ТРИ ГЕНРИХА
Во Франции во время растянувшихся на полвека религиозных войн изредка прибегали к оружию политических процессов. Осенью 1572 года в Париже происходил суд над Брикмо и Кавенем — двумя приближенными лидера гугенотов адмирала Колиньи, убитого 24 августа, в кровавую Варфоломеевскую ночь. 21 октября они были повешены на Гревской плошали в присутствии членов королевской семьи. Был совершен и обряд казни над изображением Колиньи. Цель этого процесса и казней была не совсем обычная — утвердить официальную версию событий Варфоломеевской ночи. Ведь гугеноты считали ее заранее подготовленной бойней безоружных людей. (Даже если решение об избиении было принято королем Карлом IX и стоявшей за ним королевой-матерью Екатериной Медичи внезапно, как склонна считать новейшая историография, оно было подготовлено годами проводившимся натравливанием парижского населения на еретиков.) Процесс приближенных адмирала должен был доказать и Франции, и иностранным державам недоказуемое. Варфоломеевская ночь была якобы карой, которая обрушилась на мятежников, составивших заговор против короля.
В течение двух с лишним десятилетий, отделяющих Варфоломеевскую ночь от окончания гражданских войн, партия «политиков» не прекращала своих попыток достигнуть компромисса внутри страны и вывести таким путем Францию из векового конфликта. В 1575 году им удалось на юге Франции, в Лангедоке, создать администрацию, обязавшуюся соблюдать веротерпимость, а в 1576 году добиться от Генриха 111 издания так называемого эдикта в Болье, который разрешал гугенотам исповедовать свою религию повсюду, за исключением Парижа.
В октябре 1584 года в Париж прибыл новый испанский посол дон Бернардино де Мендоса. Может быть, это событие и не слишком бы обратило на себя внимание современников, если бы не прошлое этого посланца Филиппа II и обстановка во Франции, раздираемой религиозными войнами.
Дон Бернардино уже сумел зарекомендовать себя одним из наиболее опасных, решительных исполнителей воли Филиппа II, одним из самых верных слуг испанской великодержавной политики. Мендоса успел побывать послом в Англии и в течение целых шести лет — с 1578 по 1584 год — являлся центральной фигурой во всех католических заговорах, направленных на свержение Елизаветы.
Ко времени прибытия дона Мендосы в Париж положение там обострилось до крайности. Три крупные силы находились в состоянии неустойчивого равновесия, то и дело переходившего в вооруженные стычки. Во-первых, слабый, совершенно дискредитировавший себя в глазах подданных последний Валуа — Генрих Ill, которым руководила его мать властная Екатерина Медичи. Во-вторых, гугеноты — французские протестанты, тесно связанные с восставшими Нидерландами. Признанным главой гугенотов был король небольшого пограничного королевства Наварры Генрих, претендовавший на то, чтобы стать наследником французского престола. В-третьих, Католическая лига, находившая широкую поддержку в Центральной и Северной Франции, опиравшаяся на Париж и Орлеан. Глава Католической лиги герцог Генрих Гиз также мечтал о королевском престоле.
Лига была очень пестрым конгломератом сил — аристократии, пытавшейся оградить свою независимость от короны, буржуа отдельных городов, отстаивавших свои средневековые привилегии, даже городских низов, искавших под религиозным знаменем выхода из отчаянной нужды, которая все более усугублялась многолетней междоусобицей. Однако все это было густо замешено на слепом католическом фанатизме. Его неустанно подогревали иезуиты, доминиканцы и другие церковные проповедники, являвшиеся по сути дела преданными агентами испанской монархии.
Королевская партия, в свою очередь, могла утверждать, что «сатанинскими» идеями убийства монархов лигеры продают свою родину Францию испанцам. И действительно, руководители Католической лиги все более превращались в орудие испанской политики. Вечно нуждавшийся в деньгах герцог Гиз был готов к услугам в обмен на испанское золото. С конца 1581 года в секретной переписке Филиппа II Генрих Гиз фигурировал как Геркулес, а с апреля 1584 года — как Луцио. Гиз стал систематически получать испанские субсидии примерно с сентября 1582 года.
Постоянные тайные контакты — и личные, и путем переписки — поддерживала с послом испанского короля доном Мендосом и сестра Гиза — деятельная герцогиня Монпансье, прозванная Фурией лиги. Одним из важных направлений активности испанской дипломатии стали попытки расколоть влиятельную партию «политиков» и переманить на свою сторону ее наиболее видных лидеров. Особые усилия начиная с 1582 года Филипп II предпринимал, чтобы добиться перехода в лагерь лиги полунезависимого губернатора провинции Лангедок герцога Генриха Монморанси. Ему предоставили крупную денежную субсидию, соблазняли возможностью создать прочный союз Гизов и Монморанси путем брака между их детьми. В конечном счете эти усилия оказались напрасными, и Монморанси постепенно перешел в лагерь противников лиги.
Еще до приезда Мендосы во Францию испанские дипломаты Тассис и Морео заключили в декабре 1584 года в Жуанвиле тайный договор с лигой, представленной герцогом Майеннским, младшим братом Генриха Гиза. По этому договору обе стороны обязывались препятствовать воцарению во Франции «еретика» Генриха Наваррского, способствовать всеми силами искоренению протестантизма во Франции и Нидерландах, возвращению испанскому королю городов, которые он считал своими и которые находились в руках Генриха 111 (Камбре и др.). Лига соглашалась отказаться от традиционных союзных отношений Франции с Турцией, направленных против Испании, признать испанскую монополию на торговлю с Новым Светом и т. д. Взамен Филипп II обещал выплачивать руководителям лиги ежемесячную субсидию в 50 тыс. эскудо для ведения войны против ее врагов. Лига обязалась также способствовать тому, чтобы ряд владений Генриха Наваррского, юридически находившихся за пределами французской территории (Нижняя Наварра и Беарн), были переданы Филиппу II.
Генрих III, король Французский.
Гравюра Иоанна Вьеркса.
Жуанвильский договор был важным, но еще только первым шагом на пути превращения лиги в послушное орудие испанской политики и позднее — в прямую агентуру Филиппа во Франции. Он еще не предусматривал ни передачи французского престола Габсбургам, ни привлечения испанских войск для участия в религиозных войнах, раздиравших Францию. Но начало было положено. А Мендоса, официально аккредитованный при Генрихе III, стал важнейшей закулисной фигурой, направлявшей всю деятельность Католической лиги.
Прежде всего Мендоса занялся созданием разветвленной шпионской сети во Франции, которая позволяла ему быть в курсе быстро менявшихся отношений между различными партиями и группами. Так, переговоры, начавшиеся весной и летом 1585 года между Екатериной Медичи и Генрихом III, с одной стороны, и руководителями лиги — с другой, велись через посредство придворного врача Франсуа Мирона, который, по всей видимости, стал и главным осведомителем Мендосы о содержании этих переговоров. Мендоса установил тесные связи и с главными министрами короля — Вильруа и другими, которые, не превратившись прямо в испанских агентов, тем не менее снабжали посла ценнейшей информацией обо всем, что происходило во французских придворных и правительственных кругах.
Генрих III, устрашенный быстрым ростом влияния лиги, пытался ввести в восточные районы Франции отряды швейцарских и германских наемников, но Гизы сумели не допустить этого. Король уединился в Лувре, окружив себя новой охраной — 45 дворянами, преимущественно гасконцами, о чем читателю, вероятно, известно прежде всего из популярного романа А. Дюма «Сорок пять». Екатерина Медичи весной и в начале лета 1585 года постаралась достигнуть соглашения с вождями лиги (о ходе этих переговоров дона Мендосу регулярно информировал его тайный агент — личный лекарь короля Франсуа Мирон).
7 июля в Немуре был заключен договор между Екатериной и главами Католической лиги. Он был уже на другой день ратифицирован Генрихом III. Немурский договор являлся полной капитуляцией короны перед требованиями лиги. Он предусматривал отмену всех прежних королевских эдиктов, содержавших уступки гугенотам, запрещал исповедание во Франции любой другой религии, кроме католической; все протестантские священники должны были в течение месяца покинуть пределы страны, «еретикам» запрещалось занимать любые общественные должности. По одной из статей договора все королевские подданные в течение полугода должны были объявить о своей приверженности католичеству или быть изгнанными из страны. Захваченные гугенотские крепости, включая Верден, должны были быть переданы Гизам и их сторонникам. Казалось, чего могли еще желать в Эскуриале? Генрих III всячески стремился добиться от Филиппа II одобрения договора. В беседе с доном Мендосой король говорил, что «такое святое и справедливое» соглашение приведет и к сближению обоих королевств. В действительности дело обстояло иначе.
Немурский договор содержал, хотя и выраженное в крайне осторожной и ненавязчивой форме, обещание Гиза порвать соглашения, заключенные с иностранцами. Вдобавок герцог Гиз, заключая договор, не уведомил об этом предварительно Испанский двор и не испросил его согласия. Дон Мендоса, пересылая Филиппу II копию Немурского договора, писал, что «действия лигеров были продиктованы, скорее, их собственными интересами, чем религиозным рвением». Филипп стал даже опасаться, что Генрих III и Гизы, одержав объединенными усилиями победу над Генрихом Наваррским, сделаются слишком сильными по отношению к Испании. Иначе говоря, полное сокрушение гугенотской ереси во Франции может пойти вразрез с мечтами о создании вселенской монархии с центром в Мадриде. Вероятно, именно это обстоятельство трезво учел только что избранный папа Сикст V, ненавидевший и боявшийся испанцев. Не доверяя Гизам, папа тем не менее решительно одобрил договор и в сентябре 1585 года издал буллу, в которой главы гугенотов Генрих Наваррский и прини Конде отлучались от иеркви как лииа повторно, после раскаяния, впавшие в ересь, и объявлялись лишенными прав на наследование престола. Однако соглашение между Генрихом III и лигой было далеко не прочным, и Гиз счел благоразумным полностью сохранить свои испанские связи. Опасения Мендосы рассеялись.