Дели смотрела на спокойную гладь реки и вспоминала крошечные ручейки под снегом в горах. Интересно, сильно ли нагревает здесь воду знойный летний день? Или она, несмотря на жару, остается холодной? Вот бы сейчас скинуть чулки и пошлепать вдоль бережка по воде. Но Адам не будет ее ждать, шагает вперед, не останавливаясь.

Она прикрыла глаза и с наслаждением вобрала в себя волнующий запах эвкалиптовой рощи: листвяный аромат – терпкий, теплый. На воду опустилась стая.

Черные с блестящими красными клювами птицы, грациозно изогнув длинные гибкие шеи, заскользили вереницей по зеркальной поверхности.

– Смотри! Лебеди! – закричала Дели. Она не переставала удивляться этой стране, где в июне шел снег, а листва на деревьях держалась круглый год, но никогда не бывала зеленой. Природа раскрасила ее серо-голубым, местами прибавив оливкового и даже розовато-лилового тона. Стволы же деревьев совсем бледные.

Когда Дели и Адам вернулись в гостиницу, Эстер с порога накинулась на них.

– Где вы были? Я места себе не нахожу, думала, в реку свалились, утонули. Не понимаю, как можно болтаться по улицам в такую жарищу. В гроб меня загнать хотите? Я уже все передумала. У нынешнего поколения никакого уважения к старшим. Когда я была девочкой… – И она еще добрых пять минут продолжала распекать их. Дели с Адамом переглядывались через ее голову – в своем противлении миру взрослых они были заодно.

Чарльз опоздал встретить поезд и, поспешив в гостиницу, нашел жену совершенно обессиленной от жары. Но на ворчание сил у нее еще хватало. Чарльз не стал напоминать ей о Кьяндре, где она беспрестанно жаловалась на холод, а сел возле кровати и обмахивал Эстер, покуда ей не стало лучше.

Наутро Чарльз повез семью на новое место. Он купил хозяйство целиком со всем скарбом, утварью и прислугой, которая состояла из главного работника: он и свинью зарежет, и овцу подстрижет, за огородом да птицей домашней присмотрит; конюха, наполовину аборигена, и двух женщин из племени лубра и их семей.

Река обмелела, и они выбрали более короткий путь – по отмелям. Повозка катилась бесшумно: ковер из блеклых сухих листьев поглощал стук конских копыт и колес. Внезапно откуда-то выскочили кенгуру и, мощным прыжком обогнав тележку, помчались впереди. Потревоженные какаду взметнулись белым облаком вверх и, опустившись на сухую ветку, пронзительно заверещали.

Лес, наполовину залитый водой, наконец кончился и сменился открытым песчаным пространством, вдоль которого тянулась невысокая гряда холмов, покрытых сосновыми лесами.

Впереди, как раз в том месте, где река делает крутой поворот, на достаточном возвышении расположилась усадьба: ряд деревянных построек, крытых дранкой, и большой жилой дом, смотревший окнами на реку.

Тенистая веранда увита цветущим белым жасмином, из трубы одной из хозяйственных построек тянется дым, заполняя собой неподвижный воздух. Эстер выпрямилась и, разом позабыв о своих недугах, внимательно разглядывала округу. На лице – приветливое выражение – обычно оно появлялось лишь в дни приезда Адама.

Они выбрались из повозки и подошли к задним дверям дома. Тотчас за стоявшей неподалеку огромной цистерной для воды мелькнули пестрые платья, раздался смех, но никто не показался.

Эстер не терпелось увидеть кухню. Кухня, устроенная в отдельной постройке на заднем дворе, оказалась довольно светлой и просторной; каменный пол засыпан чистым речным песком, с потолка свешивается пучок трав и отдельно – целый букет сушеной ромашки. На стене – потемневший, засиженный мухами портрет королевы Виктории с семейством.

Дели выбрала себе комнату в западной части дома; стеклянная дверь позволяла видеть берег реки и большой цветущий эвкалипт, разросшийся у самого дома.

Обойдя комнаты, Дели обнаружила в передней спальне тетю Эстер. Та с озабоченным видом выглядывала из окна.

– Оно совсем рядом, я тут, наверное, не усну, – проговорила она, указывая на маленькое кладбище из трех могильных холмиков сразу за садом. В изголовье каждого холмика – доска с надписью, каждая могила обнесена отдельной оградкой.

– Ничего, мы посадим перед окном дерево, оно их закроет, – успокоил жену Чарльз. – Думаю, это мать решила похоронить их так близко от дома, не хотела расставаться. Но когда малышку выловили из реки, мать с отцом сразу же решили уехать отсюда. Первые-то двое еще младенцами умерли.

Дели широко раскрытыми глазами, не мигая, смотрела на детские могилки. Смерть… Забрала и маленькую девочку, что спала в ее комнате, и ее сестер, они тоже утонули…

Она почувствовала, как кто-то взял ее за локоть: рука была теплая, но твердая – Адам.

– Пойдем, Дел, посмотрим сад. Глаза его светились сочувствием.

Эстер вернулась на кухню, вытащила из-за цистерны хохотушек и принялась учить их, как нужно убирать кухню: каждую неделю посыпать полы свежим речным песком, при мытье рабочего стола обязательно три раза сменить воду, на плите всегда должно быть достаточно графита.

Но ее правильный язык и непривычный голос вызывали только новые смешки: девочки Луси и Минна и повариха Бэлла, наполовину аборигенки, явно не понимали ее.

Чарльз пришел на выручку, заговорив на местном гибридном наречии.

– Бэлла, Луси и ты, Минна. Вот вам новая хозяйка. В кухне она почище вас разбирается. Ваше дело – чтоб все было, как надо. И чтоб обед вовремя на столе стоял, не то сам с вами разбираться буду.

У аборигенок были красивые темные глаза и ровные белоснежные зубы, но их короткие ситцевые платьица и открытые ноги шокировали Эстер. Девочки в смущении елозили босыми пятками по засыпанному песком полу, и ноги выступали из-под платьев чуть не наполовину – такой вид для девушки – верх неприличия.

Самая младшая из трех, Минна, ненамного старше Дели, и той пора носить длинные юбки – не маленькая, а уж остальным и подавно. Надо будет подобрать им приличные платья да сказать, чтобы ноги закрыли – срам смотреть.

Дели с Адамом обследовали все хозяйственные постройки на заднем дворе и помчались наперегонки в сад, где росла большая сосна, вилась виноградная лоза, на которой только начинали зреть кисти, и чуть поодаль, на некотором расстоянии друг от друга, стояли миндальное дерево, липа и ива. Вдоль крутого берега тянулась голая полоса песка, густо усыпанная корой, сухими ветками и листьями – ветер щедро набрасывал их с огромных эвкалиптов, что росли по самому берегу.

Дели с Адамом стояли на круче и смотрели вниз, на реку. Водный поток появлялся из-за поворота слева и, проделав недолгий путь по ровному участку, исчезал за правым поворотом. По отметинам на внутренней стороне берега видно, как менялся уровень воды, постепенно, по мере того как мелела река, вода опускалась все ниже и ниже. Река спокойна и так чиста, что даже сверху просматривается дно.

На противоположном берегу растительность гуще. Разросшиеся темные деревья клонятся к самой воде и молчаливо взирают на свое отражение. В этом водно-зеркальном мире облака кажутся мягче, а небо синее. Из-за буйной растительности берег напротив почти не виден.

– Эх, лодку бы сейчас! – мечтательно произнес Адам.

– Да, – откликнулась Дели, – я тоже подумала. Так хочется посмотреть, что на том берегу.

И тут, словно угадав их желание, из-за поворота выплыли два челнока, сделанные по местному обычаю из эвкалипта. В каждой из лодчонок стоял в полный рост темнокожий человек и, опустив в воду длинный шест, управлял движением. Человек с веслом. С тех пор, как существует река и человек, живет и этот образ.

Челны бесшумно скользили по гладкой поверхности, легко управлялись с ними гребцы – аборигены.

Их наблюдения прервал коренастый, приземистый человек с седой бородой, одетый во фланелевую рубашку и брюки из кротового меха. Человек вышел из хижины, что притулилась на самом краю обрыва, и быстро приблизился к ним. Подойдя почти вплотную, он остановился; его выцветшие голубые глаза разглядывали незнакомцев с нескрываемым любопытством.

– Здравствуйте, – сказал Адам. – Вам не страшно жить в этой хижине? Если вода поднимется, ее оттуда смоет.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: