Волчий лорд поднял рог, стиснутый в корявых, усыпанных перстнями пальцах.
— Хейлир, Фенрика! — прорычал он, и отзвуки его голоса прокатились над каменными плитами, словно первые всполохи лесного пожара. — Мир вам у этого очага.
Отвечая на его приветствие, древнее, как кости Фенриса, все гости подняли рога в честь своего военачальника.
— Мы собирались здесь, под горой, еще когда Огвай был ярлом, — продолжил Эска, — после побед или поражений, чтобы пустить кровь новичкам и проверить, живы ли наши Длинные Клыки[19].
По залу прокатился грубый смех.
— Но сегодня первая ночь новой эпохи. Когти, что становятся сейчас частью Стаи, — первые, кому неизвестно о прежних временах.
— Все остальные здесь вступали в легион. Они вступают в орден. Они — наше будущее. — Посмотрев в сторону стола молодых воинов, Разбитая Губа остановил тяжелый взгляд на Хальдоре. — Храни нас Всеотец.
Пара Клыков выдержал его взор, даже не осознавая, как непросто встречаться глазами с тем, кто сражался так долго и так безжалостно против врага, который спустя столько лет после решающего поражения все еще оставался где-то рядом, будто тень на краю света костра.
Эска вытащил свой клинок — огромный широколезвый меч с резьбой в виде драконьей шеи, змеящейся вдоль зазубренного края. Он наклонил оружие острием к Когтям, салютуя.
— Враг вернется, — проворчал ярл низким голосом, похожим на скрежет по крепкой шкуре. — Бейтесь с ним. Душите его. Повергайте его. Для этого мы изменили вас.
Воины роты поднялись на ноги, отталкивая массивные деревянные подносы и хватая цепные клинки, топоры, двуручные мечи, булавы. Они воздели орудия убийства, тени которых пали на лица новобранцев.
— Вы пришли сюда к моему очагу, — добавил Эска, растянув изъязвленные губы в клыкастой гримасе или, возможно, улыбке. — Теперь он ваш. Защищайте его, не жалея жизни.
Тогда все гости громко вскричали, и от их неистового рева задрожали камни и языки пламени:
— Влка Фенрика!
Не раздумывая ни секунды, Хальдор поднял свой топор. Бойцы его стаи тоже пришли с оружием и теперь с сухим шорохом вытаскивали клинки из ножен.
— Фенрис!
Рычали уже все фенрисийцы, призывая духов войны и ярости; их гнев подпитывали огромные порции мьода, пьянящего даже генетически улучшенных людей. Огонь в железных клетках жаровен словно бы запылал ярче, оттесняя вечный сумрак Горы.
Пара Клыков ревел вместе со всеми:
— Фенрис хъольда!
Крики множества гостей отражались от высокого потолка чертога. Длинные Клыки и Кровавые Когти, Серые Охотники и волчьи гвардейцы, старые и молодые воины хором издавали боевые кличи в свете пламени. Общий вой связывал их, как стаи волков в глуши за стенами Клыка.
Затем громогласный рев сменился жестким, гортанным хохотом бойцов. Отложив оружие, гости вновь потянулись за рогами. Браннак, подойдя с важным видом к столу Когтей, принялся густым, невнятным от мьода басом рассказывать былины, которые могли тянуться до глубокой ночи. Пришло время седых воителей — саг и старинных легенд о давних битвах в волнах звездного моря. Любой пир заканчивался тем, что ярлы и скальды вспоминали былое. Их память заменяла Фенрису исторические архивы.
Эска по-прежнему не сводил глаз с Хальдора. Сам Кровавый Коготь отвел взгляд от высокого стола, как только стихли последние боевые кличи, — ему неожиданно стало не по себе. Он резко встал с лавки, сбросив на пол подносы с сырым мясом.
Эйрик посмотрел на него суженными от веселья глазами.
Выпивка слишком крепкая, брат? — спросил он, жуя перемазанным ртом.
Пара Клыков сплюнул на пол. Он был в порядке. Более чем в порядке: жизненная сила бурлила в нем, мышцы пылали в предвкушении скорой проверки в настоящем бою.
Но в голове звучали слова Разбитой Губы:
«Они — наше будущее».
— Слушай рассказы старика, — ответил Хальдор и взял опустевший рог. — Я пить хочу.
Он зашагал прочь. Волчий жрец у стола продолжал напыщенно декламировать:
— И раскололись небеса, и треснул лед, и Всеотец явился на Фенрис, и Русс, препоясавшись для битвы, вышел навстречу Ему, и сразились они, и земля обратилась в пустошь, и звезды погасли от страха…
Проталкиваясь через толпу, Пара Клыков направился к дальним вратам зала, где стояли широкие чаны с подогретым мьодом, густым и вязким, как неочищенный прометий. Подходя к ним, юноша услышал слабые вздохи ветра из открытого арочного прохода. За порогом начинались пустые извилистые коридоры, холодные и неосвещенные, что спускались к самому сердцу Горы. Хальдор взглянул во тьму, и она взглянула на него в ответ.
Обернувшись, воин посмотрел на празднующих боевых братьев. Между великанами ловко и бесшумно сновали трэллы[20], поднося топливо для пирушки.
Теперь это был его мир. Очаг, который ему предстояло защищать.
Пара Клыков скользнул под ближайшую арку. Пока он шел по коридору, температура быстро понижалась. Вскоре стало так же холодно, как в студеном аду снаружи, и отблески углей погасли вдали.
Хальдор прижался к неподатливому камню, грубо обтесанному и покрытому коркой льда. Он глубоко вздохнул, наслаждаясь обжигающим морозным воздухом. Темнота — черно-синяя, злопамятная — давила на него, точно как в лесах Асахейма.
Юноша побежал дальше вниз, вприпрыжку, как когда-то. Пока он не знал всех переходов внутри Горы, но, возможно, их не изучил ни один Небесный Воин, ведь цитадель всегда стояла почти пустой. Основные силы ордена постоянно участвовали в кампаниях и возвращались на родину только для пиров или советов. Кроме того, Клык был рассчитан на легион.
Когда Хальдор спустился еще глубже, отзвуки смертных голосов полностью смолкли. Их место заняли почти неуловимые шумы подземного мира. Непрерывные потрескивания льда казались щелчками хрона во тьме. Над заглубленными силовыми кабелями собиралась талая вода, которая стекала по неровным стенам и замерзала вновь, образуя спиральные узоры. Из громадных шахт доносилось неразборчивое ворчание мощных реакторов, о которых заботились железные жрецы, и неясный грохот кузниц, где беспрестанно ковали оружие для ордена. Там же, если верить слухам, находились затерянные чертоги, в которых спали старейшие из воинов. Их сердца были скованы льдом, мысли застыли в стазисе грез.
К тому времени Пара Клыков уже не понимал, куда и зачем он идет, только чувствовал, что ему хорошо среди теней. Сейчас он не желал ни согревать кровь у огня, ни набивать брюхо мясом. После изменений его организм спокойно переносил жуткий мороз, прежде смертельный, и юноша радовался этому.
Затем фенрисиец замер, волосы у него на руках встали дыбом. Беззвучным молниеносным движением он обхватил рукоять топора, висящего на поясе.
Коридор перед ним, такой же темный и пустой, как все остальные, шел слегка вверх и заворачивал влево. Прищурившись, воин всмотрелся в плотный мрак, однако ничего не разглядел.
Тем не менее он ощутил присутствие чего-то невидимого — вероятно, по феромонам или остаточному запаху. Хальдор пригнулся и медленно двинулся вперед, держа топор свободным хватом. Каждый знал, что туннели в Клыке полны опасностей. Юноша вдруг осознал с болезненной ясностью, насколько шумная у него броня. Без доспеха его было бы намного сложнее заметить.
Свернув за угол, Пара Клыков почувствовал по ветерку, что коридор расширился, но тьма осталась непроницаемой. Он слышал, как нечто дышит в тенях, тихо и по-звериному глухо, но не мог распознать источник звука. Присев, воин сместил хват на рукояти и приготовился к рывку.
Миг спустя из мрака донесся голос, более низкий, чем рык любого хищника, словно бы промерзший от долгой жизни:
— Положи топор, парень.
Хальдор тут же исполнил приказ, принужденный к повиновению древними законами, записанными в его генах. Пелена темноты как будто раздвинулась, и над юношей навис гигант, вышедший из сумрачных недр Клыка. На секунду воину показалось, что перед ним оживший кошмар древних людей — демон из окутанного тьмою леса, увенчанный ветвями, с руками, подобными старым древесным корням, и глазами синими, словно морской лед.