И тут неожиданно развезся ад. Позади нас с лесного балдахина спрыгнули три кошачьих зверюги и кровожадно помчались к нам.

Я бросила свое копье и поразила одну из них в плечо, но от сильного броска не удержалась на ногах сама. Бренда прикончила беснующееся животное хорошо нацеленным броском. Две остальные зверюги умерили свой пыл и осторожно крались по кругу на должном расстоянии. Они уклонялись от наших копий, и я крикнула остальным, чтобы они были поэкономнее с копьями.

Мы с Брендой вытащили свои копья и вместе с Габриэлем и Мартином напали на зверей и прижали их копьями к земле. За несколько мгновений мы все двенадцать образовали вокруг зверей круг, и мне вдруг вспомнилась старая английская поговорка, где речь шла о тигре, которого схватили за хвост. Звери были вдвое меньше человека, но состояли, казалось, только из мышц и зубов. Они рычали, пытались цапнуть, мотая головами туда-сюда, а из пастей текла слюна.

— Давай, Габ! — рявкнула я. Он был лучшим метателем и бросил свое копье в ближайшую кошку. Копье глубоко вошло в ее бок, она опрокинулась, жалобно взвизгивая и суча лапами в воздухе. Другой зверь увидел свой шанс и прыгнул прямо на Габа, который инстинктивно пригнулся. Зверь прыгнул ему на спину, а потом в безопасность густого лиственного покрова деревьев. Шесть или семь копий без всякого результата с треском воткнулись в землю позади него.

Под каждой лопаткой Габриэля остались по четыре раны от кошачьих когтей. Бренда тщательно их промыла, но отказалась от какой-либо импровизированной повязки из листьев и волокон. Просто держать в чистоте это всегда было хорошим советом.

Мы содрали с обоих кошек шкуры, выпотрошили туши и для пробы нарезали мясо на длинные и узкие полосы, чтобы подвялить. Старый пень давал для этого хороший огонь.

Когда стемнело, мы разожгли рядом новый, яркий костер.

Я составила список ночных вахт, каждая вахта была из трех человек и длилась три часа, пока остальные спали, но все равно никто из нас не спал слишком спокойно. Я почти уверена, что сквозь треск костра слышала, как что-то беспокойно бродило по лесу. Если кошки еще находились поблизости, то им, очевидно, не хватало храбрости напасть на нас.

Во время моей вахты на краю поляны показалась стая животных размером с собаку, с большими глазами, и начала лакомиться кошачьими потрохами. Мы бросали в них палки, но они только поглядывали на нас и исчезли не раньше, чем насытились.

Что же касается моих оценок, то нам нужно преодолеть еще около тридцати километров дремучего леса, прежде чем местность перейдет в волнообразный холмистый луг. Все были за то, чтобы попытаться проделать весь этот путь за один переход. Не было никакой уверенности, что нам еще раз попадется поляна, и никто не хотел провести ночь под крышей из листьев.

Итак, мы завернули завяленное мясо в затвердевшую кошачью шкуру и двинулись на юг.

По мере того, как мы двигались вдоль реки, менялся облик деревьев; баньян уступил место, наконец, различным видам более мелких деревьев… проклятье!

Двое этих!

Я была не очень внимательна; я все еще горевала о Милабе… на самом деле я горевала о себе, так как совершила убийство. В моей жизни уже случалось, что умирали мои пациенты; но то чувство даже отдаленно несравнимо с этим. Его глаза, когда я тянула кремень через его горло… они посветлели от боли, а потом резко замутились.

Прошло около часа после того, как мы покинули пещеру; наш путь шел вниз по северному склону, когда Мария, шедшая впереди, вдруг упала на землю и жестами приказала нам сделать то же. Мы продолжили свой путь на четвереньках.

Впереди нас на тропе сидели двое взрослых плати — спиной к нам — и спокойно беседовали за едой. Они были вооружены копьями, топорами с широкими лезвиями и ножами. Я сомневаюсь, что мы вшестером смогли бы устоять в открытом бою хотя бы с одним из них.

Мария пристально смотрела на них и, вероятно, подозревала засаду; потом она жестами приказала нам отойти назад. Я много раз оглядывалась через плечо, и каждый тихий шорох разбухал в моем сознании и воображении до ужасной громкости, и я каждое мгновение ожидала, что эти два гигантских звероподобных создания нападут на нас сзади. Но звуки, производимые ими во время еды, должно быть, перекрывали ничтожный шум нашего отступления.

Мы, крадучись, вернулись назад на несколько сот метров, к развилке тропы, и двинулись вперед по другой, почти параллельной тропе, стараясь как можно меньше шуметь.

Легкий бриз дул нам в спину; мы намеревались миновать плати — пока ветер с их стороны — до того, как они закончат есть. Мы прошли мимо них так близко, что слышали их разговор; но самих не видели.

Примерно через километр тропа исчезла, и нам пришлось ощупью спускаться по крутому склону; при этом невозможно было совершенно избежать шума — из-под нас обрывались камни, выраставшие в небольшие грохочущие лавины. Мы едва успели удалиться на несколько метров от начала крутой стены, как над нашими головами появились оба плати.

Они коротко и в полный голос обсудили ситуацию — причем пользовались охотничьими идиомами, выучить которые ни одному из нас не было позволено потом отложили в сторону свое оружие и взяли в руки камни.

Когда я увидела это, то прокатилась последний отрезок пути до долины, готовая скорее унести несколько ссадин, чем стать слишком соблазнительной целью. Остальные в основном поступали так же.

Один из камней скользнул по голове Херба, и он свалился, как срубленное дерево. Я подбежала к нему, боясь, что он без сознания. Но Габ успел раньше; он сурово поднял Херба на ноги, и я увидела, что тот оглушен, но в сознании. Мы схватили его под руки и быстро потащили прочь; наш маршрут получился зигзагообразным, так как Габ постоянно шипел: «влево» или «вправо», чтобы в нас труднее было попасть. Я все же получила прямое попадание в ягодицу, и меня сбило с ног. Некоторое время мне трудно было сидеть, но в настоящий момент это было незначительной мелочью.

На наше счастье плати не взяли с собой веревок, как обычно делают во время охоты в горах. Они очень неуклюжие скалолазы (хотя благодаря своим длинным рукам могли очень быстро подниматься по крутым склонам). Один из них попытался спуститься вслед за нами по скальной стене, но после того, как поскользнулся почти роковым образом, оставил свое намерение и снова влез наверх.

Мы были очень рады нашему неожиданному преимуществу. Теперь, чтобы преследовать нас, плати пришлось бы сделать крюк в несколько километров, а мы могли быстрее спускаться с гор. Можно было предполагать, что они решат вернуться к главной группе, чтобы проинформировать ее о нашем местонахождении и всем вместе накрыть нас в кустарниках. На ровном месте они легко нас догонят, как только учуют.

Мария, ксенолог до мозга костей, заметила, какой удачей мы должны считать то, что они не знали способа передачи сообщений барабанным боем. Весьма странно, так как они использовали множество ударных инструментов в музыке и танцах.

И что это была за музыка, что за танцы! Они казались такими человеческими.

Единственный шанс выжить, казалось, был в попытке запутать их, разделив нашу группу. Мария, задыхаясь, изложила нам этот план во время поспешного спуска по склону. Как только мы доберемся до долины и сориентируемся по реке, вдоль которой шли сюда, мы пойдем по шести различным направлениям, чтобы тремя днями позже снова встретиться там, где река впадает в озеро, а оттуда — при наступлении ночи и сколько бы нас к тому времени там ни собралось — должны будем перебраться на ближайший остров. Даже при высоком уровне воды большую часть расстояния можно будет покрыть вброд.

Я сказала, что лучше образовать три пары, чем отправить всех шестерых поодиночке, но Мария авторитетно заявила, что даже вдвоем у нас очень мало шансов выстоять против одного вооруженного плати, не больше, чем у одного — в обоих случаях единственным способом убить его была только хитрость. То есть, убийство. Я дала ей понять, что неспособна на это, но она только кивнула. Вероятно, она подумала, что еще несколько дней назад могла бы сказать то же самое и о себе.