Владимир Путин: «Мы неоднократно обсуждали ее [ФЦП „Научные и научно-педагогические кадры инновационной России 2009–2013“] в различных форматах. В том числе в рамках президентского Совета по науке, образованию и технологиям. В результате были определены основные проблемные вопросы. Программа должна помочь их решить. Во-первых, начнется целевое финансирование научных исследований, проводимых коллективами молодых ученых. Поддержку будут получать более 2,5 тысячи проектов ежегодно. Во-вторых, дополнительные средства пойдут на проведение всероссийских и международных молодежных научных конференций, олимпиад, конкурсов».[26]

Россия постсоветского периода оказалась не очень щедрой на культурные инновации. Длительное следование в фарватере западноевропейской культуры, а также отказ от самобытного развития в 1990-е обусловил слабость инновационного потенциала в культурной сфере. Встряска кризиса 1998 года, а также реальная угроза десуверенизации страны в конце 1990-х – начале 2000-х явились, по сути, точкой бифуркации, когда стало очевидным, что либо Россия будет создавать собственные паттерны, либо она рискует перестать существовать.

Новый курс Владимира Путина, а также многочисленные угрозы, с которыми столкнулась наша страна в новом тысячелетии, обусловили концентрацию внутренних интеллектуальных усилий на формулировке стратегии развития страны.

Угрозы суверенитету современных государств, проявившиеся в последнее десятилетие, также привели к тому, что российская политическая мысль обратила особенно пристальное внимание на концепцию суверенитета и теорию государства. Насильственное расчленение Сербии, уничтожение суверенитета Афганистана, вмешательство мировых центров во внутренние дела и десуверенизация таких стран, как Украина, Грузия, Киргизия, стали важными составляющими при разработке российскими интеллектуалами концепции суверенной демократии. Предложенная в комплексном виде в 2005 году, концепция развивалась и вскоре стала постоянным объектом критики на Западе, где некоторые представители элит справедливо увидели в суверенной демократии идеологию, потенциально способную составить конкуренцию концепции глобализации, а также идеям всемирного американского господства.

Президент России Дмитрий Медведев прямо говорит: сейчас в мире разразился один из самых серьезных кризисов. Смешно полагать, что в нынешнем глобальном обществе кризис минует Россию.

Интересен тот факт, что Россия была услышана, когда предложила свой паттерн. То есть наша страна наконец-то снова получила право и возможность играть роль культурного инноватора в мировом масштабе. Право это появилось, когда мы превратились из безнадежного должника в страну-кредитора. Но очевидно, что никакая, даже самая крепкая экономика не гарантирует автоматически того, что тебя будут слушать, и того, что тебя услышат, если тебе самому нечего сказать. Россия получила право говорить только тогда, когда сама смогла произнести свои слова, а не бессмысленно копировать и ретранслировать вашингтонскую идеологическую жвачку.

Суверенная демократия – тот самый паттерн, который дал России право говорить. Эта идеология сейчас принята во всем мире как русская. Когда политики говорят «суверенная демократия», они имеют в виду Россию. Суверенными демократиями хотят стать и другие государства, что значит: наш паттерн работает. Но достаточно ли нам сейчас этой идеологии? Можно ли ограничиться тем, что мы уже предложили?

Ситуация на планете становится все сложнее. Президент России Дмитрий Медведев прямо говорит: сейчас в мире разразился один из самых серьезных кризисов. Смешно полагать, что в нынешнем глобальном обществе кризис минует Россию. И потому замыкаться на себе и ограничиваться лишь суверенной демократией мы не имеем права.

Россия прошла этап суверенного сосредоточения. Мы накопили сил, чтобы заявить о своих амбициях. Мы вернулись. Нашего возвращения ждали – кто со страхом, кто с надеждой. Последних – много больше. И этим последним мы должны предложить новую идеологию. Современная суверенная демократия с ее преимущественной концентрацией на внутренних проблемах отвечает задачам дня сегодняшнего, но, возможно, будет не так актуальна завтра.

Именно суверенитет сейчас более всего востребован государством. И именно суверенитет в век глобализации подвергается самым серьезным вызовам. Нет числа нарушениям суверенных прав государства, свидетелями которых мы стали после краха системы сдержек и противовесов в 1991 году. Двухполюсная система не позволяла в полной мере обеспечивать свой суверенитет странам, вовлеченным в зоны влияния, но выбор между блоками давал возможность максимально гарантировать самобытный путь развития. Мощное движение неприсоединения давало шанс на полностью суверенное существование. Однополярный мир чуть не привел к краху суверенных государств. Модным стало рассуждение о конце государства как такового. И лишь в последние годы все более очевидным становится противоположный тренд. Страны осознают, что именно суверенитет позволяет максимально полно пользоваться благами глобального мира. Но дело в том, что у большинства стран суверенитет оказался утраченным.

Глобальные идеологические культурные инновации никогда не появляются в безвоздушном пространстве, в идеологическом вакууме. Они являются следствием общественного запроса, следствием многочисленных инноваций рангом пониже. В России одной из таких инноваций, глубоко имманентных русской культуре, стало появление нового анимационного кино. Речь здесь идет о новых студиях, таких как «Пилот», «Мельница». О последней необходимо поговорить подробно.

Весной 2006 года газета «Эксперт» писала: «За последние три года произошло нечто, что по праву может быть названо возрождением российской мультипликации. А именно: вышли четыре полнометражных мультипликационных фильма – „Карлик Нос“, „Алеша Попович...“, „Владимир“ и „Добрыня Никитич...“. Три из них сняты на петербургской студии „Мельница“. В том числе и „Алеша Попович.“, занявший одно из первых мест в листе продаж.[27]

Наверное, можно сказать, что именно с момента выпуска в прокат первого фильма знаменитой сейчас „богатырской“ трилогии петербургская студия анимационного кино „Мельница“ стала по-настоящему известной и популярной. Как отмечали тогда журналисты – успех и популярность „Алеши...“ были тем более неожиданны и удивительны, что его режиссер – Константин Бронзит до своего первого и удачного опыта в полнометражном кино был „широко известен в узких кинематографических кругах как создатель короткометражных, некоммерческих, абсурдистских, изящных, динамичных анимационных картин“».[28]