Только к полудню студент появился в усадьбе госпожи Лань. Повидался с теткой. Та спросила его:

– Вчера мой драгоценный племянник ходил смотреть на лодочные гонки, но в какой компании провел он ночь?

– Один лоянец по имени Цю Чунь пригласил меня разделить его вечернюю трапезу. Мы долго беседовали о разном, потом расстались.

– В Лояне этот Цю Чунь первый среди молодцов и забияк. Местные его называют не иначе как справедливым Сай Мэнчаном. А где ты с ним познакомился?

– Несколько лет назад он имел в Вэйяне торговое дело. Мы познакомились, совершили друг перед другом восьмикратный поклон и заключили союз побратимства. Много лет не виделись, а вчера, когда я гулял по берегу, наблюдая лодочные гонки, он как раз плыл по реке. Увидел меня и велел лодочнику причалить. Сошел на берег поприветствовать меня. Так без вашего ведома я оказался его гостем.

– Если так, то ладно.

Их разговор слышала Чжэньнян. «Один вертопрах встретился с другим, – подумала она в сердечной досаде, – вот уж не ведаю, какое в том удовольствие!»

По поводу происшедшего скажу от себя так:

У лоянских мостов красоток,

что цветов на парче узорной.

Завидев молодца, мечтают об одном —

чтобы прошелся он дорогой торной.

Тем временем тетка быстро плошала, к тому же отказалась принимать лекарства. Она лежала на циновках, беспрестанно стонала и просила пить. Подле нее дежурили сестры и студент. В полдень они здесь же в спальне собрались вместе отобедать. Но тут появился слуга студента Фынлу:

– Господин Цю Чунь прислал записку. Еще он прислал человека с приглашением, – доложил он.

Тотчас вошла Гуйпин и передала приглашение от Цю Чуня. Студент взял из ее рук приглашение и прочел.

– От кого приглашение? – спросила госпожа Лань.

– Цю Чунь прислал.

Студент снова кликнул Фынлу, велел тому спуститься и переговорить с посланцем Цю Чуня. Тот понимающе кивнул, вышел и передал тому, что «господин принимает приглашение». Посланец вскоре ушел. Чжэньнян тихонько развернула записку и прочла: «После того как мы так весело провели время на лодке, хотел бы продолжить наше знакомство. Мы с вами побратимы, и я горю желанием осушить бокал за то, чтобы внимать вашим наставлениям в «Саду наслаждений». Жду вас, сияющему нефриту подобного, гостя».

– Собрались устроить пирование в «Саду наслаждений»? – спросила Чжэньнян.

Видя, что Чжэньнян сурово насупила брови, студент притворился, будто вовсе и не рад этому предложению:

– Да я вовсе и не хочу туда идти.

– Этому человеку надо послать ответное приглашение, – заметила госпожа Лань. – Нельзя не пойти, когда друзья приглашают. Среди именитых людей нашего города нет более удалого, чем Цю Чунь. Потому не стоит пренебрегать приглашением. Надо пойти на пирушку.

Замечание матери совершенно не понравилось Чжэньнян.

– Брату лучше было бы вернуться пораньше. Некому присмотреть за домом, – сказала она недовольным тоном. – Да и жара нынче! А вы там наверняка напьетесь.

– Сделаем, как лучше.

– Но ведь праздник, – заметила госпожа Лань, – а в эту пору всегда пьют вино.

Студент поблагодарил тетку за разрешение:

– Кланяюсь вам и кланяюсь сестричкам, – сказал он и, полный сладостных предвкушений и радостных надежд, вышел из дому. Позвал Фынлу и велел ему шествовать впереди, неся в руках приглашение. Миновав главный тракт, они прибавили шагу и скоро уже были в Парчовом квартале. Едва вошли в заведение, навстречу им, приподняв занавески, уже шли знакомые красавицы.

– Господин Фын прибыл! Прибыл господин Фын! – поочередно приветствовали они его.

Вся компания – Цю Чунь, Ван Шичунь, Хаохао, Паньпань и студент – поднялись на башню. Студент склонился перед ними в глубоком поклоне:

– Много благодарен своим побратимам за это лестное для меня приглашение. Всем сердцем расположен к ним и готов выслушать их наставления. Премного благодарен и непременно отплачу за приглашение сторицей.

– Горели желанием видеть вас, благодарим, что не отвергли приглашение.

– Как я посмел бы не принять ваше приглашение? – ответил студент.

После того как взаимные приветствия были сказаны и сделаны все поклоны, красавицы, соблюдая чин, расселись, студент обратился к Хаохао:

– Вчера провинился перед вами.

– Провинились? Да вы и вовсе забыли о приличиях. – Не успела она договорить, как на столе уже были выставлены блюда, а на них мясо горной косули, дикой утки, золотого карпа, корочки свинины, жареные голуби и еще многое другое. В вазах горой лежали фрукты всех времен года. Короче, здесь было все лучшее, что бегает по суше и плавает в море. Подали и вино, душистое и изысканного вкуса, и нарядные гости скоро воздали должное этому изобилию: и изысканным напиткам, и душистому мясу, и разнообразным плодам и злакам. Так вкушали они яства и вино несколько страж кряду, и вот уже зажглось высокое пламя красных свечей в серебряных подсвечниках. И как сказал бы поэт, «когда стрелы ночи – закатные лучи – потонули в бронзовом сосуде земли…», иными словами, когда погас закат и на землю опустилась мгла, пир закончился. Едва передвигая ноги, собравшиеся спустились с башни, и, не имея сил идти дальше, расселись на ступеньках, ведущих в сад, подставляя разгоряченные лица освежающему ветру. Сияла ночь, заливая лунным светом все окрест. Цю Чунь велел подать воды для умывания. Служанка принесла таз, полный воды с благоуханными лепестками орхидей. Молодые люди омылись. Тем временем девушки удалились во внутренние комнаты, где тоже омылись. После решили разойтись по двое. Цю Чунь, взяв Ван Шичуня за руку, подошел к студенту, сказав так:

– Вчера Хаохао призналась мне, что вы обладаете исключительным орудием мужской силы и что оное так горячо, что едва ли не дымится. Полагаю, что вы получили этот дар от какого-то человека высокого роста. Хотел бы просить вас посвятить нас в свои тайны. Обещаем секретов не разглашать.

Ван Шичунь заметил:

– Брат Фын! В прежние времена вы не отличались особой силой и отнюдь не были тем, кто не знает перерыва. Готов совершить жертвоприношение богам и просить вас осчастливить нас наставлением. Так мечтаю о нем, как если бы я умирал от жажды. Не стал бы просить, если бы не клятва о побратимстве, которую мы дали друг другу.

– Братья мои, – сказал им Юэшэн. – Когда вы так приветливо встретили и обласкали своего младшего брата, могу ли я не поделиться знанием? Ни к чему умолять меня, ибо разве я не ваш брат по союзу дружбы? – И с этими словами он торопливо достал из рукава маленький мешочек и отсыпал из него некую толику снадобья, а именно шесть зерен, которые разделил между приятелями. – Снадобье не надо растворять ни в воде, ни в вине. Едва положите на язык, тотчас почувствуете действие. На одну женщину надлежит тратить три катышка. С помощью этого снадобья можно и с десятком красавиц управиться, – сказал им студент.

– Поистине удивительное зелье, – сказали молодые люди, надеясь на необычайное действие трех зерен снадобья. – Ныне оно нам ох как кстати! – Сказав так, молодые люди склонились друг к другу и о чем-то тайно договорились. А о чем, вы, читатель, скоро узнаете.

Между тем Хаохао и Паньпань обменивались впечатлениями:

– Что-то наши молодые господа задумали!

– Ничего такого мы не задумали. Право, ничего. Мы просто говорили на нанкинском диалекте.

– Это на нанкинском диалекте вы договорились вздернуть нас на этой стене?

– Через четверть часа все сами узнаете, – сказал им студент.

Девушки поняли, что молодые люди и вправду о чем-то договорились. Но они молчали и лишь посмеивались.

У Ван Шичуня была певичка, которую он особо выделял, – Мю десятая.[36] В тот вечер у нее был гость, отправляющийся в дальнюю дорогу. Они пили весь день и вечер. Она перепила и не посмела присоединиться к компании. Мю десятая проводила гостя и одиноко сидела в комнате, освещенной слабым мерцанием серебряного светильника. Тем временем певичка Паньпань, вдохновленная вином, была во власти «весенних настроений». Она потащила Цю Чуня к себе в комнату. Служанка, держа светильник в руках, повела Ван Шичуня к Мю десятой. А студент отдал предпочтение Хаохао, и они тотчас разделили ложе.