Плевать на антипатию, плевать, выходит она за пределы разумного или нет. Брет хотел знать, где был Саймон Эшби, когда его брат бросился с обрыва.

В четверг ожидали мистера Сэндела, который собирался переночевать в Лачете и уехать в Лондон в пятницу после обеда.

В четверг утром Беатриса объявила, что собирается в Вестовер купить чего-нибудь вкусненького для мистера Сэндела. А чем хочет заняться Брет?

— Можно поехать с тобой поглядеть, каким стал Вестовер?

— Конечно, — ответила Беатриса, — я буду рада, если ты составишь компанию».

— Заедем в Клере на почту и покажем тебя миссис Глум. Будет одним рукопожатием меньше после воскресной службы.

Они действительно остановились возле почты и предъявили Брета миссис Глум, которая с упоением ахала по поводу его драматического воскрешения. Потом они весело посмеялись над ее страстью к трагедии.

— Люди, которые не умеют петь, чувствуют себя ущербными, — изрекала Беатриса.

Брет на секунду задумался, потом выдал тезис, так же мало относящийся к теме разговора:

— Самая высокая гора в Англии — Бен Невис.

Беатриса рассмеялась.

— Просто мне хочется громко запеть, а у меня вместо пения получается воронье карканье. А ты умеешь петь?

— Нет, я тоже каркаю. Может, скаркаем вместе?

— Боюсь, что в городской черте каркать запрещено. Сейчас везде навешаны объявления со всевозможными запретами. Да вон, пожалуйста!

Она показала на предупредительную надпись на стене большого здания:

«Больница! Просьба не подавать звуковых сигналов!»

Брет взглянул на больницу, стоявшую на склоне холма над городом, и заметил:

— Какое красивое здание — совсем не похоже на больницу.

— Да, обычно больница наводит страх одним своим видом. Жаль только, что городские власти допустили вот это.

И Беатриса кивнула на ряд дешевых лавчонок по другую сторону дороги. У некоторых был совсем непотребный вид. Обшарпанные закусочные, сапожная мастерская, прокат велосипедов, лавочка, торгующая венками и крестами, лавочка-конкурент, торгующая цветами, овощная лавчонка и какие-то непонятные конторы с замазанными наполовину окнами, на которых были наклеены объявления.

Дорога шла под уклон к городу, и эта жалкая торговая улочка заканчивала собой бедный район пригорода. Дальше начинался сам Вестовер — чистый, прибранный, сверкающий в отраженном блеске моря.

Заехав на автомобильную стоянку, Беатриса сказала Брету:

— Тебе незачем таскаться за мной по рыбным магазинам: мистер Сэндел обожает разные «дары моря». Иди погуляй по городу, а без четверти час приходи в «Ангел», там пообедаем.

Брет пошел к выходу, но тут Беатриса окликнула его:

— Я забыла спросить, а деньги у тебя есть? Могу ссудить несколько фунтов.

— Спасибо, не надо. Я еще не истратил то, что мне выдали «Коссет, Тринг и…» кто там еще?

Сначала он направился на пристань посмотреть на то место, где о, восемь лет назад якобы пробрался на корабль. Гавань кишела рыбацкими лодками и каботажными судами. В ярком солнечном свете и блеске волн все это выглядело очень красиво. Брет облокотился о теплую каменную стенку пирса и задумался. Здесь сидел Алекс Лодинг и рисовал «старое корыто» в последний день жизни Патрика Эшби. А вон там вдали виднеется утес, с которого Патрик бросился в море.

Брет оттолкнулся от стенки и пошел искать редакцию «Вестовер таймс». Он нашел ее не сразу: хотя каждый житель Вестовера читал местную газету, никто понятия не имел, где находится ее редакция. Она помещалась в маленьком старом домике совсем близко от пристани. Домик стоял на узкой улочке, все еще мощенной булыжником. Дверь была такой низкой, что Брет, входя, невольно пригнулся. После яркого солнца на улице казалось, что в прихожей совсем темно. Однако из темноты раздался мальчишеский голос, очевидно, принадлежавший подростку-курьеру:

— Что вам угодно, сэр?

Брет сказал, что ему нужен мистер Макаллан. Голос ответил, что мистера Макаллана нет на месте.

— А где его можно найти?

— Четвертый столик слева на втором этаже «Синей птицы».

— Очень точный адрес.

— Да уж так. В это время дня он всегда там.

Кафе «Синяя птица» было за углом. Оно глядело окнами на море. Мистер Макаллан действительно сидел за четвертым столиком слева на втором этаже, возле окна в дальнем углу. Перед ним стояла недопитая чашка кофе, и он хмуро смотрел на освещенную солнцем набережную. Однако он дружески приветствовал Брета и пододвинул ему стул.

— Кажется, моя история не принесла вам лавров, — сказал Брет.

— Наверно, я попаду на первую страницу «Клариона», только если меня самого засунут в сундук.

— В сундук?

— В расчлененном виде. А это, пожалуй, будет слишком дорогая цена.

Макаллан развернул утренний выпуск «Клариона». На первой странице под огромным кричащим заголовком продолжалось обсуждение убийства с расчленением. За три дня интерес публики к обнаруженному в сундуке трупу ничуть не угас, тем более, что всплыло весьма загадочное обстоятельство: две ноги, найденные в сундуке, принадлежали разным людям. В результате это дело оказалось вне конкурса в классе убийств с расчленением.

— Больше всего нас ужасает в убийстве не то, что где-то кого-то убили, но что убили нашу собственную тетю Агнессу, — задумчиво сказал Макаллан.

— Послушайте, мисс! Принесите, пожалуйста, чашку кофе моему другу. Ваш брат Джонни уходит на войну и его там убивают. Конечно, все очень огорчены, но никто особенно не потрясен — наша цивилизация приучила нас к подобным происшествиям. Но если кто-то кокнет тетю Агнессу на темной улице — вот тогда вы потрясены. Чтобы подобное случилось со знакомым вам человеком!

— Но, наверно, еще хуже, когда знакомый вам человек кокнет чью-то тетю Агнессу.

— Это верно, — отозвался Макаллан, кладя в чашку полуостывшего кофе одну ложку сахара и старательно его размешивая. — Такое мне тоже встречалось. И всегда реакция родственников одна и та же: они отказываются в это поверить. Как, их родной Джонни? Не может быть! В этом весь ужас убийства. В том, что оно врывается в ваш дом.

Макаллан достал портсигар и предложил Брету сигарету.

— Ну и как вам нравится быть героем дня в Клере? Вы рады, что вернулись?

— Вы даже себе не представляете, как я рад.

— После привольной жизни в Аризоне или Техасе, или где вы там были? И вам на самом деле больше нравится здесь? — Макаллан кивнул головой в сторону набережной, заполненной домохозяйками, торопливо переходящими из одного магазина в другой. Брет кивнул. — Святые угодники! Поверить не могу!

— Почему? А вам здесь не нравится?

Макаллан окинул взглядом жителей Южной Англии, наслаждающихся своим южно-английским солнышком, и весь искривился от отвращения.

— Они так собой довольны, что на них смотреть противно.

— Довольны жизнью? А что в этом плохого?

— А что хорошего когда-либо получилось из самодовольства?

— Ну, например, человеческий род.

Макаллан широко улыбнулся.

— Пожалуй, тут я с вами соглашусь.

Но он тут же нахмурился, глядя на залитую солнцем набережную.

— Я смотрю на них и думаю: «И эти люди завоевали мою Шотландию и не поленились потратить на это четыреста лет!» Я просто не могу найти ответа на эту загадку.

— А ответ очень простой: эти люди никогда не завоевывали Шотландию.

— Не завоевывали? Если хотите знать, моя страна…

— Этим людям было некогда завоевывать Шотландию: в течение тысячи лет они отбивали нападения врагов на берега Англии. Если бы не они, ваша Шотландия была бы сегодня испанской провинцией.

Такая мысль, видимо, никогда не приходила Макаллану в голову. И он не стал спорить с Бретом.

— Вы сюда случайно зашли или искали меня?

— Искал вас. Я был у вас в редакции и мне сказали, что вы здесь. Я хотел вас кое о чем попросить.