И до, и после этого случая была масса других. И теперь, наверное, стоило спросить, почему директор так тактично и незаметно выделял её из всех воспитанников. Почему не наказывал за драки, за неприкрытое хамство, за дерзость и непослушание. Никогда не наказывал…

— Почему ты так добр ко мне? — тихо спросила Лера.

Директор молчал, он только сильнее прижал к себе девушку, будто опасаясь, что она убежит или исчезнет. Его шершавая ладонь бережно погладила её по щеке. После томительной паузы Вениамин шепотом, с глубокой щемящей нежностью проговорил:

— Я люблю тебя, маленький неугомонный шмелик. К чему все эти вопросы?

Девушка испытала жгучую, чудовищную потребность его поцеловать. Так же, как тогда, в спальне, залитой восходящим солнцем. Тогда после кошмарной ночи, полной смертей, наступило самое незабываемое, самое волшебное в жизни Леры утро.

Сквозняк, ворвавшийся в распахнутую без стука дверь, жадным языком слизнул свечные огоньки и игриво скинул со стола бумаги. На пороге стоял запыхавшийся Виталик.

— Что? — обреченно спросил директор, поднимаясь из кресла и усаживая вместо себя Леру.

— Там драка внизу, — доложился Зэк.

Так и не решившийся ступить во тьму кабинета парень мялся в освещенном коридоре. На его лице красовался кровоподтек, а губы были разбиты.

— Так разберись! — потихоньку зверея, приказал Вениамин.

Виталик широким жестом стер кровь с лица и немного смущенно бросил:

— Я и разобрался. Лежат не шевелятся, не знаю, скорую вызывать или труповозку.

— Сейчас я тебе такую труповозку устрою! — процедил сквозь зубы директор. — Бегом за врачом в кабинет и позвони Борису, я через пару минут спущусь.

Получивший четкие распоряжения Зэк подорвался с места, не забыв, впрочем, закрыть за собой дверь.

— Зверинец, — пробормотал Вениамин, включая свет. — Посиди тут, пожалуйста, разберусь внизу, съездим за Алиной, а заодно твоему Олегу головоломку решим.

— Беспокоишься за неё? — спросила Лера.

От этой мысли её тело закололо изнутри, а сердце сжала ледяная лапа ревности, готовая раздавить все в один момент.

— Конечно, я беспокоюсь за всех своих воспитанников, — лишенным эмоций голосом произнес мужчина, выходя в коридор.

Лера осталась в кабинете одна. На столе лежала недособранная шкатулка. По полу, подгоняемые легким сквознячком, пробравшимся из-под двери, шуршали бумаги.

Девушка со вздохом вылезла из теплого кресла и принялась собирать документы. Изнутри грызло неприятное чувство собственной неосведомленности. На многие вопросы срочно требовались ответы. Только вряд ли Вениамин будет честен.

Закончив наводить порядок, Лера снова устроилась в кресле, взяв в руки головоломку. О чем-то она забыла, это тревожило и не давало покоя. Так происходит всегда, когда упущено что-то важное.

Почти час девушка, погруженная в собственные мысли, перещелкивала металлические пластинки. В конце концов рисунок на крыше образовал черный крест, и механизм с тихим щелчком открылся. С замиранием сердца Лера заглянула в чудесный ларец, ожидая увидеть там как минимум что-нибудь необыкновенное. Но внутри на бархатной подложке лежала обычная, пусть и очень красивая ручка.

От нечего делать девушка принялась изучать внутреннее устройство шкатулки и почти сразу наткнулась на аккуратную гравировку:

«Не пиши в своем дневнике лишнего».

Дневник! То, о чем говорил избитый и измученный Вениамин, привязанный к стулу в огромном зале старого завода. События этой ночи так быстро смазались и перемешались в Лерином сознании, что эта деталь просто вылетела из головы.

Что ж, директор сам был не против, чтобы Лера прочла этот дневник. Он тут, где-то в столе, надо просто хорошенько поискать…

Дневник

Девушка как ужаленная соскочила с кресла. Старинный стол из цельного древесного массива хранил самые заветные тайны директора. Секреты, в которые ей так не терпелось заглянуть.

Ящики не порадовали ничем интересным. Бумаги, счета, телефонная книга, канцелярия… пистолет и прочий необходимый в работе хлам.

С видом знатока простучав столешницу и отбив об неё костяшки пальцев, Лера пришла к выводу, что искать тайники и пустоты на слух хорошо только в книгах. Оставив бесплодные попытки, она подошла с другой стороны, ощупав каждый миллиметр дерева под столом. Но и тут её ждало разочарование. В гладком монолите досок не было ни выщерблин, ни выступов.

Энтузиазм, бивший ключом первые несколько минут, быстро иссяк, и девушка огорченно присела на ковер. Даже если в столе и есть тайник, найти она его сможет, только поработав топором. От обиды хотелось расплакаться, ведь тайна была где-то близко.

Лера чувствовала себя обманутым ребенком, которому пообещали большую сладкую конфету, но дали вместо неё пустой фантик.

Хорошенько все обдумав, она решила, что в какой-то мере стоит радоваться своей неудаче. Ведь неизвестно, как после такого поступка смотреть директору в глаза.

Утешившись этой мыслью, девушка поднялась на ноги, мельком бросив взгляд на глухую боковину стола, поверхность которой покрывал выступающий геометрический орнамент, так неприятно впивающийся в позвоночник все то время, пока Лера опиралась на него спиной.

Ответ лежал на поверхности, его просто надо было увидеть! Деревянные фигуры двигались по тому же принципу, что и пластины на головоломке. Просто для того чтобы получить крест, пришлось передвинуть всего две части. В столе что-то щелкнуло, и снизу выехал широкий ящик, глубиной не превышающий пяти сантиметров.

Восхищенно присвистнув, Лера устроилась в кресле, неспешно изучая содержимое тайника. Тут не было никакого оружия. Просто кипа не подшитых бумаг и пухлая растрепанная папка.

Затаив дыхание, девушка бережно, как хрустальный, достала дневник. Противоречивые чувства захлестывали с головой. Любопытство требовало немедленно вчитаться в пожелтевшие страницы, плюнув на мораль. Голос разума на коленях умолял убрать обратно хранилище чужих печалей и радостей.

Кроме этого дневника никто не смог бы рассказать историю директора по главам, в мельчайших подробностях. Понимая, что совершает, вероятно самый необдуманный поступок в своей жизни, Лера открыла первую страницу.

«Не сдаться обстоятельствам,

Не льстить, не угождать,

Не ползать на коленях,

Пусть будут угрожать!

Терпеть любые раны

И больно бить в отместку,

Другого поведения

Навек мне неизвестно!»

Витиеватая надпись на обложке. Стихотворение, уже много лет известное Лере. Похоже, сегодня, сама того не желая, она установила авторство…

Сердце заколотилось еще быстрее, а ладони мгновенно вспотели. Неужели это стихотворение принадлежит Вениамину? Человеку, который стал большим начальником и, как думала Лера, никогда в жизни ни перед кем не унижался и всегда поступал по совести?!

Читать дальше не хотелось. Но глаза сами впились в ровные, написанные каллиграфическим почерком строчки.

Страница за страницей, чужие горести, желания, чужая жизнь.

«Три недели я провел в лазарете. Как же больно заживают сломанные ребра. Но я точно знаю, оно того стоило!»

Он вырос в приюте. В этом самом детском доме провел всю свою жизнь. И его судьба так походила на Лерину…

«Сегодня вправляли свернутый на сторону нос. Я потерял сознание от боли. Это стыдно и не по-мужски.»

От некоторых строчек девушку бросало в холодный пот, а в ушах начинало шуметь.

«Когда-нибудь я задушу директора своими руками. За Софьюшку, за Вику, за Татьяну, за всех тех, чьи жизни он сломал и еще сломает!»

Желтые тетрадные листы были бережно подшиты и собирали в себе одну историю. Вениамин рисовал, и тут хранились портреты его друзей. Он дрался, и некоторые страницы пятнали капли крови. Он побеждал, о чем свидетельствовали газетные вырезки.