С огненными годами Великой французской революции неразрывно связано представление о суровых судебных процессах, не только являвшихся порождением той грозной эпохи, но и наложивших на нее свой неизгладимый отпечаток. В разные периоды революции эти процессы имели различный политический смысл, по-разному они проходили, неодинаково и заканчивались.
Началом революции справедливо принято считать взятие штурмом Бастилии 14 июля 1789 года. Но монархия была свергнута 10 августа 1792 года, а суд над королем Людовиком XVI, начавший серию политических процессов, открылся еще через несколько месяцев. Измены двора, его пособничество иностранным интервентам развеяли монархические иллюзии.
После свержения монархии были обнаружены секретные документы, которые раскрывали связи Людовика XVI с дворянами-эмигрантами, участвовавшими в подготовке интервенции; происки короля против революционного народа, включая выдачу военных тайн пруссакам и австрийцам; подкуп депутатов Законодательного собрания, на что было истрачено полтора миллиона ливров. Ничтожный король, ограниченность, вялость и безличность которого в конце КОНЦОВ превратили его в марионетку более умной и властной Марии-Антуанетты, проявил всю энергию, на которую только был способен, пытаясь удушить революцию.
Городское управление столицы — Парижская коммуна — 1 октября 1792 года представила обнаруженные документы народному представительству — Конвенту. Они вызвали крайнее волнение уже потому, что члены Законодательного собрания, подкупленные королевским золотом, могли быть и депутатами Конвента. Главное, однако, заключалось в том, что эти документы служили неопровержимым доказательством справедливости требований народа о суде над королем. Конвент назначил Комиссию 24-х, включавших как якобинцев, так и жирондистов, для изучения найденных бумаг короля.
Жирондисты стремились спасти Людовика XVI вовсе не из-за каких-то симпатий к королю, а из желания опереться на остатки престижа монархии и на реалистические силы в борьбе против монтаньяров. Но они столь же мало могли открыто объявить о своей цели, как и о мотивах, которые побуждали Жиронду стремиться к ее достижению. Опасаясь навлечь подозрение (их могли обвинить в стремлении гарантировать себя на случай реставрации монархии), жирондисты мотивировали свою позицию «интересами республики», которой, мол, надо учитывать, что казнь короля увеличит число государств, участвующих в контрреволюционной интервенции. Англия действительно воспользовалась вопросом о судьбе Людовика как предлогом, чтобы возглавить интервенционистский лагерь. Но причины для этого были совсем другие (политические и экономические), и повод все равно бы нашелся. Жирондисты проявили куда больше усилий спасти Людовика, чем интервенты или его эмигрировавшие братья, которые предпочитали видеть короля мертвым, но не пленником в руках народа.
6 ноября Комиссия 24-х представила доклад Конвенту. Лаже жирондист Валазе, выступавший от имени комиссии, вынужден был подчеркнуть, что неприкосновенность короля, гарантированная ему конституцией 1791 года, может относиться лишь к его легальным действиям, за что несут ответственность министры, а не за тайные козни и преступления. Впрочем, ряд жирондистских ораторов продолжали настаивать на неприкосновенности короля. Но здесь на ход прений повлияло сообщение о находке новых документов. Слесарь Гамен в конце ноября сообщил министру иностранных дел жирондисту Роллану, что он сделал в спальне короля тайник, где Людовик хранил особо важные бумаги. Роллан поспешил изъять их из этого потайного железного ящика и, просмотрев, представил — неизвестно, все ли, — на рассмотрение Конвента. Сразу же возникло сомнение, не утаил ли Роллан часть документов, которые, возможно, компрометировали жирондистских лидеров: ведь среди них вполне могли оказаться члены Законодательного собрания, принявшие из рук короля полтора миллионов ливров.
В стране, особенно в Париже, росло недовольство тактикой жирондистов. Под давлением народных масс они должны были согласиться на составление обвинительного акта против короля. Однако и после этого жирондистские депутаты продолжали ставить палки в колеса народному правосудию. Они старались провести декрет об изгнании всех Бурбонов из Франции, что могло спасти Людовика, предлагали издать закон о смертной казни для тех, кто пытается установить диктатуру, — это был и улар, нацеленный против монтаньяров, и еще одна интрига, рассчитанная на то, чтобы отвлечь внимание от вопроса о короле. Эти политические маневры оказались безуспешными. Более того, чем дальше, тем яснее становилось, что суд над королем, чье имя объединяло все реакционные силы, стал условием дальнейшего развития революции.
11 декабря король был доставлен в Конвент, где его допросили о найденных секретных документах. Людовик не нашел ничего лучше, как прибегнуть к жалким уверткам. Он то отрицал «неудобные» факты, то ссылался на плохую память, то сваливал вину на министров. Трудно было яснее разоблачить самого себя, убедить даже колеблющихся в справедливости выдвинутых против него обвинений.
Жирондисты активизировали свои попытки остановить руку народного возмездия. Суд над королем заслонил на время все другие сложные проблемы, выдвинулся в центр политической борьбы. Лагерь монтаньяров казался единым в решимости добиться осуждения короля. Но так ли это было в действительности? Знаменитый французский историк А. Матьез в начале XX в. опубликовал работы, в которых давался отрицательный ответ на этот вопрос. Матьез считал, что один из главных лидеров якобинцев, Дантон, вел двойную игру и что это повлияло на процесс Людовика XVI.
Однако независимо от оценки роли Дантона не подлежит сомнению, что предпринимались серьезные закулисные попытки спасти Людовика XVI и что реакция имела своих агентов в революционном лагере.
Все тайные и явные происки, направленные на то, чтобы предотвратить вынесение приговоров королю, потерпели неудачу. В обстановке крайнего народного возбуждения даже жирондисты должны были 14 января смириться с прекращением прений. На следующий день Конвент приступил к поименному голосованию по трем вопросам. На первый из них: «Виновен ли Людовик XVI?» — подавляющее большинство — 683 человека — ответило утвердительно.
Значительно большие споры вызвал второй вопрос: «Следует ли любое принятое решение передавать на обсуждение народа?» Большинством голосов Конвент отклонил попытку оттянуть решение вопроса о короле, передав его на референдум.
Главное сражение развернулось по третьему вопросу: «Какого наказания заслуживает Людовик?» Народное негодование, давление публики, заполнившей галереи для зрителей, заставили жирондистских лидеров отказаться от мысли прямо выступить против смертного приговора. Верньо, ранее рьяно защищавший короля, произнес свой вердикт: «Смерть». За ним последовали Бриссо, Луве и другие жирондисты, выступавшие за смертную казнь, но с отсрочкой — до принятия новой конституции. За смертную казнь без всяких условий голосовали 387 человек, за смертную казнь условно или за тюремное заключение — 334. Большинством в 53 голоса Людовик был приговорен к смерти. Но жирондисты все еще пытались спасти положение. Лишь после новых жарких прений 19 января Конвент постановил немедленно привести в исполнение смертный приговор. 21 января 1793 года Людовик XVI был казнен.
Казнь короля была важным этапом в развертывании революционного террора. Эффективным орудием его были внесудебные учреждения, особенно революционные армии в департаментах.
Среди судебных органов, осуществлявших террор, главная роль принадлежала парижскому Революционному трибуналу.
9 марта 1793 года для разбора судебных дел политического характера путем реорганизации Чрезвычайного уголовного трибунала, который начал действовать еще 17 августа 1792 года, почти сразу же после падения монархии, был образован новый судебный орган. Решения этого органа, получившего название Революционного трибунала, являлись окончательными; обвиняемые не имели права апелляции.
Более чем полтора века в исторической литературе и публицистике не прекращаются идейные споры вокруг оценки деятельности этого трибунала. Еще оппоненты И. Тэна, написавшего в конце XIX в. крайне тенденциозную и клеветническую историю Великой французской революции, подчеркивали: «Нельзя понять революционный террор, не представляя себе активности врагов якобинской Франции. Это все равно что на картине, изображающей двух схватившихся в смертельном поединке людей, замазать краской фигуру одного из бойцов. Оставшийся предстанет тогда в напряженной, неестественной позе, с налитыми кровью глазами, яростно пытаясь повалить наземь несуществующего врага». Либеральный историк А. Олар, который подверг критике такую концепцию террора, рассказывал, что в 80-х годах XIX в. была даже произведена попытка покушения на его жизнь за положительное отношение к французской революции.
Весной 1793 года жирондисты во время ожесточенной борьбы против «друга народа» Марата решили использовать в своих целях Революционный трибунал. Все началось с того, что 8 апреля секции Сент-Антуанского предместья обратились с петициями в Конвент, настаивая на предании суду Бриссо, Верньо, Барбару и других жирондистских депутатов. В ответ жирондисты 12 апреля потребовали суда над Маратом, которого обвиняли в призыве к расправе над рядом членов Конвента, в возбуждении продовольственных волнений и требовании голов изменников. Жирондисты воспользовались отсутствием 374 депутатов, направленных Конвентом в провинцию для выполнения важных заданий. В ночь на 14 апреля Конвент одобрил обвинительный акт против «друга народа». Марат, впрочем, и сам заявил, что не имеет ничего против суда над ним. Решение об аресте Марата тут же, в Конвенте, не было осуществлено: жандармы явно не хотели выполнить этот приказ. «Друг народа» сумел скрыться, но 22 апреля он добровольно отдался в руки властей. 24 апреля начался процесс Марата. Он выступил на нем грозным обличителем жирондистов. Общественный обвинитель (прокурор) Фукье-Тенвиль заявил, что, по его убеждению, Марат — верный друг народа. Марат был оправдан.