Инна.

Илья Буров — Инне Храмцовой

Инна! Вот о чем я хотел тебя спросить: не согласишься ли ты стать моей женой?

Не торопись с ответом, но и не затягивай.

Илья.

Юпитер бушевал. Отсюда, с ледово-снежной Ио, было видно, как по его гигантскому полосатому диску, закрывавшему полнеба, ходили бурые смерчи. Казалось, гигант пульсировал, то опасно приближаясь, то удаляясь. Казалось, его беспокойная атмосфера вот-вот сорвется, не выдержав чудовищной скорости вращения, и накроет дымным одеялом Ио, космотанкер «Апшерон» и его экипаж.

Морозов зябко поежился. Не раз приходилось ему видеть это зрелище в учебных фильмах, но одно дело — учебный фильм, другое — оказаться лицом к лицу с чужой, разнузданной стихией.

— Ух ты, — сказал он напряженно-бодрым голосом. — Разыгрался Юлик… Это он всегда так, Радий Петрович?

— Нормально, — ответил командир танкера, голос его перебивался разрядами. — На экваторе турбулентно, на шапках — поспокойнее. Для Юпитера погода — обычная. Только не надо про него так… фамильярно. Планета серьезная.

Морозов подошел к башенке автоматической станции, поднял крышку, посмотрел на ползущие по экрану зеленые зигзаги.

— Напряженность Ю-поля у красной черты, — сказал он.

Володя Заостровцев быстро взглянул на Морозова, но промолчал. Сегодня с утра он и двух слов не вымолвил.

Нижний край Юпитера был обгрызен острозубчатым горизонтом Ио. Именно оттуда должен был появиться контейнерный поезд, и все трое не сводили с горизонта глаз.

Командир танкера поднял руку к шлему, словно намереваясь почесать затылок.

— Здесь-то что, — сказал он. — Четыреста мегаметров до него. Санаторий. А побывали бы вы на Пятом — вот там сейчас неуютно.

— На Амальтее? Ну да, там ведь вдвое ближе, — отозвался Морозов.

Заостровцев, пнув носком башмака ледяную глыбу, сказал:

— Радий Петрович… Улетать надо отсюда…

— Это почему же?

— Не знаю. Только чувствую — надо уходить.

— А контейнеры? — возразил Морозов. — С чего это ты расчувствовался?

— Так вот, — продолжал командир, — на Пятом и горизонта, в сущности, нет. Стоишь, как на камешке, а этот, — он кивнул на Юпитер, — стена стеной, руку протянуть боязно. Так что ничего, Заостровцев: бывает, если в первый раз. Около Юпитера всегда кошки по сердцу скребут. Нормально.

— Да нет. Радий Петрович, — стесненно сказал Заостровцев, — я не то что боюсь, а… сам не знаю…

Командир взглянул на часы.

— Буксир должен показаться через пятьдесят минут, — сказал он. — Но поправка на полчаса всегда возможна: плотность его атмосферы, — он снова кивнул на Юпитер, — уж очень непостоянная. Наши контейнеры там мотает, как деревья в бурю.

Морозов представил себе, как, огибая планету, сквозь толщу штормовых туч мчится буксир — космический беспилотный корабль с длинным хвостом вакуумных контейнеров. Поезд догоняет Красное пятно и, войдя в его плотную среду, уравнивает с ним скорость. Распахиваются приемные горловины, и вещество Красного пятна со свистом всасывается в контейнеры. Хищника загоняют в клетку. Пятно, впрочем, и не заметит такой ничтожной убыли.

Буксир приведет поезд на Ио, автопогрузчик поставит контейнеры на место — несколькими рядами они опояшут тело танкера, — и тогда можно стартовать. Можно прощально помахать ему ручкой: не сердись, старик Юпитер, ты не прав, — или как там говорили древние?

Потом Радий Петрович аккуратно посадит танкер на космодром Луна-2, и они выйдут наружу и увидят привычный спокойный лунный пейзаж — невысокие кольцевые горы, изрезанную трещинами почву. После Ио, с ее вулканами и глубокими ущельями, залитыми черным метановым льдом, с ее зловещим небом, Луна покажется уютной, обжитой. Ведь от нее так близко до голубого шара Земли…

Космодромная команда примет контейнеры с веществом Красного пятна и опорожнит их в подлунные резервуары. А они, экипаж танкера, после карантинного душа сядут в вездеход — и в Селеногорск. Там можно будет наконец вылезти из скафандра и неторопливо пройти в салон. И ребята сбегутся в салон, пойдут вопросы: ну, как зачетный? Морозов помедлит, потягивая из стакана витакол, небрежно скажет: «Тряхнуло нас возле Юпитера. Думал — прощай, дорогая…» И остальные практиканты будут завидовать ему черной завистью, потому что они еще нигде не бывали, если не считать учебных рейсов на Марс в качестве дублеров, а он, Морозов, уже «свалил» зачетный. Да, дорогие товарищи, нет больше курсанта Морозова — есть штурман космических линий Алексей Морозов, он же — второй пилот. Сам Платон Иванович, руководитель практики, привинтит к его куртке значок космонавта.

А Радий Петрович Шевелев думал о том, что это, наверное, последний его рейс к Юпитеру. Может, и вообще последний рейс. Сорок восемь лет, потолок космонавта… Возраст, когда, по выражению пилотов, «начинает барахлить вестибулярка». Что ж, он немало новых трасс проложил в Системе. Взять хотя бы эту — к Юпитеру…

Давно уже догадались астрофизики, какой могучей энергией насыщена атмосфера планеты-гиганта. Ю-энергия, сосредоточенная в Красном пятне… Красное пятно было старой загадкой. Огромное, в пятьдесят мегаметров в поперечнике, плыло оно по двадцатому градусу южной иовиграфической широты, иногда бледнея, словно выцветая, но не исчезая никогда, — удивительный остров, плывущий в облаках.

Двенадцать лет назад Рейнольдс — «человек без нервов» как называли его космонавты, а уж они-то понимали толк в таких вещах, — бесстрашный Рейнольдс приблизился к Красному пятну настолько, что зачерпнул его вещество бортовым контейнером. Он радировал об этом событии в свойственной ему манере: «Ущипнул красного медведя». Но через двадцать минут тон его передач резко переменился. Рейнольдс сказал: «Не понимаю, что происходит». Он повторил это дважды подряд, голос его был спокойным, очень спокойным. Потом он сказал: «Боюсь, что потерял…» Никто так и не узнал, что именно потерял Рейнольдс: связь прервалась на середине фразы. Корабль не отвечал на вызовы. Рейнольдс не вернулся.

Но люди упрямы. Потомки смельчаков, под парусами пересекавших океаны, уходивших на собачьих упряжках без единого прибора связи во льды Антарктики, шли в бешеную атмосферу Юпитера. Автоматические зонды уходили в глубь атмосферы, к поверхности неведомого аммиачного океана.

Среди первых разведчиков был и он, Шевелев. Именно ему принадлежала идея — построить на Ио танкерный порт, с которого беспилотный корабль поведет к Красному пятну контейнерный поезд. И теперь танкерные рейсы Луна — Ио — Луна сделались обычными. Вещество Красного пятна отличалось огромным энергосодержанием, так что, вопреки сомнениям, его доставка вполне окупалась. Ю-вещество, казалось, было прямо-таки специально создано для двигателей новых скоростных кораблей класса «Д», предназначенных для дальних линий.

Заостровцев чувствовал приближение того странного состояния, которое уже испытал несколько раз и которое его пугало. Он попробовал «переключиться». Вызвал в памяти земные картины. Белые корпуса Учебного центра в зелени парка. Сверкающий на солнце небоскреб Службы Состояния Межпланетного Пространства — там работает диктором на радиостанции Антонина Горина. Тоня, Тоня — смуглое лицо, высоко взбитые черные волосы, насмешливые карие глаза… И ничего-то нет в ней особенного. В Учебном центре были девушки куда красивее Тони, взять хотя бы студенток факультета искусств. Но с тех пор, как он, Володя Заостровцев, в День моря впервые увидел Тоню — беспечно хохочущую, танцующую на воде, — с той самой минуты другие девушки перестали для него существовать. Он подскочил к ней, и они закружились в вихре брызг, музыки и смеха, но тут Володя зацепился поплавком за поплавок, потерял равновесие и плюхнулся в воду…

Воспоминание отвлекло его, но ненадолго. Тягостное ощущение снова навалилось, проникло внутрь, растеклось непонятной тревогой…