С каждой почтой Чарльз становился все мрачнее. Почти все свободное время он проводил за чтением газеты «Риверайн Геральд», доставляемой сразу за неделю. Заглянув через его плечо (дядя Чарльз был одним из тех немногих мужчин, которые не раздражались, если кто-нибудь другой пытался прочесть газетные заголовки в «его» газете), Дели обнаружила, что он внимательнейшим образом изучает одну из статей в рубрике «Финансовый кризис».
Один раз она прочитала такие слова:
«В течение ближайшего месяца шесть ведущих банков страны намереваются принять меры по оздоровлению и укреплению финансов, направленные против паники, охватившей деловые круги. Однако на этот раз паника выходит за обычные рамки. Правительство, отдавая себе отчет в необходимости чрезвычайных мер, закрыло все банки на пять дней, чтобы дать управляющим время на передышку.»
– Значит ли это, дядя, что кто-то не сможет взять деньги со своего счета, даже если они ему очень нужны?
– Да, дорогая. Если бы они этого не сделали, в банках очень скоро не осталось бы и фунта.
12
Вздувшаяся от талых вод река ускорила свой бег; ее поверхность была испещрена воронками, унизана оспинами от воздушных пузырьков. Груженные толстыми эвкалиптовыми бревнами баржи бесшумно скользили вниз по течению под бдительным оком одного из шкиперов, тогда как его напарник в это время отдыхал. Баржи были снабжены аутригерами – дополнительными опорами, мешающими им перевернуться и затонуть. Длинный трос тянулся за кормой вдоль речного русла, направляя нос баржи строго по течению.
Адам и Дели с удивлением заметили двух конных полицейских, скачущих из Эчуки. Они приняли приглашение отзавтракать на ферме. Оказалось, что полиция ищет мертвое тело. В ночное время с баржи свалился за борт человек. Его товарищ в это время спал и проснулся, когда баржа, натолкнувшаяся на косяк рыбы, остановилась. Он вышел из кормового отсека, чтобы узнать, что произошло. Напарника на месте он не нашел.
Час был поздний и шкипер не разглядел в темноте берегов. Однако он запомнил, что в воздухе пахло цветами, значит где-то поблизости был сад. На много миль вокруг ферма была единственным местом, где росли цветы. Полицейские рассчитали, что мертвое тело застряло ниже по течению, у изгиба реки.
Двое суток поисков результата не принесли. Полицейские, разбившие лагерь у излучины, зашли на ферму поужинать. Им оказали радушный прием: они внесли оживление в однообразную жизнь обитателей дома. Младший из них, краснолицый, с нафабренными усами, казалось, был совершенно очарован гувернанткой Дороти Баретт. Пока она играла на пианино, он стоял навытяжку подле нее и переворачивал ноты.
– Он держится так прямо, что вот-вот сломается, когда ему надо наклоняться, – прошептал Адам на ухо Дели.
Ревнуя мисс Баретт ко всем на свете, девочка обратила внимание на то, что гувернантка одарила Адама ласковой улыбкой, тогда как гость не сводил завороженных глаз с крохотных завитков, упавших на ее грациозную шею.
На третий день у излучины вдруг началась беготня. Спешащий Чарльз, заметя детей у садовой калитки, сердито прикрикнул на них, сказав, что им здесь не место. Они убежали в сад. Адам взял Дели за руку и увлек ее вниз, в большой грот, расположенный у самой воды. Спрятавшись там, они начали украдкой наблюдать за происходящим на берегу. Там, на дощатом настиле лежало что-то, похожее на тело мужчины в мокрых рабочих брюках. Застывшее лицо шкипера или то, что от него осталось после пиршества рачков и креветок, было устремлено в ласковое голубое небо…
Эстер не признавала никаких капризов, связанных с едой, и всегда приходила в дурное расположение духа, если приготовленные к обеду блюда не пользовались успехом. Поскольку дети, как и мисс Баретт, не страдали отсутствием аппетита, проблем с меню не было. Однажды вечером после того, как слуги вернулись из охотничьей экспедиции, Эстер решила побаловать домашних праздничным обедом. На закуску был подан салат из крабов.
– Я их есть не буду, – сказал Адам.
– А тебе положить, Дели?
– Спасибо, тетя. Только не крабы!
Чарльз бросил на них проницательный взгляд и поспешно сказал:
– Я тоже, пожалуй, воздержусь от крабов на ночь,[5] а то еще приснятся страшные сны. Что там у нас дальше?
Эстер начинала выказывать признаки раздражения. Но когда она позвонила, чтобы подавали следующую смену, на ее лице появилась самодовольная улыбка.
– Сегодня вас ждет сюрприз, – торжественно объявила она.
– Какой?
– Сейчас узнаете.
Слуга внес на красивом блюде большую зажаренную птицу с румяной золотистой корочкой. Чарльз принялся ее разрезать. Дели взглянула на гордый изгиб птичьей груди, созданной природой, чтобы летать. Внезапное сознание преступности того, что они делают, охватило девочку. Во рту у нее пересохло.
– Мне не надо… – сказала она. – Только овощи.
– Как это не надо? – рассердилась тетя. – Кто же отказывается от такого чудного жаркого? Положи ей кусочек белого мяса и крылышко, Чарльз!
– Нет! – отрезала девочка. Лицо ее зарделось.
– Я не стану есть черного лебедя!
Адам удивленно взглянул на кузину, потом перевел взгляд на блюдо с птицей.
– Все считают, что мясо лебедя – деликатес, – возразила хозяйка дома. – Наши слуги подстрелили несколько штук и подвесили разделанные тушки в кладовой. Я приготовила его своими руками, зажарено как раз в меру.
Адам демонстративно откинулся на спинку стула со словами:
– Мне тоже не клади!
Эстер сердито стукнула ложкой, которой раскладывала гарнир.
– Что это на вас нашло сегодня? А ты, отец, чего смотришь? Может, ты и дальше собираешься потакать их капризам?
– Гм! Конечно же, нет… Послушайте, дети, если бы вам не понравилось жаркое на вкус, тогда другое дело. Но ведь вы его даже не попробовали. Давай без глупостей, сын: ножку или крылышко?
– Ни то, ни другое!
– А мне овощи.
– Тогда убирайтесь из-за стола! – вскипела потерявшая терпение Эстер. – Немедленно! Ничего вам не будет, ляжете спать голодными.
Уже из-за двери они услышали, как мисс Баретт примирительно сказала:
– Да вы не волнуйтесь, миссис Джемиесон! Жаркое выглядит так аппетитно! Сейчас мы отдадим ему должное. Великолепная птица!
Дети молча разошлись по своим комнатам.
Лежа в кровати, Дели читала толстый том «Светской хроники» – ежегодник с мелкой печатью и темными гравюрами, когда раздался легкий стук в дверь и в спальню вступила мисс Баретт. Присев на край кровати, гувернантка достала из широкого кармана бутерброд с маслом и кусочек сладкого пирога.
– Нельзя ложиться спать на пустой желудок, – сказала она, протягивая Дели принесенное, и, глядя на девочку, сконфуженную тем, что заставила обожаемую мисс кормить ее в постели, спросила: – А теперь скажи, почему ты отказалась от жаркого?
Дели покраснела и потупилась, но ничего не ответила.
– Мне кажется, я тебя понимаю. Лебеди очень красивые, они летают в небе, и потому есть их кощунственно. Что-то вроде этого, да?
Не поднимая глаз от одеяла, девочка машинально жевала ставший вдруг безвкусным пирог. Ни за какие блага не признается она в том, что думает о лебедях!
– Ясно… – сказала мисс Баретт. – Когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас, ты не будешь столь идеалистична. К концу жизни в нас многое отмирает. – Она встала. – Ну, я пошла, надо отнести контрабанду и другому упрямцу. Он что, самостоятельно взбунтовался, или на тебя глядючи?
– И то, и другое, – пробормотала Дели.
– Доброй ночи, дорогая! Гаси свечу пораньше, – она легонько прикоснулась к щеке девочки своими длинными прохладными пальцами.
Дели свернулась калачиком в своей мягкой постели и задремала. Дверь снова отворилась и негромкий голос тети произнес:
– Ты спишь, дитя?
5
Обед в Австралии бывает вечером.