялись лица. Восемь лиц. Пять мужских. Три женских. Для нее они были мальчиками и девочками, ее людьми. Ее людьми — в этих словах было слишком многое. Что именно — она не смогла бы рассказать. Ни сослуживцу, ни постороннему. Даже напившись. Но рассказывать было не нужно. Тот, кто знал эти слова — все понимал сам. Постороннему не помогли бы и объяснения.

Восемь лиц. Восемь личных дел в модуле памяти импланта. Восемь голограмм молодых ребят в черных парадных мундирах. Они сияют, стараются выглядеть серьезно, но все же искрятся юной радостью. Снято в первый день прибытия на базу Корпуса.

И один — одна? — предатель.

Кэсс не могла в это поверить. За любого она могла бы поручиться своей честью, своей жизнью.

Но один — предатель.

Навстречу нетвердой походкой шел Кэни Алонна. Как раз один из ее ребят.

«Алонна, Кэн. Происхождение: дворянин, второй сын главной ветви рода Алонна.

Алонна — родовые владения… так, пропустить, перечень заводов и поместий. Производители боеприпасов для армии, вполне достаточно.

Данные медосмотра… пропустить.

Личностные качества… лояльность крайне высокая, тоже мне новость, „комплексный индекс выживания“, в просторечии везучесть — 89 процентов, темперамент, склонности, увлечения… пропустить всю эту ерунду…»

А где — не ерунда? Где среди казенных строчек — пометка «предатель»?

Кэни. Красавчик, запоминающийся сразу непривычным, безумно редким цветом глаз — зеленым. Высоченный — она ему до плеча не достанет. Бабник, прекрасный рассказчик, выдумщик. В бою — один из самых осторожных, расчетливых.

Кэсс улыбнулась про себя. Среди пилотов-истребителей Корпуса «Василиск» осторожность была понятием условным… весьма условным.

— Только не говори, что медики тебя выпустили.

— Не люблю я эту всю ерунду…

— Ну и посмотри на себя. Вон в тот вот бак поглядись, он как раз за зеркало сойдет. Хочешь вместо вылета полежать, отдохнуть?

Кэни чуть шевельнул губами в подобии улыбки. Разговор был знаком обеим сторонам от первой до последней реплики. И велся скорее по привычке. Кэсс привыкла доверять своим ребятам — сбегали ли они из медицинских капсул, шли ли на безрассудные действия в бою. Она доверяла им.

Доверяла…

Может быть, именно он, зеленоглазый, сливает противнику информацию?

Зачем? За деньги? Ему не удастся потратить годичное жалованье, даже вздумай он покупать каждый месяц по коллекционному флаеру. За идею? Какую идею он мог найти для себя, и где — идею всеобщей унификации и стандартизации, столь почитаемую в Олигархии? Или он мечтает стать депутатом от захудалой планеты в составе какой-нибудь маленькой, но гордой федерации? Желание отомстить? Кому — ей? Их эскадрилье? Полковнику?

Кэсс вздрогнула и поняла, что задумалась, стоя столбом посреди улицы. Алонна стоял перед ней и смотрел на нее с недоумением.

— Иди, Кэни, все в порядке.

Кэни, Истэ, Эрин — кто? Или — Рон Анэро, Эрти, Сэлэйн? Или Ристэ с Эрмианом, ее ведомые?

Каждый из них приходил в Корпус, в ее эскадрилью зеленым новичком. Не новичком, на самом деле — в Корпус «Василиск» никогда не брали сразу после летного училища, и у всех за спиной было и училище, и годы службы в других подразделениях, и «закрытое» высшее училище, куда брали только лучших из лучших, и несколько прошений о переводе в Особый Корпус. Но в Корпусе все они становились салагами — большинство не видело экспериментальных истребителей, которыми был оснащен Корпус, и на картинках. И Кэсс делала из них пилотов, асов. Долгие месяцы на учениях — пять, десять «учебных» подъемов в воздух, кровь и пот, боль в затекающих мышцах, приступы нестерпимого ужаса или отчаяния из-за недавно поставленных особо жестких контрольных цепей имплантов…

Даже подумать о том, что она водила за руку и отправляла в небо того, кто тогда уже был или стал потом предателем, было невыносимо. Кэсс сплюнула на землю, растерла плевок ботинком, огляделась.

Временная, на скорую руку развернутая база — не самое уютное место, даже если за всю операцию успеваешь выучить только один маршрут: медкорпус — тактический класс — летное поле. Суета и неразбериха, бардак, к которому нельзя привыкнуть, даже сталкиваясь с ним из года в год. Это каждый раз новый бардак.

Некий талант разгружал контейнер со снарядами, выкладывая блоки упаковок на платформу. Выкладывал так, словно разгружал сухие пайки. Нет, подумала Кэсс, сухие пайки он бы поберег. Очередная упаковка вывернулась из захватов силового поля и со свистом понеслась вниз. Кэсс прикрыла глаза и приготовилась увидеть базу с высоты птичьего полета, но ничего не произошло. Оказывается, в последний момент, когда зазор между двумя блоками был не больше ладони, «талант» успел подхватить блок и удержать в воздухе.

Она запрыгнула на подножку погрузчика, в кабине которого вытирал ладонью пот со лба неудачливый оператор. При виде нее оператор сделал испуганное лицо и попытался изобразить приветствие. Что в положении сидя было затруднительно.

— Мальчик, — сказала она ласково-ласково, глядя ему в глаза. — Ты кому служишь? Здешним партизанам?

Оператор вздрогнул и потупился.

— Милый мой. Вполне возможно, что сегодня я пойду как раз с этими ракетами под крыльями. А у них очень тонкая электроника. Их, такая вот досада, нужно грузить очень-очень аккуратно. И если у меня случится отказ — как ты думаешь, что я с тобой сделаю?

Кэсс бессовестно врала. Электроника этих ракет как раз могла выдержать удар кувалды. Но детонировали они при ударе об мишень. И им было без разницы — танк ли это, или другой блок тех же ракет на платформе. О чем оператор не знать не мог. Но если он не боялся подорваться — следовало напугать его чем-нибудь еще. Например, собой.

«Три часа до вылета» — сообщил ей имплант. Вздохнув, Кэсс оставила в покое глупого юнца и отправилась к медикам. Если послеполетной процедурой еще можно было пренебречь, то позволить себе послать подальше предполетную она не могла. Сам механизм управления истребителем требовал определенной подготовки перед непосредственным контактом. Активация имплантов, перевод в режим управления, препараты, стимулирующие скорость реакций — все это было необходимо. Иначе придется загружаться уже за штурвалом. А это — потеря времени и серьезный удар по нервам, и без того едва справлявшимися с напряжением, которого требовало управление машиной.

Гелевый раствор облизнул тело влажным скользким языком, капельница прильнула к разъему на шее. Темнота, отсутствие ощущений — несколько минут передышки перед тем, как по венам пойдет горячее тепло, наполняющее мышцы неудержимо рвущейся наружу энергией. Легкое прикосновение к правому виску. Ледяная игла, впивающаяся в мозг. На секунду — нестерпимое ощущение ужаса и боли. Вспышка под накрепко зажмуренными веками. Дальше — свобода и сила, бесконечность возможностей, безумная яркость восприятия. Словно ящерица сбрасывает старую кожу, словно снимаешь темные очки, словно вынимаешь затычки из ушей. Ну, вот и все… конец активации.

Кэсс вылезла из капсулы. Гель не оставлял на коже следов, но она по привычке отерла лицо, стирая несуществующую пленку. Кто-то уже позаботился принести и подготовить ее летный костюм. Увы, этот кто-то не имел понятия о том, что она не выносит слишком вкрадчивой мягкости ткани и ослабленных пластин на локтях и коленях. Чертыхаясь про себя, Кэсс привела в порядок костюм — плотное матово-черное трико, облегающее, как вторая кожа. Как очень тугая вторая кожа. Манжеты на запястьях и воротник — накачать по максимуму. Пластину на прессе — сделать твердой. Всю гидравлику на полную мощность. Чтобы тело было натянутым, как струна, чтобы осанка — безупречна, чтобы каждый шаг — преодоление сопротивления ткани.