Хороший день для гонок. Свежий шквалистый ветер. В прошлые времена яхтсменов в такую погоду не выпускали в море…

— Ты что — заснул? — крикнул снизу Буров.

Яхта раскачивалась, верхушка мачты вместе с Морозовым описывала размашистые дуги. Морозов откинул крышку датчика, потрогал иглами тестера входную цепь. Все в порядке, можно слезать. Но он медлил. Снова посмотрел на «Лилию». Теперь Инна стояла на ее палубе и взмахами руки пыталась привлечь чье-то внимание. Морозов взглянул в том направлении и увидел на трамплине, возвышавшемся над главным боном, тоненькую фигурку в черном купальнике.

Марта шла по трамплину. Остановилась у края, пристегнула к плечам и запястьям узкие зубчатые крылья — «фрегат», как определил Морозов опытным глазом. Вот же ведьма, подумал он с невольным восхищением. Все гонщики сидят у себя на яхтах, проверяют, волнуются, а эта, видите ли, всенародно прыгает. Мол, смешны мне ваши волнения. Да еще выбирает «фрегат» — крылья, на которых не всякий решится прыгнуть.

Марта широко раскинула руки-крылья, оттолкнулась и полетела. Почти по прямой пронеслась она над боном, пошевеливая крыльями, потом начала плавно снижаться. Сильно прогнула спину и — руками вперед — врезалась в пенный гребень волны. Мелькнули в всплеске маленькие ступни ног. По воде пошли желтоватые круги: крылья растворились, чтобы не мешать плавать.

Марта вынырнула и поплыла к своей яхте.

— Не можешь без театральных эффектов? — сердито крикнул ей Буров, когда она проплывала мимо.

На вышке взвился сине-белый флаг, раздался частый звон предстартового сигнала. Морозов оттолкнулся от причала. Буров включил подъемник, паруса мгновенно расправились, наполнились ветром, и «Фотон» пошел резать волны. До старта разрешалось ходить по акватории яхт-клуба как угодно, не пересекая створа стартовых знаков.

Два десятка яхт утюжили неспокойную воду. Гонщики поглядывали на вышку, старались держаться поближе к линии старта.

Паруса «Фотона» вдруг обвисли, заполоскали: с наветра почти вплотную прошла яхта с цветком лилии, нашитым на грот. Марта откренивала, откинувшись за борт и держа грота-шкот. Румпель она придерживала босой ногой. Инна помогала откренивать, вися на вантах.

— Отняли у вас ветер! — крикнула Марта сквозь смех.

— Смотри, вылезешь за линию — с гонок снимут, — завопил Буров и погрозил «Лилии» кулаком.

Флаг на вышке слетел вниз, протяжная сирена возвестила старт.

Морозов навалился на румпель и, выбрав грота-шкот, привелся к ветру. Буров подтянул стаксель. «Фотон», сильно накренившись, пересек стартовую линию и вышел на дистанцию.

Острый запах моря, свежесть ветра и шипение воды вдоль бортов. Упругая дрожь шкотов в ладонях. Хорошо бы так пройти всю дистанцию…

Но гонки есть гонки. Буров сорвал пломбу включения гоночного автомата, завел шкоты на катушки и сел рядом с Морозовым. Тот с сожалением выпустил румпель и грота-шкот. Теперь яхту вел трансфлюктор. Первая половина дистанции шла против ветра, в лавировку, и решающее устройство трансфлюктора само выбирало выгоднейшие углы и количество галсов. Откренивать, пересаживаясь с борта на борт, тоже не было надобности: автомат чутко реагировал на каждый порыв ветра и сам перекидывал компенсирующий груз-противовес.

Шли хорошо. Но на четвертом галсе «Лилия» стала понемногу перегонять их. А сзади, чуть левее, нажимал Дюбуа со своим коричневым напарником-таитянином.

— Откуда у нее такая прыть? — Морозов привстал, вглядываясь в фигурки девушек на корме уходящей «Лилии».

— Марта родом с острова Саарема, — объяснил Буров, — а там на яхту садятся в младенческом возрасте.

— Саарема… Подумаешь — Саарема! У меня тоже был предок-моряк, плавал на подводной лодке. Правда, в зрелом возрасте…

Морозов подумал, что трансфлюктор затягивает галс. Пора бы повернуть. Его рука потянулась к пульту корректировки, но Буров тотчас отвел ее: за каждую корректировку счетчик «списывал» с команды два очка.

Встречная волна подбросила яхту, гулко шлепнув под днище. Гонщиков обдало дождем брызг. В коробке автомата щелкнуло, руль повернулся, приводя к ветру, и быстро завертелись катушки, перекладывая паруса на другой галс. Плавно перекинулся с борта на борт противовес.

Морозов понял, что трансфлюктор затянул галс на две-три секунды, чтобы избежать поворота на большой волне.

«Я бы не среагировал так быстро, — подумал Морозов с острым чувством собственного несовершенства. — Ни один моряк не выполнил бы поворот оверштаг с такой точностью, с минимальной потерей хода. А впрочем… Автомат потому и хорош, что люди вложили в него свое знание моря».

Эта здравая мысль не принесла, однако, Морозову облегчения. Раз автоматы так здорово знают свое дело, пусть бы и гонялись друг за другом на здоровье — а мы тут при чем? Он высказал Бурову это соображение, но тот вытаращил на него глаза и сказал:

— Варвар!

Между тем ветер свежел. «Лилия» ушла далеко вперед, она уже огибала гряду камней у поворотного знака. Теперь ее не догнать. Хотя бы второе место не уступить Дюбуа, вон как он нажимает…

«Лилия» закончила поворот и, распахнув паруса «бабочкой» — грот направо, стаксель налево, — пошла курсом фордевинд. Теперь она стремительно приближалась и скоро должна была поравняться с «Фотоном», будучи по ту сторону подводной гряды, огражденной вехами с сигналами, которых локаторы боялись как огня.

— Интересно, что выберет наш автомат после поворота, — сказал Буров. — Тоже пойдет «бабочкой» или поднимет спинакер?

До поворотного знака оставалось немного. Слева послышался слитный треск электрических разрядов. Мимо пронеслась, еле различимая в сумасшедшем тумане скорости, судейская лодка, высвечивая сквозь волны бледно-фиолетовый хвост реактивных молний. Видно, судья хотел сам посмотреть, почему «Лилия» так резко вырвалась вперед, чуть ли не на полдистанции опередив другие яхты.

«Небо вдруг потемнело, налетел короткий жесткий шквал. Паруса застонали под его напором. Но яхта не легла на борт — так быстро автомат потравил шкоты и перекинул противовес.

— Смотри! — Буров вскочил на ноги, впился пальцами в плечо Морозова.

Там, по ту сторону гряды, яхта с цветком лилии на гроте резко остановилась, будто споткнулась. Высокая мачта, продолжая стремиться вперед, переломилась над самой палубой и рухнула, накрыв цветными парусами волны.

— Пока мы обогнем гряду… — Буров в бессильной ярости стукнул кулаком по борту.

Морозов бросился к автомату, пробежал пальцами по клавиатуре экстренного программирования.

— Голову береги, поворот фордевинд! — крикнул он.

Гик со свистом пронесся над головами, яхту тряхнуло вправо, влево — и она помчалась назад. Автомат сработал опасный поворот с невозможной для человека точностью и быстротой.

— Что ты хочешь сделать?

Морозов не ответил. Он хотел направить яхту на подводную гряду, но локаторы «видели» ее и автомат не принял команду. С гребня волны Морозов посмотрел на «Лилию» — яхта уходила под воду, на ее вздыбившейся корме виднелась одинокая фигурка. Судейская лодка еще только огибала поворотный знак. Успеет ли?..

И Морозов решился. Просто не оставалось ничего другого. Он нажал кнопку перехода на ручное управление. Катушки быстро повернулись, освобождая шкоты, противовес застыл в нейтральном положении.

— Ты что задумал? — заорал Буров, подхватывая стаксель-шкоты, в то время как Морозов, выбрав втугую грота-шкот, навалился на румпель.

Теперь они спустились по ветру ниже терпящей бедствие «Лилии» Морозов круто приведен к ветру, яхта легла на бок, купая паруса в воде. Но он не стал откренивать, он перескочил на подветренный борт, увеличивая и без того опасный крен.

— С ума сошел? — Буров выкрикнул это и осекся, взглянув на белое лицо Морозова. Теперь он понял. Только лежа на боку яхта пройдет над камнями.

И яхта, лежа на боку, неслась прямо на камни. Клокочущая вода струилась по палубе.