– Мы уверены в успехе.

– Я тоже. – Дмитрий Федорович улыбнулся. – Иначе и быть не может: вся страна на нас работает…

«Наша техника рождалась в годы послевоенной раз­рухи, – писал ребятам В. И. Вознюк. – Каждый гвоздь, кирпич, кусок шифера были на счету. Но для нас вы­деляли все необходимое – ведь речь шла об обороне страны. Стране угрожали новой войной, капиталисты не предполагали, что советские ученые и специалисты смо­гут в очень короткое время создать ракетно-ядерное ору­жие. Вы родились в конце пятидесятых годов, ваше дет­ство и юность, к счастью, пришлись на мирное время, но его могло и не быть, если бы ваши отцы и деды, вы­стояв в страшной войне, не выиграли бы иные «сраже­ния» – на этот раз в соревновании за новейшую техни­ку – ракетную».

Первая ракета ушла легко, красиво. Чиркнула по небу как огненная стрела, только ее и видели.

Все выбежали из землянок, из машин, спрятанных в овражке. Начали поздравлять друг друга. Королев стоял чуть в сторонке. Его глаза были полны слез. Воз­нюк подошел к конструктору: «С днем рождения, Сер­гей Павлович!»

– Спасибо, – Королев обнял генерала, – такие дела, Василий Иванович, начинаем, такие дела…

Было уже пять, на востоке темнота чуть расступа­лась, но ночь пока царила над степью. Мы стояли у памятника, угадывая его очертания, потому что и Сте­пан Царев, и я видели его много раз.

Он предложил остановиться на несколько минут. Молча вышел из машины, жестом позвал за собой.

– Подождем, сейчас она будет взлетать, – потом объяснил он, – я еще раз хочу взглянуть…

Мы торопились на стартовую, уходила очередная ра­кета, и пуск был назначен на шесть двадцать, а от па­мятника до наблюдательного пункта добрых полсотни километров.

– Успеем, – успокоил Царев и вновь замолчал. Я понял, что сегодняшняя остановка у памятника свя­зана со вчерашним вечером. Сначала мы были дома у Царева, потом вышли на улицу. Степан Авксентьевич все рассказывал о тех днях, что давно уже ушли, а в нем живут, словно не властно над ними время.

С нами был еще Борис, сын Степана Авксентьевича. Он работает здесь же, на полигоне. Есть такая служба точного времени, и младший Царев следит, чтобы «се­кунды не торопились и не отставали, потому что в нашем деле точность прежде всего». Так он выразился, и отец поддержал сына: «Пожалуй, он прав. Секунды в жизни ракетчика подчас стоят многих лет…» И он вновь загово­рил неторопливо, размышляя о прожитом.

– Борис родился 12 апреля, так что этот день для нас праздник вдвойне. Так уж случилось… Да и живет сейчас на улице Королева. На улице Сергея Павлови­ча… А я привыкнуть не могу: «памятники», «улицы», «музеи»… Не могу… Он ведь для нас всегда живой… И молодой. В 47-м ему было сорок лет… Это на портре­тах Сергей Павлович суровым кажется, даже строгим, а для меня остался в потертой кожаной куртке, спокой­ный, мягкий, никогда не повышающий голоса… Неприят­ность однажды у меня вышла: ударило в лицо, кровь из щеки хлынула, думали, что глаза лишился. Королев на своей машине отправил в больницу, а вечером сам за­ехал… А ведь я рядовым техником был, он же – Глав­ным конструктором. Мы тогда новые ракеты испытыва­ли, собачек к полетам готовили… Добрым был Сергей Павлович, потому что в большом деле нельзя быть иным – люди тянутся к тому, кто во главе, примеряют себя по нему. А для нас, юнцов, Королев примером стал: тяжесть на его плечах огромная да и ответственность выше некуда. А он словно не замечает этого, в каждую мелочь вникает, всегда найдет время, чтобы выслушать, поспорить, более того – поучиться… Да и в наши «мон­тажные мастерские» приезжал в любое время суток, мы ни выходных, ни сменной работы не знали… И еще: зажигать людей умел делом, не случайно большин­ство из тех, кто на самом первом этапе начал с ракета­ми работать, так и прикипели к новому делу на всю жизнь.

Мы шли с Царевым по центральной улице городка, над нами шумели деревья, сквозь ветви которых прогля­дывали корпуса современных домов, магазинов, кафе, кинотеатра.

– Здесь ничего не было, – заметил Царев, – мер­твая степь, а каждое дерево как ребенка выхаживали. Но я не об этих трудностях говорю, не о быте, об ис­пытаниях иных. …Ну как их назвать?.. Испытания на творчество, на новые идеи – все это неточно, определе­ние найти трудно. Ракетной техники не было, не суще­ствовало, те опыты, что велись в довоенные годы, лишь давали общее направление, а нужно было из множества путей найти тот единственный, который принесет успех. Это теперь я отчетливо понимаю, а тогда только дога­дывался, что те люди, стоящие рядом с Королевым и чьи имена навечно выбиты на памятнике первой ракете, идут в неизведанное. Одного мужества и стойкости ма­ло, нужен огромный талант. И конструкторский и орга­низаторский. Приближался космический век человече­ства; чтобы открывать его, нужны были такие люди, как Королев.

Первый пуск прошел удачно.

Новый старт. Ракета взрывается.

Пуск! Опять неудача…

На стартовой площадке еще один экземпляр ракеты. Она взмывает ввысь, точно ложится на курс и попадает в расчетный район.

Но Сергей Павлович мрачен. В своем вагончике, как обычно, к вечеру он собирает ближайших соратников, друзей. Пьют «пустой» чай, размышляют о будущем.

– Нужен новый носитель, – говорит Королев, – у этого нет будущего… Как считаете?

Разговор шел бурный, много спорили, не всегда со­глашались друг с другом.

Нет, тогда еще речь не шла о космосе. Для обороны страны нужна была ракетная техника. И тем не менее в зти трудные годы началось исследование космоса в научных, мирных целях. Были созданы ракеты, которые называли «академическими». Председателем комиссии по их испытаниям был Анатолий Аркадьевич Благонравов.

Академик Благонравов в 1968 году возглавлял со­ветскую делегацию на Конференции ООН по мирному использованию космического пространства. В своем вы­ступлении Анатолий Аркадьевич сказал:

– Я со всей ответственностью заявляю участникам конференции, что в Советском Союзе с первых шагов ракетная техника ставилась на службу человеку. В каж­дом эксперименте, не только космическом, мы четко представляли, насколько важны и нужны данные о верхней атмосфере Земли. И уже с запуска первой гео­физической ракеты в 1949 году такие исследования по­зволили получить ценнейшие результаты.

В тот вечер мы гуляли с ученым по Вене, по ее знаменитым паркам. Естественно, разговор зашел и о самых первых шагах к космосу.

– Я вспоминаю это время с удовольствием, – гово­рил академик, – небывалый энтузиазм был у каждого участника – и у тех, кто готовил ракету, и у тех, кто «начинял» контейнер различными приборами. Трудно­сти невероятные: каждый раз мы сталкивались с чем-то новым, а опыта не было. Но именно в те годы рожда­лись и принципы исследований, и аппаратура, которая спустя семь лет начала работать на спутниках Земли.

– А о полете человека мечтали? – спросил я.

– Это казалось таким далеким, более того – несбы­точным, что даже Сергей Павлович не говорил о нем… Впрочем, один случай показал, насколько далеко мог Королев предвидеть развитие ракетной техники…

Лауреат Государственной премии СССР А. И. Нестеренко пишет: «В 1946 году формировался один из на­учно-исследовательских институтов ракетного профи­ля… В этот период группа ракетчиков во главе с М. К. Тихонравовым работала над проектом полета в космос на ракете (без выхода на орбиту вокруг Земли). Было известно, что эта группа со своим проектом ВР-190 обращалась в ряд организаций, но не получила под­держки… Для практического осуществления проекта ВР-190 группа проделала большую исследовательскую работу по обоснованию возможности надежного спуска человека с высоты 190—200 км при помощи специальна оборудованной высотной кабины, впоследствии назван­ной «ракетным зондом».

Делегация из института пришла к Благонравову. Он внимательно выслушал ученых, проконсультировал­ся со своими коллегами и ответил: