— Какой у вас очаровательный племянник.

— Племянник?

— Ну да, молодой человек, который принес записку.

— Он мне не племянник, — холодно сказал Роберт. Ему почему-то совсем не хотелось, чтобы его считали дядей взрослого племянника. — Он мне троюродный брат. Но я рад, что он вам понравился.

Ничего не поделаешь, придется брать быка за рога.

— Мне хотелось бы как-нибудь увидеться с вами и обсудить, что нам следует предпринять. Надо все же распутать эту историю.

Он помедлил, ожидая ответа.

— Ну конечно. Может быть, нам заглянуть к вам в контору, когда мы поедем в Милфорд за покупками? А что, по-вашему, можно предпринять?

— Наверное, надо провести частное расследование. Но я не могу обсуждать это по телефону.

— Да-да, разумеется. Тогда, может, мы приедем утром в пятницу? Мы всегда ездим за покупками в пятницу. Вы в пятницу не особенно заняты?

— Нет. Пятница вполне подходит, — ответил Роберт. Он был разочарован в своих ожиданиях, но постарался этого не показать. — Часов в двенадцать?

— Хорошо. Значит, встретимся послезавтра в двенадцать часов у вас в конторе. До свидания и еще раз спасибо за помощь и поддержку.

Она положила трубку, не тратя времени на прощальное щебетанье, которое Роберт привык слышать от женщин.

— Вывести вам машину? — спросил Билл Броу, выходя из гаража.

— Что? Машину? Нет, не надо. Она мне сегодня не понадобится.

Роберт пошел домой своим обычным маршрутом, убеждая себя, что ему не на что обижаться. Когда Марион позвонила в первый раз, он не хотел ехать во Франчес и не скрывал этого. Естественно, она опасается еще раз нарваться на отказ. У них чисто деловые отношения, и обсуждать дела естественно в конторе, а не в гостиной. Они не хотят заявлять на него какие-нибудь другие права.

«Ну что ж, — подумал Роберт, усаживаясь в свое любимое кресло перед горящим камином и открывая вечернюю газету, — когда они в пятницу придут к нему в кабинет, он постарается установить с ними более теплые отношения и стереть из их памяти свой первоначальный отказ».

Тишина, царившая в доме, успокоила Роберта. Кристина уже два дня сидела, запершись в своей комнате, молилась и занималась медитацией, а тетя Лин готовила на кухне ужин. Его единственная сестра Летиция прислала Роберту веселое письмо.

Во время войны она водила армейский грузовик, влюбилась на фронте в высокого молчаливого канадца и сейчас жила с ним в Саскачеване и растила пятерых белокурых мальчишек. «Скорей приезжай к нам в гости, Робин, — писала она, — пока мальчишки не выросли, а ты весь не покрылся мхом. Ты же знаешь, что тебе просто вредно жить с тетей Лин».

Роберту показалось, что он слышит, как она говорит эти слова. Они с тетей Лин никогда не находили общего языка.

Он сидел в кресле, предаваясь воспоминаниям и размягченно улыбаясь, и тут в гостиную ворвался Невиль и разнес вдребезги его покой и довольство.

— Почему ты мне не сказал, что это за женщина? — почти крикнул Невиль.

— Кто?

— Да эта Шарп. Почему ты мне не сказал?

— Я не предполагал, что ты с ней встретишься. Я просил тебя только бросить письмо в почтовый ящик.

— Там нет почтового ящика, и бросить его было некуда. Поэтому я позвонил в дверь. Они только что откуда-то вернулись. Так или иначе, дверь открыла она.

— Я думал, она днем ложится вздремнуть.

— По-моему, она вообще никогда не спит. Она вообще не относится к человеческому роду, а сделана из металла и огня.

— Я знаю, эта старуха говорит жуткие грубости, но ее можно понять и простить. Ей тяжело пришлось…

— Старуха? О ком ты говоришь?

— О старой миссис Шарп, разумеется.

— Я не видел миссис Шарп. Я говорю о Марион.

— Марион Шарп? А как ты узнал, что ее зовут Марион?

— Она мне сказала. Это имя ей очень подходит, правда?

— Я смотрю, за эти секунды, что ты передавал ей мою записку, вы успели близко познакомиться?

— Она напоила меня чаем.

— Да? Ты же спешил на французский фильм?

— Я никуда не спешу, если такая женщина, как Марион, приглашает меня зайти в дом и выпить чашку чая. Ты заметил, какие у нее глаза? Заметил, конечно. Ты же ее адвокат. Потрясающий зеленовато-серый цвет. А какие брови — точно их провел кистью гениальный художник. То, что называется — брови вразлет. На обратном пути я сочинил о них стихотворение. Хочешь послушать?

— Нет! — твердо сказал Роберт. — Ну и как фильм?

— Я не пошел в кино.

— Как это?

— Я же говорю, что пил чай у Марион.

— Ты хочешь сказать, что все это время проторчал во Франчесе?

— В общем, да, — мечтательно ответил Невиль, — но мне показалось, что прошло всего несколько минут.

— Но ты же жаждал увидеть французский фильм.

— Марион Шарп даст сто очков вперед любому французскому фильму. Это должно быть понятно даже тебе. — Это «даже тебе» неприятно резануло слух Роберта. — Зачем идти смотреть на отражение, когда тебе представляется возможность побыть в обществе оригинала? Оригинальность — это ее главное свойство. Я в жизни не встречал более оригинальной женщины.

— А Розмари?

Роберт, как говорила тетя Лин, был «не в духах».

— Розмари — милочка, и я на ней обязательно женюсь, а тут совсем другое дело.

— Вот как? — с обманчивой кротостью спросил Роберт.

— Конечно, другое. На таких женщинах, как Марион, не женятся. Нельзя же жениться на туче или штормовом ветре. Или на Жанне д'Арк. Даже думать о женитьбе на такой женщине, как Марион, — богохульство. Между прочим, она очень мило о тебе отзывалась.

— Весьма тронут.

Роберт произнес эти слова таким сухим тоном, что даже Невиль заметил его неудовольствие.

— Неужели она тебе не нравится? — спросил он, с изумлением глядя на троюродного брата.

В эту минуту Роберт перестал быть самим собой — благожелательным, ленивым и терпимым Робертом Блэром, а был просто усталым человеком, которому еще не дали ужин и который еще не пережил обиду и разочарование.

— На мой взгляд, — заявил он, — Марион Шарп — просто костлявая женщина сорока лет, которая живет с грубиянкой-матерью в уродливом доме и которой иногда, как и всем людям, бывает нужна консультация юриста.

Но, не успев произнести эти слова, он уже о них пожалел: ему показалось, что он предал друга.

— Ну, может, тебе такая женщина и не по вкусу, — снисходительно сказал Невиль. — Тебе всегда нравились глупенькие блондинки.

Невиль не хотел обидеть Роберта, он просто констатировал факт.

— Откуда ты это взял?

— Все женщины, на которых ты почти женился, были в этом духе.

— Я никогда и ни на ком «почти не женился», — отрезал Роберт.

— Это тебе так кажется. А на самом деле ты чуть на попался на крючок Молли Мандерс.

— Молли Мандерс? — спросила раскрасневшаяся от плиты тетя Лин, входя в комнату с подносом, на котором стояла бутылка хереса. — До чего же была глупенькая девочка. Воображала, что оладьи разделывают на доске. И все время смотрелась в зеркальце.

— Это тетя Лин тебя от нее спасла, правда, тетя Лин?

— Не знаю, о чем ты говоришь, Невиль. И перестань скакать по коврику. Лучше подложи в огонь пару поленьев. Ну как, понравился тебе французский фильм?

— Я не пошел в кино. Меня пригласили к чаю во Франчесе.

Невиль искоса поглядел на Роберта, уяснив, что тот как-то болезненно относится к этой теме.

— Тебя пригласили эти странные дамы? И о чем же вы разговаривали?

— О горах… о Мопассане… о курах…

— Курах?

— О том, какое у курицы, если близко присмотреться, злобное выражение лица.

Тетя Лин смотрела на него непонимающим взглядом. Потом, как бы в поисках твердой почвы под ногами, повернулась к Роберту.

— Может, мне надо нанести им визит, раз уж ты будешь иметь с ними дело? Или попросить жену викария?

— Я бы не стал принуждать жену викария делать столь непоправимый шаг, — сухо отозвался Роберт.

Тетя Лин посмотрела на него с недоумением, но домашние заботы вытеснили у нее из головы готовый сорваться с языка вопрос.