Не будучи на виду, но тонко действуя за кулисами, Борман приобрел ни с чем не сравнимое влияние в Третьем рейхе».

Осуществляя «глобальные» идеи фюрера, он одновременно сумел прибрать к рукам огромный партийный аппарат НСДАП. А став к тому же личным секретарем Гитлера, получил особые полномочия: никто отныне не мог прийти к фюреру без санкции Бормана; только через него к «наци № 1» попадали различные документы. Через него осуществлялся фильтр лиц, имевших право информировать Гитлера. Гитлер постепенно привык к тому, что Борман находился в его кабинете во время любой беседы.

За свою пёсью преданность и рвение Борман был удостоен высшего звания не только в нацистской партии, но и в СС — обергруппенфюрер. А к 1944 году Борман был уже ближайшим к Гитлеру человеком — и по духу, и по иерархии.

Правда, тогда уже фашистская Германия неудержимо неслась в пропасть.

Наступало время расплаты. Под ударами Красной Армии «тысячелетний рейх» разваливался на глазах.

Господин обергруппенфюрер! Все готово. Можно выступать.

Коренастый человек в форме генерала СС с наброшенным поверх мундира темным кожаным пальто, с записной книжкой в руках, оторвав взгляд от окна, сквозь которое в утренней дымке проступали развалины гостиницы «Кайзерхоф» на Вильгельмсплац, повернулся к говорившему.

Крутой, с глубокими залысинами лоб, пересеченный шрамом, был нахмурен. Слова бригаденфюрера СС Циглера вывели Бормана из состояния глубокого раздумья... Только что он просматривал записки своего дневника, вспоминая события последних страшных дней...

Из дневника Мартина Бормана:

«Воскресенье, 29 апреля.

Второй день начинается ураганным огнем. В ночь с 28 на 29 апреля иностранная пресса сообщила о предложении Гиммлера капитулировать. Венчание Адольфа Гитлерa и Евы Браун. Фюрер диктует свое политическое и личное завещание.

Предатели Йодль, Гиммлер и генералы оставляют нас большевикам!

Опять ураганный огонь!

По сообщению противника, американцы ворвались в Мюнхен!

30.4.45 года

Адольф Гитлер λ[7]

Ева Г. λ».

Перед глазами у Бормана стояли шестеро детей Геббельсов, которым несколько часов назад был дан смертельный яд. Магда сама (доктор Кунц отказался) разжимала уснувшим детям рот, вкладывала ампулы и сжимала челюсти. А потом еще пригласила на чашку кофе: «Посидим часок, как в добрые времена...» В эти предутренние часы 2 мая ее труп, вместе с трупом мужа, обгоревший, лежал в изрытом воронками саду имперской канцелярии.

Геббельс... Этот хромающий выскочка и хвастун еще 27 апреля заставил выйти «Берлинер фронт-блатт» («Берлинский фронтовой листок»). Надо же дойти до такого маразма, чтобы обратиться к жителям города со словами благодарности. Да какими!

«Браво вам, берлинцы!

Берлин останется немецким! Фюрер заявил это миру, и вы, берлинцы, заботьтесь о том, чтобы его слово оставалось истиной. Браво, берлинцы! Ваше поведение образцово! Дальше так же мужественно, дальше так же упорно, без пощады и снисхождения, и тогда разобьются о вас штурмовые волны большевиков... Вы выстоите, берлинцы, подмога движется!»

Борман знал, что Геббельс, как всегда, лгал: подмоги не было и быть не могло. До бункера имперской канцелярии глухо докатывался рокот орудий. Не знал Борман Другого: как далеко отсюда находятся русские.

А между тем Берлин — столица «тысячелетнего рейха» — вот уже три дня как окружен. Горели целые кварталы.

Потерявший всякое представление о реальностях, Гитлер в эти последние дни апреля ждал чуда. Его больная Фантазия рождала надежды на развалившуюся 12-ю армию, на удар по северному крылу наступающих советских войск переставшей существовать армии генерала Штейнера. Фюрер направляет Кейтеля собрать воедино все оставшиеся войска рейха. Фельдмаршал же просто не смог вернуться обратно в столицу. Тем временем Гитлер шлет отчаянные и бессмысленные радиотелеграммы генералам Венку и Шернеру с требованием начать выступление против русских...

Не знал Борман и о том, что войска 3-й ударной армии генерал-полковника В. И. Кузнецова, 5-й ударной армии генерал-полковника Н. Э. Берзарина и 8-й гвардейской армии генерал-полковника В. И. Чуйкова продвигались к центру: к Тиргартену, к Унтер-ден-Линден, к правительственному кварталу. Советским комендантом Берлина Берзариным уже издан приказ о роспуске национал-социалистской партии и о запрещении ее деятельности.

...Сейчас Борман был в плену тяжких мыслей. Казалось, все оставили последнее пристанище фюрера. Помимо Гиммлера и Йодля, один за другим бежали Геринг, генерал авиации Коллер, другие «соратники». Во дворе канцелярии валяется труп генерала Кребса, покончившего с собой.

Кребс... На него многоопытный и предусмотрительный Борман делал последнюю ставку в попытке оттянуть капитуляцию на востоке.

Накануне самоубийства Геббельса Борман договорился с ним послать на переговоры с советским командованием генерала Кребса, к тому времени начальника генерального штаба сухопутных войск, вручив документ, удостоверяющий полномочия последнего.

В 3 часа 50 минут 1 мая Кребс прибыл на командный пункт 8-й гвардейской армии, заявив, что уполномочен установить непосредственный контакт с Верховным командованием Красной Армии для проведения переговоров о перемирии. Кребс передает письмо Геббельса, новоиспеченного (последняя воля Гитлера) рейхсканцлера.

Из письма Геббельса советскому командованию:

«Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера мы уполномочиваем генерала Кребса в следующем. Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 50 минут добровольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Денницу[8] мне и Борману. Я уполномочил Бормана установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери».

К письму Геббельса было приложено политическое завещание Гитлера со списком нового имперского правительства. (Завещание было подписано Гитлером и скреплено свидетелями. Завещание на правах свидетелей подписали Геббельс, Борман, Бургдорф, Кребс. Дата — 29 апреля, 4 часа утра.)

Свидетельствует маршал Г. К. Жуков:

«Ввиду важности сообщения я немедленно направил своего заместителя генерала армии В. Д. Соколовского на командный пункт В. И. Чуйкова для переговоров с немецким генералом. В. Д. Соколовский должен был потребовать от Кребса безоговорочной капитуляции фашистской Германии.

Тут же соединившись с Москвой, я позвонил И. В. Сталину. Он был на даче. К телефону подошел дежурный генерал, который сказал:

— Сталин только что лег спать.

— Прошу разбудить его. Дело срочное и до утра ждать не может.

Очень скоро И. В. Сталин подошел к телефону. Я доложил полученное сообщение о самоубийстве Гитлера и появлении Кребса и решение поручить переговоры с ним генералу В. Д. Соколовскому. Спросил его указаний.

И. В. Сталин ответил:

— Доигрался, подлец. Жаль, что не удалось взять его живым. Где труп Гитлера?

— По сообщению генерала Кребса, труп Гитлера сожжен на костре.

— Передайте Соколовскому,— сказал Верховный,— никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с Кребом, ни с другими гитлеровцами не вести».

Г. К. Жуков дает указание своему заместителю:

«— Передай, что, если до 10 часов не будет дано согласие Геббельса и Бормана на безоговорочную капитуляцию, мы нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет у них охоту сопротивляться. Пусть гитлеровцы подумают о бессмысленных жертвах немецкого народа и своей личной ответственности за безрассудство».

О том, что Кребсу Борманом была дана команда затянуть переговоры, свидетельствует и содержание его беседы с В. И. Чуйковым — командующим армии. Писатель и журналист В. Вишневский, присутствовавший на беседе, приводит запись состоявшегося диалога. На прямой вопрос командующего, принимается ли капитуляция, Кребс ссылается на необходимость получить на это полномочия «правительства»: «Может быть, появится новое правительство на юге. Пока правительство есть только в Берлине. Мы просим перемирия».