Зоопарк был построен по кольцевому принципу. В центре лагуна с бегемотом и песчаный пляжик. Здоровенный валун. На валуне мачта, поддерживающая центр пластикового купола.

Самого бегемота в лагуне видно не было, только из воды торчали мясистые ноздри. И глаза, кажется. Впрочем, может, это был просто отсвет.

Вокруг лагуны шла асфальтированная дорожка. По внешним сторонам дорожки располагался ряд вольеров с животными. От самой дорожки вольеры были отделены толстым стеклом с дырками в палец. Это для того, чтобы всякие негодяйчики не могли кормить животных несвежими продуктами.

Я начал обход.

Первым был вольер с надписью «Орангутан обыкновенный. Кличка Густав». Я потихоньку посвистел, вызывая обезьяну из домика, но Густав не вышел. Только буркнул что-то презрительное и швырнул в меня кожурой от банана.

Скотина.

Впрочем, что возьмешь с обезьяны?

Следующий вольер был с павлином. Павлин оказался в наличии, клички у него не было никакой. Он сидел на жердочке, свесив вниз отросший хвост. Кажется, дрых.

Рядом с павлином располагался большой аквариум с анакондой. Анаконды тоже не было видно – то ли на дне пряталась, то ли в коряжнике. Клички анаконде, по моим представлениям, не полагалось. Но у этой она была, змеюку звали Аля.

Насколько я помнил, рядом с анакондой должен был обитать престарелый бенгальский тигр. Но тигра я так и не увидел. Едва я подошел к его вольеру, как со стороны административного здания послышался свинячий визг. Будто поросенку как-то умудрились прижать его короткий хвостик.

Я подпрыгнул: вопль повторился. И в нем отчетливо угадывался голос Семафорова. Я побежал назад, к административному зданию.

На полпути погас свет. Видимо, наступило десять часов, и автоматика отключила лампы под куполом. И, в темноте пролетев мимо двери, я воткнулся в стену.

Это было очень больно. Особенно в области носа.

Вопль повторился в третий раз. И на этот раз я расслышал в нем что-то вроде «мамочка, не надо». Я нащупал дверь, проник внутрь и рванул вверх по лестнице.

В комнате разыгрывалась кровавая драма. Так всегда пишут в книжках – «разыгрывалась кровавая драма».

Перед журнальным столиком стоял Семафоров.

Он бешено тряс рукой.

На руке у него висела какая-то белая штука. Что-то похожее на мягкую игрушку. Семафоров пытался оторвать от себя эту самую игрушку, но у него ничего не получалось. По пальцам его текла кровь. И пахло кровью здорово. И забрызгано все было вокруг. Даже чучело утконоса оказалось забрызгано, отчего тот приобрел какой-то двусмысленный вид. Глупая добродушная морда – и вся в крови!

– Помоги! – завизжал Семафоров, увидев меня. – Она меня жрет!

– Кто жрет? – тупо спросил я.

– Свинка!

Только теперь я понял, что существо, вцепившееся в руку Семафорова, было морской свинкой. Свинка мотала головой, сучила тонкими ножками и издавала хлюпающие звуки. Судя по всему, она от души вцепилась в руку Семафорова и теперь собиралась оттяпать ее по самую семафоровскую голову.

– Помоги! – кричал Семафоров.

Он умолял спасти его бессмысленную жизнь. Умолял и голосом, и всем своим видом.

Я снова оглядел комнату отдыха. Бильярдный стол. Шары. Кии. Два сломаны, видимо, после вчерашней драки. Один цел.

Я взял целый кий и огрел им свинку. Прямо по голове.

Вообще-то я большой гуманист и животных не обижаю, даже люблю. К тому же я прекрасно понимал, что особого ущерба свинка Семафорову не нанесет. Только вот...

Только вот она вполне могла на самом деле заразить Семафорова каким-нибудь морско-свинячьим бешенством. А это уже было опасно.

И я стукнул свинку кием.

Свинка удержалась. После такого удара здоровый мужик, пожалуй бы, на ногах не устоял. А свинка устояла.

Вернее, увисела. Потому что на зубах...

– Ай, – сказал Семафоров.

Свинка все-таки разжала челюсти и обвалилась на пол.

Семафоров засунул покусанные пальцы в рот.

– Зря это ты так делаешь, – сказал я. – Может заражение быть. Бешенство. Потом будут тебе уколы в пузо делать...

Семафоров выдернул пальцы и побежал залечиваться в душ.

Я присел над свинкой.

Она была белая. Глаза красные. Альбинос. Довольно упитанная. Жирненькая – я бы даже сказал. Правда, ножки несколько длинноваты и тонковаты для такой тушки. Жутко это смотрелось... А так ничего особенного: кожа, шерсть, под шерстью толстый слой сала.

На шее свинки красовался тяжелый ошейник из стальной проволоки. Проволока была сплетена в виде клыкастых черепов каких-то животных.

И еще одна странная особенность. У свинки были слишком большие зубы.

Вообще-то я никогда не видел раньше морских свинок вблизи, но мне как-то представлялось, что зубы у таких вот свинок должны быть как у кроликов. Два торчащих наружу передних резца.

А у этой свинки были все зубы очень хорошо развиты. Как будто к изрядной тяжелой челюсти прицепили небольшое пушистое тельце.

И особенно были развиты верхние клыки. Мощные и перепачканные в крови Семафорова.

Я подумал, что, может быть, это какая-то редкая разновидность из Латинской Америки, что-то вроде королевской свинки.

Слишком уж свинка выглядела устрашающе и серьезно. Я бы такую свинку не стал дарить своим детям, это точно. Такую свинку на цепи надо держать. Кстати, может, как раз для того, чтобы сажать ее на цепь, и был предназначен ошейник с черепами.

«Может, это особая, боевая морская свинка из Перу?» – решил я...

Свинка-убийца, подумал я.

Тут появился Семафоров с густо перемотанной бинтами рукой. От него исходил запах йода, спирта и еще какой-то медицины.

– Чуть палец не отгрызла, – сообщил Семафоров. – Бультерьер настоящий...

– Я тебе говорил, чтобы ты коробку не открывал? Зачем полез?

– Посмотреть интересно было, – признался Семафоров. – К тому же я думал, что там на самом деле робот...

– Робот... – передразнил я. – Если ее в железную коробку поместили – ясно же, что лучше не проверять...

– А теперь что? Она сдохла?

Семафоров указал пальцем на труп животного.

– А ты бы, интересно, не сдох, если бы тебе по башке дубиной стукнули? Хотя ты, наверное, не сдох бы...

– Может, все-таки проверить?

Семафоров взял графин с соком и принялся поливать животное.

Признаков жизни свинка не выказывала.

Я отодвинул Семафорова, взял со стола кинжал для разрезания бумаги и ткнул свинку в бок. Она не пошевелилась. Тогда я просунул лезвие между зубами животного и поднял свинку на уровень глаз.

Свинка все равно не шевелилась.

– Сдохла, кажется, – сказал я. – Теперь ты, Семафоров, убийца. Живодеришко мелкий...

– Это же ты ее кием хлопнул!

– По твоему наущению, – отбрил я. – А она, может, тыщу баксов стоит, она, может, редкая. Будешь здесь три года бесплатно работать...

– Надо ее в этот ящик засунуть и в реку бросить, – занервничал Семафоров. – Будто и не было никогда...

Внезапно свинка открыла глаза. Резко. Зубы ее сошлись, впившись в нержавейку бумагореза.

Я дернулся и выпустил кинжал на пол.

Свинка и кинжал упали с громким железным звуком. Зверюга отшвырнула нож зубами и тут же вскочила на лапки.

Семафоров спрятался у меня за спиной.

– Жива, – прошептал он, – жива, зараза...

Свинка неожиданно легко, одним прыжком, заскочила на журнальный столик. Зашипела – пасть ее раздвинулась, и клыки безобразно выставились наружу.

Семафоров громко ойкнул, шагнул назад, зацепился за что-то и повалился на спину. Свинка спрыгнула на пол. Пасть ее была раззявлена, клыки двигались будто сами по себе. Ужасные клыки.

Семафоров сел.

Свинка оглядела комнату мутными красноватыми глазками.

– Такого не бывает... – снова сказал Семафоров.

Зверюга зашипела. И снова выпустила клыки.

– Что это? – спросил я.

– Не знаю...

– Что это за свинка?!

– Не знаю... Таких не бывает...

Тварь двинулась к нам. Медленным, каким-то даже осмысленным шагом.