– Нет, – неуверенно ответила королева.

Джек вновь улыбнулся. Солнце ласково заглядывало в их скромную по королевским меркам комнату, рассматривая молодую семью. Оно уже клонилось к горизонту, медленно падало за далекий край, но все продолжало любопытно взирать на землю, стараясь заглянуть в каждое лицо.

– Ты умеешь плавать?

Вопрос показался королеве слишком резким. Она встрепенулась, посмотрев на собственные руки… Те покоились на острых коленях, цеплялись за них, точно за спасительную соломинку. Интересно, боялась ли мать моря, прежде чем сгинуть в его чреве? Думала ли она о крепости корабля, страшилась ли столь печального финала? Или ужас схватил ее только после произошедшего, лишь тогда, когда водная пасть хлопнула над ее головой?

– Не умею, – скромно призналась Эльза.

Она никогда не думала, что этого можно стесняться… Каждый человек несет с собой это бремя немощи в чем-то определенном. Кто-то не может придумать заковыристую шутку, кто-то не умеет бойко орудовать кистью, вырисовывая картины… Джек и сам чего-то не может. Да. Эти сильные руки, наверняка, таят в себе великую слабость, под мышцами ползут страхи, сливаясь в единое целое…

Волны синели, когда солнце спускалось за их спины.

Вода с разбегу врезалась в борт корабля, каждый раз заставляя Эльзу вздрагивать. Объятья Джека походили на его же обручальное кольцо. Они сдавливали, мучили кожу, но в то же время не мешали Эльзе существовать. Страх перед стихией отходил на второй план, когда рядом появлялся супруг.

– Я хорошо плаваю.

Его дыхание вновь обожгло шею королевы. Пальцы Джека чуть нежнее сжали запястье Эльзы. Он развернул ее руку тыльной стороной ладони вверх, разглядывая пятна, оставленные на коже несколько дней назад. В синяках появлялись дыры, просветы, портящие их ровные края… Сливовый цвет становился сиреневым, а затем белел, точно кость, белел, как кожа девушки…

Джек почувствовал, что в груди его что-то гадко сжалось. Эта эмоция ему малознакома, и она трогала сердце юноши не так уж часто. Жалость – жестокая когтистая старуха… Она больно рвет кожу, шепча на ухо мысли о милосердии, о прощении, которое непременно должно наступить… Но все обман. Король осторожно поднес руку Эльзы к своим губам, чтобы запечатлеть на ее тонких пальцах поцелуй. На этот раз девушка дрогнула не от страха.

– Эльза, послушай, я…

«Я сожалею, что все началось именно так, мне жаль, жаль, что тебе достался именно я, а не принц из сказок про доблестных храбрецов. Мне сложно объяснить это, Эльза, но злость каждый раз толкает меня к жестоким поступкам, и мне… Мне жаль. Эльза, мне кажется, кажется… Что я начинаю любить тебя так, как мужчина любит женщину… Я чувствую к тебе много больше, чем в детстве, когда оба мы были такими…»

Но мысли не стали словами.

– Я смогу спасти нас обоих, если что-то случится.

И его слова смогли успокоить королеву на краткий миг. Джексон плотнее прижал ее к себе, чувствуя тепло, наслаждаясь им… Эльза развернулась, чтобы смотреть королю в глаза. Может быть, так на него действует вид, что открывается из маленького круглого оконца? Может, красота моря придает Джеку столь мягкий нрав?

– Если судно пойдет ко дну…

– Все обойдется, – перебил ее юноша.

Поцелуй украсил ее щеку, и Эльза закрыла глаза. Вечно растрепанные волосы Джека оказались приглажены, челка убрана на бок. Ему удивительно шло… Но королева не решалась делать супругу комплименты. Юноша вновь поцеловал ее, но уже нежнее, чуть касаясь покрасневших от частых укусов губ. Он не заставлял ее, больше нет… Только просил, звал к себе.

Королева не отстранилась, как это случалось раньше, но и ответить не смогла. В ней не нашлось той нежности, что томила сердце Джека в эту минуту. Страх был тому виной, или холодность, она не могла решить… Да и не хотела. Эльза не желала думать о чем-то в столь странное мгновенье.

Он целует ее слишком часто.

Слишком трепетны были касания кожи о кожу. Джек точно старался загладить свою вину перед молодой королевой, оправдаться в ее глазах и вернуть себе уважение. Его пальцы пробежались по узким плечам королевы, вычерчивая на них кривые рваные полосы. Эльза сделала жадный вдох, когда ладонь мужа остановилась на ее шее.

Он точно хотел задушить ее, тем самым спасая от страхов, скрытых бледной плотью. Но избавление не приходит так просто… Джек наклонился к Эльзе, целуя чувствительную кожу ее шеи, скользя по ней языком. Дрожь рождалась где-то внутри, с охотой выбираясь наружу. В животе проснулось странное чувство легкости, что-то внутри королевы словно зашевелилось, скинуло многолетние оковы.

Ей уже не хотелось бежать.

И не потому, что сильные руки не позволяли. В стали мышц Джека больше не было того могущества, что нагоняло страх. Его заменила нежность… Минутный порыв слабости. Юноша осторожно расстегивал пуговицы собственной рубахи, спеша избавиться от одежды. Он так хотел, чтобы Эльза помогла ему, чтобы она в порыве страсти избавилась от собственного платья…

Но королева не двигалась, пока щеки ее наливались румянцем. Она не выказывала открытой неприязни, но отсутствие интереса, само по себе, злило Джека не меньше. Юноша уже грубее потянул за тонкую веревку, что тянула друг к другу две части платья супруги. Зеленая ткань упала на пол, став лишь лужей с рваными краями и неровными изгибами…

Эльза вздрогнула, ощутив его губы на своем соске. Джек мягко наклонил свою королеву, прижимая ее к кровати. Удивительное чувство… Корабль качается, ведомый ветром, волнами… А кровать скрипит под весом Джека, подчиняется его порочной власти над происходящим. Все вокруг точно слушало его, приветствовало, как молодого господина… И Джек восхищался сам собою.

Страшно признавать, но Эльза и сама тонула в его величии.

Точеные мышцы покрылись еле заметной испариной. Стоило одеялу лишь коснуться тела Джека, как оно липло к нему, точно кусок металла к магниту. Эльза оказалась свободна от белья, как и Джек, она предстала перед супругом обнаженной. Белизна ее тела сливалась с его… Бледнокожую Эльзу тяжело найти на белой простыне…

Если только на ощупь. Кожа ее мягка, как бархат, она притягивает взоры, рождает в душе супруга сладостный трепет. Джек улыбнулся, проведя ладонью по животу девушки. Легкая дрожь вновь прошлась по ее телу. Пока руки Джека медленно соскальзывали вниз, кожа Эльзы не казалась бархатом… Она стала тонким льдом. Теплым льдом, что так хрупок и нежен в чужих руках.

И Джек был с ней ласков. До тех пор, пока желание не взяло над ним верх. Эта яростная жажда пьянила не хуже любого вина из погреба его дорогого отца... И на этот раз Эльза ощутила ее на себе. Нет, она не понимала желания, что охватило сердце, но чувствовала, что оно не сулит ей ничего хорошего.

– Вильгельм в соседней каюте, – прошептала королева, чувствуя на бедре ладонь супруга.

– Я буду тихим, если ты будешь тихой.

Эльза лишь кивнула в ответ. Ее щеки краснели и краснели, словно яблоки, что наливаются соком. Ладонь Джека не остановилась, она продолжала спускаться все ниже, огибая нежную кожу до тех пор, пока не уперлась в увлажненные желанием губы. Опытный юноша знал, что делать, чтобы достать до самых чувствительных струн в теле партнерши и играл свою грязную мелодию, не стесняясь ничего…

И королева подчинялась ему.

Она кусала губы в попытке сохранить внутри крик, что так и рвался наружу. Она упрямо молчала, терпела порочные ласки. Холодок пробежал по плечам, когда Джек в очередной раз закусил жилку на ее бледной шее. Послушная его зову, девушка смотрела Джеку в глаза, изредка постанывая.

Желание его становилось все крепче, и орган супруга насыщался силой… Королева дернулась, почувствовав, что Джек раздвигает ее ноги. Казалось, что нежность ему уже надоела. Пальцы впились в бедра, сдавили кожу, нажимая на нее, прорезая в белизне ее тела новые отметины.

Эльза вскрикнула, почувствовав первое движение. Джек наклонился к ней ближе, с жадностью припав к уху супруги. Ей больше не было дела до волн, что бушуют за окном, до этого нескончаемого крика птиц, до вереницы звуков моря… Есть только она и он в этой пропахшей деревом каюте, есть только это место, только это мгновение, только сладкий стук двух сердец, касание взмокших тел…