Итак, пусть народы и государи преклоняются перед волей Провидения. Пусть признают короля Франции своим верховным властелином и судьею, вождем всего христианского мира. Ведь король ведет все войны во славу Божию и для блага церкви! Он завоевал часть Голландии, чтобы угодить епископам кельнскому и мюнстерскому. Правда, его драгуны обошлись весьма грубо с жителями епископств кельнского и люттихского, но это произошло против воли короля и притом к общему благу. Король всегда борется за права католиков. Правда, он поддержал в Венгрии мятежников, хотя они были протестанты, и подстрекал турок против Австрии, хотя турки неверные. Но цель ясна: Австрию надо уничтожить, чтобы Франция стала единственной покровительницею католической церкви, так как только при этих условиях возможно искоренение всякой ереси. Часть германского духовенства уже на стороне короля. Его сторону держат также итальянские дамы, ожидая своего освобождения. Король освободит германское католическое духовенство от ига протестантов, а итальянских жен – от ига их мужей. Но разве может кто-либо противостоять тому, на чьей стороне женщины и духовенство?
В Германии есть множество приверженцев короля. Глупая и завистливая толпа называет их изменниками, но они умны, проницательны и знают, чего требует благо империи. Германская история так чудовищна, так пестра; ей необходим владыка. Германская свобода есть анархия, царство лягушек, ожидающих журавля с неба. Этот журавль – король Франции, его следует благодарить за то, что он соблаговолил пожрать жалкое лягушечье царство. Среди так называемых галло-греков есть, правда, люди, ненавидящие короля страшно, но зато весьма любящие его деньги. Они Иуды Искариоты, воображающие, что сумеют обобрать короля, а потом над ним же посмеются. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. Есть и такие галло-греки, которые не могут освободиться от остатка любви к отечеству. Это просто дураки. Ведь нисколько не предосудительно изменить отечеству во славу Божию. В конце концов, что такое отечество? Пустой звук, пугало для идиотов. Правда, под французским владычеством Германия будет самой жалкой страною в мире. Теперь французы презирают немцев за глупость, тогда будут презирать за трусость и подлость. Но что делать! Иго есть испытание, а явное испытание ведет к очищению и спасению. Мы будем злополучны в этом мире, тем блаженнее мы будем на небесах!
Чего еще недостает для довершения нашей жалкой участи? Лотарингия взята, Страсбург захвачен мошенническим, чисто турецким способом, взят посреди мира, без всякого предлога, вопреки торжественным обещаниям. Все юридические доводы в пользу этого завоевания бесстыдны, потому что адвокатам приходится обращаться ко временам Дагобера и Карла Великого. После этого ново-галлы вправе требовать от Рима денег, когда-то обещанных Бренну! Но к чему право? Ведь король Франции выше всякого права. Он генерал-викарий Господа Бога и не обязан никому отчитываться. Правда, не каждый способен понять великую миссию короля. Простаки не понимают, из-за чего пролиты потоки крови, из-за чего голодают народы. Дело просто: на парижских воротах должна красоваться золотыми буквами надпись: „Людовик Великий“. Всякие обыкновенные доводы лишаются силы ввиду божественной миссии короля. Он призван к возрождению христианского мира. Можно было бы подумать, что первою его задачею будет сокрушение могущества турок, наследственных врагов христианского мира. Наоборот: он стоит за турок и сражается с голландцами и немцами. Причина понятна, Германия и Голландия близко, Турция далеко. Чтобы покорить турок, надо сначала покорить христианские государства по пути».
Таково содержание этого замечательного памфлета, чрезвычайно важного для полной беспристрастной оценки литературной деятельности Лейбница. С легкой руки Вольтера, осмеявшего оптимизм германского философа, но в то же время отнесшегося к деятельности Людовика XIV с гораздо более оптимистической точки зрения, нежели Лейбниц, составилось понятие о Лейбнице как безусловном защитнике всего существующего, способном восхищаться всяким злом и видеть в нем необходимую посылку, без которой не может существовать никакое благо. Такому воззрению на Лейбница немало способствовали и его позднейшие последователи и комментаторы так называемой эклектической школы. Стоит познакомиться с «Христианнейшим Марсом», этой язвительной сатирой на политический оптимизм «галло-греков», чтобы убедиться в односторонности подобных суждений о Лейбнице. Если зло играет роль в его системе как неизбежная принадлежность наилучшего из возможных миров, каким он считает существующий мир, то из этого вовсе не следует, что учение Лейбница – проповедь пассивного подчинения злу или даже пропаганда «непротивления злу насилием». Можно усматривать в системе Лейбница непоследовательность, можно отвергать ее основные начала, наконец, есть полное основание утверждать, что оптимизм Лейбница чрезмерен. Но, тем не менее, этот оптимизм, не отвергающий сознательного творчества, а исходящий из него, есть стремление к совершенствованию, а не пошлое признание действительности.
Политическая деятельность Лейбница в значительной мере отвлекала его от занятий математикой. Тем не менее, все свое свободное время он посвятил обработке изобретенного им дифференциального исчисления и в промежуток времени между 1677 и 1684 годами успел создать целую новую отрасль математики. Значительное удобство для его научных трудов доставило основание в Лейпциге первого немецкого научного журнала «Acta eruditorum» («Труды ученых»), выходившего под редакцией университетского друга Лейбница Отто Менгера. Лейбниц стал одним из главных сотрудников и, можно даже сказать, душою этого издания. Он поместил там множество статей по всем отраслям знаний, главным образом, по юриспруденции, философии и математике; кроме того, он печатал здесь извлечения из разных редких книг, рефераты и рецензии на новые научные сочинения и всячески содействовал привлечению новых сотрудников и подписчиков. В первой книге он напечатал свою теорему о выражении отношения окружности к диаметру посредством бесконечного ряда; в другом трактате он впервые ввел в математику так называемые «показательные уравнения»; затем опубликовал упрощенный способ вычисления сложных процентов и пожизненных рент, и т. д.; наконец, в 1684 году Лейбниц напечатал в том же журнале систематическое изложение начал дифференциального исчисления. Все эти трактаты, особенно последний, опубликованный почти тремя годами раньше появления в свет первого издания «Начал» Ньютона, дали науке такой огромный толчок, что в настоящее время трудно даже оценить все значение реформы, произведенной Лейбницем в области математики. То, что смутно представлялось умам лучших французских и английских математиков, исключая Ньютона, обладавшего своим методом флюксий еще с 1666 или даже с 1665 года, стало вдруг ясным, отчетливым и общедоступным, чего нельзя сказать о гениальном методе Ньютона. В самое короткое время все тогдашние лучшие математики, за исключением английских, которые предпочитали способы, данные Ньютоном, усвоили новый метод и с помощью его стали решать задачи, считавшиеся прежде необычайно трудными и даже неразрешимыми. Кроме вопросов чистого анализа, новый метод оказал огромные услуги в геометрии и механике. В области механики Лейбниц при помощи своего дифференциального исчисления легко установил понятие о так называемой «живой силе», и эти его исследования послужили началом многолетней полемики, которую он вел при поддержке некоторых первоклассных математиков против школы Декарта.
Спор принял чрезвычайно оживленный характер, и ученые разделились на два лагеря: одни стояли за Декарта, другие – за Лейбница. Лишь в конце XVIII века д'Аламбер решил, что обе стороны правы и неправы и что спор идет «о словах». Тем не менее, воззрения Лейбница привели к установлению теоремы, которая стала основанием всей динамики. Теорема эта гласит, что приращение живой силы системы равно работе, произведенной этой движущейся системой. Зная, например, массу и скорость падающего тела, мы можем вычислить работу, произведенную им во время падения.